Рецензии. Господа Головлевы
Просмотрел фильм, прочёл две замечательные предыдущие рецензии. Как будто обе сам и писал. Поэтому лучше процитирую пару тезисов (из каждой - по одному): 1. 'При просмотре первой серии возникло стойкое ощущение, что это сериал и я смотрю его где-то посередине. Причём мне не повезло, и я включила именно ту серию, на которой у создателей закончились деньги'. 2. «Господа Головлёвы» — это одна из самых страшных книг из всех, что когда-либо были написаны, страшнее, чем «Волчок», «Груз 200» и «Счастье мое» вместе взятые. Разбавлять этот тихий ужас ностальгией, разворачивая его на фоне красивых уютов — тяжкий грех перед автором и легкомысленным, разучившимся, увы, читать, видеть и прозревать за глянцем зрителем'. Под всем этим подписываюсь. И ещё, от себя: мир, изображённый в картине, производит впечатление молодёжного. 99 процентов персонажей - молодёжь пионерского и комсомольского возраста. Может быть, так оно тогда и было, время было такое?
У меня двойственное чувство от просмотра этого фильма. Я часто и с большим удовольствием смотрю экранизации классики, а 'Господа Головлевы' - одно из моих любимейших произведений. Я надеялась вновь погрузиться в неторопливый сладостно-душный головлёвский уклад, в семейный быт, в котором сон разума последовательно и бесперебойно рождает чудовищ... Но здесь меня ожидало разочарование. При просмотре первой серии возникло стойкое ощущение, что это сериал и я смотрю его где-то посередине. Причём мне не повезло, и я включила именно ту серию, на которой у создателей закончились деньги. Суетно, скомканно, с пятого на десятое, игнорируя внутреннюю логику произведения, мне рассказали, что вот, дескать, жили какие-то такие люди и было у них всё вот примерно как-то так... Вы не увидите в фильме ничего, что объяснило бы вам, как эти граждане дошли до жизни такой. В фильме отсутствуют многие значимые персонажи, в частности, муж Арины Петровны, её старший сын, с лёгкой руки которого Порфирий Головлёв, собственно, и стал зваться Иудушкой. Да и сама Арина Петровна, несмотря на очень точную работу Людмилы Поляковой, выглядит 'проходной', невнятной. А это, пожалуй, самая важная для раскрытия смысла произведения фигура. Формирование личности Порфиши, его взлёт и драматичное падение проходят под влиянием матери почти по-фрейдовски, что позволяет роману сохранять остро современное звучание. Иудушка – это лучшее, что могла родить и воспитать женщина, подобная Арине Петровне. Судьбы других её детей - не просто фон (как это выглядит в фильме), но детали, дающие возможность понять причины того, что происходило и продолжает происходить со многими и многими неглупыми, в принципе, и образованными русскими людьми. В экранизации же персонажи существуют как будто бы сами по себе, без всякой внутренней связи. За поверхностное прочтение первоисточника я поставила бы фильму «двойку», однако досмотрев картину до конца, всё же передумала. Дело в том, что ко второй серии фильма, во многом благодаря Денису Суханову, исполнителю главной роли, появилось нечто, что в хорошем кино называется атмосферой и что после просмотра заставляет думать, переживать и писать рецензии. Я увидела вдруг (и для меня это стало приятной неожиданностью) не Иудушку-персонаж, а Судьбу, которая нашла в моей душе живой отклик и сочувствие. Только ради этого фильм стоило смотреть. Итог. Для экранизации Салтыкова-Щедрина необходим либо эпический размах, либо проникновенная психологическая глубина. Ни тем ни другим создатели фильма, по-видимому, не располагали. Не советую смотреть фильм школьникам, которые захотят таким образом избегнуть чтения романа. А тем, кто роман знает хорошо – почему бы и нет? 5 из 10
