Рецензии. Синонимы
Не очень интересуясь еврейской темой, я всё же с интересом понаблюдала пару художественных высказываний об ассимиляции евреев в большое человечество. В фантазийном «Американском огурчике» ортодоксальный еврей пробует реализовать американскую мечту. В таких же фантазийных «Синонимах» евреи испытывают терпение родины романтики Франции. Ни тот, ни другой фильм мне не понравился — прежде всего, плохо замаскированной заказухой. Эти якобы комедии - под прикрытием сарказма над евреями (позволительного, как мы знаем, только евреям) - несут примитивную националистическую идею: еврею место среди евреев. Что подтверждается участием Министерства культуры Израиля в создании данного продукта, да и самой победой на берлинском фестивале — кино искусство политическое. Поэтому критикам в оценке этого фильма я бы не доверяла. Действие фильма происходит в Париже — городе любви. Зачем еще ехать в Париж, если не за любовью? Своё незамысловатое понимание любовного потенциала героя авторы выкладывают незамедлительно. Откровенность за откровенность: более асексуального героя-любовника трудно представить, чем вот этот странный тип с полуоткрытым ртом, безвольным подбородком и здоровой бесполезной елдой, Что за необходимость трясти перед зрителями гениталиями, если ты не эксгибиционист? Однако у еврейских кинематографистов и присоединившихся к ним кинокритиков свой взгляд на понятия извращений и актуальных художественных процессов. Такова селяви в фильме. После первых десяти минут хотелось его навсегда выключить. Остановил Золотой медведь и зеленый цвет рецензии Зельвенского. Едва привыкнув к новой нормальности в виде голого мужика на экране, я получила еще один сокрушительный удар по своей картине мира. Я готова поверить в искренне ищущего любовь Парижа еврейского парня. Готова поверить даже в его фрейдистскую ненависть к языку предков. Но палец в попу в качестве протеста против духовного закабаления предками — это перебор, разрушающий всю мистерию любви. Этот пассаж обесценил для меня дальнейшую психическую деятельность парниши. А по-честному, и его создателей. Оставалось лишь дождаться предсказанного Министерством культуры финала. Финал, разумеется, не подкачал. 2 из 10
Интересная вещь национальное самосознание. Переехав в иную страну, можно ли полноценно стать её гражданином не в плане паспорта с нужной пометкой, а больше на уровне ментальном? Возможно, кажется, что достичь такого будет не сильно тяжело, но можно ли быть уверенным, что даже тогда точно пропадёт та часть человека, что была с ним давно, исчезнет со всеми особенностями менталитета и, что важнее, историями, которыми была полна прошлая жизнь? О чём-то подобном и размышляет Надав Лапид в своём новом, где-то биографическом фильме. Его главный герой, израильтянин Йоав, пытается стать французом с рьяным усердием, которому можно и позавидовать. Как важнейший пункт своего становления в новой стране, первым делом Йоав покупает себе словарь - куда ж без него - откуда черпает всё новые и новые слова, поглощая один за другим синонимы, чтобы, например, красочно описывать не любимый им Израиль. Конечно, одна страна, как верно подмечает собеседник, не может быть всем перечисленным, но не для Йоава, отчаянно не желающим считаться израильтянином в Париже. Для этой цели он не глядит по сторонам, как всякие другие туристы, проходя даже мимо замечательного Нотр-Дама, и полностью отказывается от речи на иврите. Да он даже легко готов отдать свои личные истории из прошлого, лишь бы не оставлять связи с собой ранним. Это всё части сложного и большого преображения, которое, по милости Лапида, начинается совершенно с чистого или, вернее, голого листа в пустой квартире. Дальше судьба с помощью милой молодой французской пары - писателя и гобоистки - даёт финансовые возможности Йоаву войти в новую жизнь, чем он и пытается всеми силами воспользоваться. А те самые корни, тот самый нелюбимый Израиль из жизни, кажется, никуда уходить и не собирались: работа в родном посольстве, а помимо французских друзей товарищи сплошь израильтяне. Да какие: то в кипе звучно и