Рецензии. 7 социопатов

andreyxramushin • 10 февраля 2020 в 12:52

Смысл настоящего чёрного юмора не в эпатаже, а в обличении зла.

Кто смотрел «Дикие истории» (2014), считайте, что это продолжение, только если там под прицелом были персональные человеческие пороки, то здесь объектом сатиры становятся грехи коллективные, сие речь язвы социума. «Семь социопатов» – фильм откровенно и умышленно трэшевый, т.е. мало того, что он сделан в жанре чёрного юмора, обыгрывающего тему смерти, но и тут его создатели решили в своей маргинальности быть ортодоксальнее ортодоксов. Трэш тут не просто жесть или мусор, но тот психологический задний двор, подвал и нужник, который есть у всякого дома, и все об этом знают, но поднимать для обсуждения эту тему не принято даже в обществе близких друзей и родственников. Например, вопросы сексуальных отношений между родителями здравомыслящие люди с детьми не обсуждают. И ребёнку не рассказывают (но только не в этом фильме), что он – результат папиного азарта и маминого недосмотра, что просто лопнул презик, а насчёт аборта вовремя не подсуетились, вот ты и появился на свет, роднулька ты наш. Некрофильско-педофильские приколы – это тоже трэш из меню обсуждаемого фильма. Психологи полагают, что в чёрном юморе раскрывается двойственность (дуализм) противоречивой человеческой психики, соединяющей в себе антиномическую и антагонистическую противоположность стремления к жизни и к смерти. Однако имеет место быть некий кодекс приличий и этически корректного поведения, который предполагает подобные трудности оставлять для самостоятельного рассмотрения в собственное удовольствие, так сказать, на досуге. А специфически кладбищенские шуточки и физиологический юмор допускаются в кругу проверенных и психологически устойчивых товарищей, с пониженным порогом чувствительности, слабо развитым воображением и атрофией рвотного рефлекса. Впрочем, как художественный приём, такая шоковая терапия допустима, ибо иногда общественная мораль становится уж слишком терпима к проявлениям безнравственной и агрессивно негуманной идеологии, незаметно (или наоборот, вполне осознанно) усвоенной вполне традиционным социумом. В таком случае для пробуждения общественного сознания бывает позволительно (и даже рекомендуется) подсыпать в общий котёл большущую дозу пургена, а все туалеты заколотить ржавыми гвоздями. Вот тогда, быть может, органы чувственного восприятия (зрение и обоняние), оскорблённые непристойным зрелищем и обонялищем, отвесят задремавшему разуму золотой пендель, и носитель мыслительной субстанции наконец почешет немытой пятернёй свою оросившуюся потной испариной плешь. Сюжет о первых (из семи) социопатах наиабсурднейшим образом возводит в абсолют родительскую власть и волю распоряжаться жизнью своего потомства, то бишь, выдаёт им (родителям) лицензию на отстрел своих отпрысков не только в зачаточном состоянии, но и, скажем, в день из совершеннолетия, как резолюцию их бесполезности и ненужности, и как подарочный бонус от творцов и создателей. Каннибализм (а так же некрофилия) в этом случае не обязателен, но допустим, и даже желателен. Надо же компенсировать пращурам потраченные на репродуктивную деятельность силы и время. Черный юмор – это такой же эзопов язык, как и басня. Скажем, возникла проблема: в Европе появилось избыточное количество гостей не европейского происхождения, а гипертолерантность требует от нового мышления старых европейцев относиться к этой проблеме лояльно. Они и пытаются. Но как? Во-первых, не замечают проблему, которая вылезла из телевизора (то есть, из информационного пространства) и сидит у них в гостиной на ковре, молчит и хлопает на них масличными глазами, – проблема же рiдну евромову не розум. Во-вторых, когда не замечать затруднение уже не получается, интеллигентные аборигены именуют его «телевизором» (как же его и кликать, если оно из TV появилась), т.е. называют проблему как угодно, только не её собственным именем. В-третьих, жмут на все кнопки пульта дистанционного управления теликом в надежде на то, что канал как-нибудь переключится и проблема самоустранится, а поскольку толку от их наивных манипуляций ноль, они в отчаянии меняют батарейки. В-четвёртых, делают экстренный звонок в телеателье и вызывают мастера по ремонту телевизоров, типа: прилетит к нам Волшебник в голубом вертолёте …и, наконец, в-пятых, решаются сунуть проблему в мешок для мусора, но маленькая проблемка к этому времени уже успела подрасти и возмужать, а потому заявляет хозяину дома хриплым басом не просто о своих правах, но о том, что ему, хозяину, пришёл трындец! В общем, стебутся испанцы над евроруководством почём зря, а выглядит это вполне невинно и политкорректно. Ну, или почти. Есть то, что известно всем. А что идёт после того, что всем известно? Либо ВСЁ, либо НИЧЕГО. Шесть дней творения – это наша временная жизнь. А потом? Небытие или Воскресение, Ничто или Вечность? Пока не откроешь дверь и не заглянешь, можно только гадать. И у того, кто заглянул, уже не спросишь. И что же делать? Пессимист мылит верёвку, философ курит трубку и пытается сконструировать метафизику меона, а практический ум, решив эту задачку ещё на заре цивилизации, сформулировал ответ таким образом: Помирать собираешься, а пшеничку-то сей! Это смысл третьей социопатической новеллы, естественно, в моей интерпретации. И раз уж речь зашла о верёвке, то вспомним и другую народную мудрость, которая гласит, что в дому удавленника об этом – весьма полезном и необходимом в хозяйстве – предмете не говорят. То бишь, четвёртую новеллу пропускаем. Надеюсь, объяснять причину излишне. Но намекну стихами в жанре трэш: «Я спросил электрика Петрова, почему молчишь ты, дядя Вова? Ну а он молчит, не отвечает, он висит и ботами качает». Поднимите руку, кто не понял? Специально для вас другой вариант финальной строки: «Ну, а он молчит, не отвечает, только ветер труп его качает». Если кто-то опять не понял, просто смиритесь с фактом: черный юмор – это не ваше. Социально-политическая демагогия эксплуататора, нажившего капитал на рабском труде подпольных, в буквальном смысле, рабочих-нелегалов – тема пятой новеллы, а заодно и его, эксплуататора, вдохновенной речи, прославляющей небесную доброту работодателя и невероятное везение сидящих в подвале трудяг, которых он облагодетельствовал, позволив им вкалывать на него по 20 часов в сутки и жить там же, где работают, ибо без его отеческой заботы, они бы наверняка вступили на путь преступности и проституции, а это вредно для здоровья, и конец сему – вечное пребывание в аду. Впрочем, там, по крайней мере, суше и теплее, чем в том подвале, где они сидят сейчас. Ну, и ещё пара социопатических зарисовок от испанских кинематографистов на остросоциальные и политические темы в фирменном стиле Мика Джаггера Paint It Black. Если «прочитать» фильм в том же ключе, в каком Кит Ричардс интерпретирует «Сочувствие дьяволу» (Sympathy For The Devil), то весь его трэш на поверку окажется ни чем иным, как воззванием к попутавшей рамсы Европе: зло не в том, что о нём говорят, называя вещи своими именами, а в том, что позволяют совершаться бесчеловечным делам и несправедливости.