Последнее десятилетие, стоит отметить, оказалось богато на экранизации национальной классики, причем не забытого за долгие годы молчания и вновь обретенного Серебряного века (как десятилетие прошлое), а самого забубенного, школьной плесенью покрытого критического реализма революционно-демократического, народнического периода. Более того, смело можно утверждать, что на этом направлении уже сложилась и своя школа, некая общая для всех работ жанра стилистика, разительно отличающая новые интрепретации от хрестоматийных советских. Главным образом это касается изображения помещичьего быта - неизменно ярко, красочно, с любовной доскональностью воссозданного, вне зависимости от содержания взывающего к ностальгии по былому барству, ощущению своих с тем сословием генетических как бы связей у подавляющего большинства (вот парадокс-то!) зрителей. Поистине, что прошло - то стало мило (если пройти успело до семнадцатого года, конечно). И отклики на эти фильмы (будь то 'Идиот', 'Отцы и дети' или 'Герой нашего времени') обычно соответствующие: редко какой из них не вызывает криков душ о красоте утерянной, растоптанной вонючей кирзой восставшего быдла вкупе с гэбнею кровавой... Так вот, на мой взгляд, наступает момент, когда подобное (пусть и на чисто эстетическом уровне) видение прошедшего - небесные просторы, золотые овсы, церковные благовесты, сусальные мужики в смазных добротных сапогах - перестает выдерживать какую бы то ни было критику. По крайней мере тогда, когда речь заходит об экранизациях Салтыкова-Щедрина - этого Балабанова девятнадцатого века, недоброго до безжалостности обличителя свинцовых мерзостей и всеобщего общественного распада, автора нескончаемой, как бы сейчас сказали, чернухи, которого Розанов характеризовал следующим нелестным образом: 'Как матерый волк, напился он русской крови и сытым отвалился в могилу'. 'Господа Головлевы' - это одна из самых страшных книг из всех, что когда-либо были написаны, страшнее, чем 'Волчок', 'Груз 200' и 'Счастье мое' вместе взятые. Разбавлять этот тихий ужас ностальгией, разворачивая его на фоне красивых уютов - тяжкий грех перед автором и легкомысленным, разучившимся, увы, читать, видеть и прозревать за глянцем зрителем. 'Воистину болото родит чертей, а не черти созидают болото', - считал Салтыков-Щедрин, как никто другой умевший живописать это болото, эту 'страшную, потрясающую паутину мелочей, опутавшую всю нашу жизнь', паутину, превращающуюся, незаметно накапливаясь, в невыносимое бремя, в нестерпимый гнет. В его Головлеве 'все глядело сумрачно, сонно, все говорило об угнетении', 'мертвая тишина ползла из комнаты в комнату', пахло 'отчуждением, выморочностью', 'отовсюду, из всех углов постылого дома, казалось, выползали умертвия'. Головлевский черт Иудушка - не более чем порождение головлевского болота, которое, по-моему, играет в романе не менее важную роль, чем океан Солярис в соответствующем опусе. Очень жаль, что Александра Ерофеева и ее художники-постановщики предпочли проторенную стезю традиции кинематографической и не послушались автора - их фильм многое, очень многое из-за этого потерял... Разумеется, как портретная галерея фильм силен, и весьма. Денис Суханов великолепен в образе Иудушки, эволюционирующего от сладенького наушника, медоточием своим как петельку накидывающего, до бьющегося в запое празднословья домашнего тирана и - позже - до внутренним тленом и прахом пошедшего живого мертвеца. Людмила Полякова, как всегда, блистательна, успевая за считанные минуты своего появления на экране показать свою героиню сначала - холодной и властной скопидомкой, затем - оскорбленной в своих чувствах, обворованной сыном родным матерью, и наконец - жалкой, впавшей в детство старухой. Убедительны и по-женски хороши (каждая по-своему) обе Полины - Агуреева и Нечитайло. Событийная канва романа в общем сохранена и почти не скомкана. В фильме практически нет проходных сцен и есть - очень мощные (последнее чаепитие Иудушки с маменькой и сыном Петенькой, игра Иудушки в дурачки с покойной маменькой, последняя песня Анниньки в чуланчике у Евпраксеюшки, стремительное движение по нисходящей сестер-актерок, пошедших по рукам). Конечно, фильм заслужил свое право на существование. Но верно и то, что последняя точка кинообращений к 'Господам Головлевым' им не поставлена. С романа все еще сняты лишь пенки. Он все еще ждет-пождет серьезных и добросовестных исследователей, которые - уверена - появятся.