по-хамски запоют гимн в метро, то идут на встречу с неонацистами ночами, словно Гектор, что не боится никаких Ахиллесов. Какая судьба постигла античного героя вспоминать или рассказывать детям не стоит, ведь самого Йоава, как и автора, знающего этот итог, это не сильно волнует в каком-то драматичном плане. Переживает главный герой, по большей части, из-за голода, который легко утолить в местном ночном клубе, где даже простой израильский парень легко станет звездой вечеринки. Ну, и ещё волнуется из-за любви. В этой обновлённой жизни возникает сильная, только, по началу непонятная, любовная неразбериха: сексуальное напряжение между двумя близкими друзьями хоть режь, а потом внезапно оказывается, что милейшая Каролина тоже привлекает к себе пристальное и горячее внимание. Чудесный Париж и вся эта яркая жизнь, кажется, движется по полной в самых разных формах, чего горевать? Но Йоав, очевидно, так сильно мечтающий стать французом, к своему внезапному сожалению не может избавиться от своей национальной идентичности, как бы сильно не старался стереть существующие границы хоть у самого посольства. Осознание этой связи с родиной к нему придёт при самых, наверно, странных обстоятельствах, но тем оно, пожалуй, ценнее и крепче. Будь то курсы по гражданству, сообщающие что такое хорошо, а что такое плохо, или же эротичные съёмки с палестинской девушкой - осознание, разгоревшееся новыми красками, будет сиять всё сильнее. И гимн на родном иврите будет петься с гордостью, а истории, так легко отданные недавно, необходимо будет вернуть. Ведь, пожалуй, суть человека именно в тех самых историях - личных и только его - которые передать кому-то ещё из-за попыток загладить вину или же в попытках отбросить былое - решение не самое лучшее, ведь нельзя убить часть себя, переродившись в нового человека с абсолютно чистого листа. Без прошлого никуда, хоть оно и, думается, лишь мешает в желании стать кем-то ещё 'Синонимы' - кино не самое выдающееся и захватывающее, но очень интересное. Оно легко может заставить скучать, а в следующий момент рассмешит и наполнит дикой, живой энергией. Неровные и сбивчивые, тем не менее, 'Синонимы' оставляют после просмотра странное, но приятное ощущение с желанием обдумать и разобраться в обрисованном образе человека, пытающегося изменить себя. Просто вот ведь повезло кому-то родиться, скажем, французом, а какому-нибудь Йоаву, сколько он не тужься, стать таковым, отринув корни, не удаётся. И вот таким невезунчикам, на самом деле, остаётся в этих условиях принять одно судьбоносное решение: вернуться к себе самому или же продолжать ломиться в закрытые двери в, видимо, тщетной надежде их разрушить.
Этот фильм богат на детали, они действительно заставляют задуматься. У главного героя в самом начале фильма украли все вещи, один походный рюкзак вот всё его богатство. Но что же мы видим в конце фильма, неожиданный поворот – тот же самый рюкзак. Он его нашел? Его не украли? А что же тогда украли, только одежду и спальник? Грабители во Франции совсем тронулись рассудком. Ладно, пусть грабители слегка глупые, сам Йоав наш мальчик не менее. Он пытается согреться тёплой водой, находясь практически на улице, ведь рядом открытое окно. Оказавшись в чрезвычайной ситуации, бывший солдат, как бы не замечает, что на пороге в квартиру лежат ковры, в которые можно завернуться подальше от окна. Девушка с академическим образованием вместо того, чтобы включить мозг упрекает его в том, что он не побежал за похитителями, вкладывает в это чуть ли не сакральный смысл. Алло! Он же голый, а на улице вечер и холод, единственные варианты это поддерживать тепло или обратиться в полицию, ты-то сама испугалась открывать бедолаге дверь! Она кое-кого напоминает: музыкантша играет на духовом инструменте и любит секс, в одном молодежном фильме нулевых такое уже было, крутой плагиат. Мне нравится, что Каролина увидела Йова и сразу же всё поняла. Вот бы сначала показать ей, как он дыру в потолке заделывает рубашками. Эмиль, он же писатель, бизнесмен и ценитель классики. Еще он любит пролистывать свою книгу с помощью компьютерной мыши от apple. «Я покажу тебе своё творение» и тут спасибо режиссёру мы видим, что навык владения средней кнопкой мыши, куда как выше, чем способность глаголом жечь сердца людей. Лучше бы также хорошо нажимал на клавишу delete. Он уважает своего нового друга, но одевает его как клоуна. Драка в офисе не впечатлила. Как будто режиссёр активно посещал арт-выставки и художественные фестивали, увидел перформанс двух мужчин на столе и решил вставить их в свой фильм. И вот они ёрзают по узкому столу, так аккуратно, что хочется плакать. А ещё Надав Лапид любит различные провокационные акции, особенно те, которые устраивают в метро. Читает утром газету: «В подземке прошла очередная акция посвященная жизни евреев в Париже». Такого не хватает моему фильму, всё-таки на Берлинский фестиваль замахиваюсь! Но еще создатель фильма решил поразить всех своей съёмкой. Ничего лишнего в кадр не берёт, минимум движений. Однако, если персонажи начинают движ, то приходится подстраиваться, нехотя двигаться, когда толпа беснуется лица просматриваются плохо, толком ничего не видно. Но зрители и так поймут к чему это, воспоминания героя хоть и яркие, но людям свойственно при погружении в себя не так чётко представлять прошлое и т.д. Да и зачем какие-то подробности, вот главный герой – весь такой француз из себя. Почему он так взбесился? Потому что не согласен с новыми правилами? Что за вакханалия творится в его голове. В конце он идёт по улице точно так же как в начале фильма. «Совсем бы умный человек, кабы не такой дурак». Подытожу: в качестве спектакля сойдёт, ибо требует минимум реквизитов, для фильма только деньги на ветер. «Ну это же авторское кино!» - верно, отличный сорт гадости. 1 из 10
Искать в «Синонимах» Лапида, в этом звенящем недомолвками фильме, лишь национальные тему, идею и логику – это все равно что его купировать. Голый и почти мертвый, по крайней мере, остылый, как мертвец, Йоав в начале истории – это не просто человек, который стёр, смыл с себя свою прошлую участь и судьбу, изъял их вместе с национальной идентичностью. Чужые одежда, жилье и язык, чуждая работа и еда, отчуждающие от самого себя связи и отношения – не просто метафоры невозможности смены национальности (как пола, времени или планеты). Все это слишком простые смыслы, которые легко считываются, и этой легкостью от многих закрывают главное. Как быть антониму в мире синонимов? Стоит ли становиться синонимом тех, кто без боя дал стереть себя, свою противоречивость, свою индивидуальную сущность ради лжекомфорта и лжесвободы, сам себе, как добровольный пораженец и раб, вынес диагноз: я скучен, банален, стерилен, сер? Помните, Йоав стоит возле вертушки с красивыми (явно для туристов) открытками? На них промелькивают Наполеон и Курт Кобейн. Они синонимы? Да! Они родственны в решимости позволить себе все, они равны в свободе, неком сверхчеловеческом статусе, который потом наткнулся (как и любой бунтующий романтизм, ненавидящий рамки) на разочарование и трагедию – дуло Святой Елены… В то же время они являются антонимами многих людей, скучных, банальных, серых. Они такие же, как наш герой, так и не ставший синонимом Франции, зато в своей антонимичности ей (а не только Израилю) обретший свою истинную индивидуальность, избавившийся от иллюзии, что счастье – это быть синонимом тех, кто кажется безупречным. Да, в начале истории цель героя довольно примитивная, плоская: убью в себе еврея, совершу обрезание родины, пройду добровольную лоботомию, стерев иврит и историческую память, сжав в кулак сердце, вырву из него семью. Не подобную ли ампутацию памяти из-за смерти любимой и ненавистной жены (как акт духовного самоубийства или самоизнасилования) пытался учинить с собой герой Марлона Брандо в «Последнем танго в Париже» (носитель столь же яркого пальто и столь же кричащей идеи абсурда)? Как поначалу мыслит Йоав? Выучу чужой язык, вольюсь в чужую струю, стану кем-то другим, из еврейского пепла воскресну французским фениксом, приживусь в культурной, свободной, открытой, непохожей на Израиль стране, для которой границ (и войн по их поводу) не существует, а потом буду похоронен на парижском кладбище, смешаюсь с французской землей… Но ему не стать таким, как француз Эмиль, который чувствует себя безысходно банальным, не способен рождать собственные истории, которого отформатировала скука. Кто, будучи молодым, стар и немощен, как вся Европа… «Синонимы» о всяком времени, для всех и обо всех, кто задумался, кто возмутился, оскорбился, вступил в яростную схватку с обступившим со всех сторон «мировым безобразьем». Кто в идеалистическом поиске синонимичного звучания (согласия, единства) попал под сизифов камень. Кто, став на путь такого поиска, стал наматывать бесконечные гекторовы круги возле стен Трои. Есть оборот «бег по замкнутому кругу»? Главный его синоним – Абсурд. Слово, боготворимое французскими экзистенциалистами. Второе имя Франции, Израиля, планеты, человека, на ней живущего. Вот что воистину делает всё здесь синонимами. Роднит и отрицает, убивает… всех. Даже тех, кто под звуки классической музыки в атмосфере всеобщей глухоты, иллюзорной свободы и тотального рабства, думает, что живет в цивилизованной и великой стране, в до неприличия нормальном мире… Есть ли выход у Йоава (если этот выход не Франция)? Не тупик в финале его родина? Насколько оптимистично звучит фильм Надава Лапида? Альбер Камю когда-то задал человечеству острый вопрос: «Разве абсурдность жизни требует избавления от нее при помощи надежды или самоубийства?» Прочувствовав и пережив весь абсурд своего Израиля (апогей абсурда: молитва «аллилуйя» в устах почти стриптизерш и адский смех мамы Йова на кладбище), герой решается на самоубийство в качестве еврея, так как сильна надежда от абсурда избавиться, став французом. И тот, и другой выборы (и самоубийство, и надежда) оказываются никуда не годными. Абсурд везде. Легкая логика смены судьбы (с еврейской на европейскую) сменяется честной и трудной нелогикой одиночества человека как такового. Нелогикой Гектора, который остановил бег по кругу и больше не желает находиться спиной к опасности, нелогикой Сизифа, который больше не хочет катить камень в поисках лучшего места на земле, истинной правды, родины, национальности. Итак, ни надежда, ни самоубийство перед лицом абсурда не выход. Есть что-то третье. «Судьба моя – я сам». Я сам своя родина, своя правда и своя свобода, своя Франция. Перед нами не просто философское кино – кино экзистенциальное, подводящее мысль к пределам, доступным для нее. И вслушиваться на самом острие этой границы в диалог, который ведут главные герои театра жизни: Абсурд, Смерть и Надежда. В ходе их диалога выясняется, что мир, претворявшийся великолепным, на самом деле жалок, интересные люди – скучны, свободные – недалеко ушли от рабов, великодушие любви и дружбы – всего лишь прикрытия ревности, честолюбия, эгоизма и зависти (все это мелкочеловечье читается в треугольных отношениях героев). Ощущение прекрасного нового мира сменяется на ощущение мира абсурдного, где индивидуальная позиция героя для всех - безумие Чацкого (горе от ума, от честности). Истинный талант, ум, справедливо разъяренный творящимися вокруг хаосом, ложью, видит в Йоаве лишь режиссер. Два раза наш герой получает болезненную пощечину абсурда (а то и выстрел в лицо). Первый раз – на унылом занятии для иностранцев, желающих стать французами (стерильная демократия, серая свобода - урок, напоминающий спектакль для умственно отсталых). Второй – когда слушает классическую музыку на концерте, где играет Каролина: механичность жестов, стерильность звуков, бессмысленная пантомима человеческого оркестра в мире пустом, глухом и мертвом, где каждый – заложник/раб навязанной лжесвободы: сексуальной, гендерной, политической, этической, эстетической, религиозной… Реакция на оплеуху абсурда – Тошнота. И точная догадка, что ты везде Посторонний. После таких оплеух есть реальный шанс проснуться. В смысл, в осознание себя, в ответственность, избавиться от иллюзий, стать не гражданином Франции (ее величественные декорации для героя рушатся, когда дверь Эмиля захлопывается навсегда), а жителем вселенной абсурда, испить до дна чашу «первобытной враждебности мира» (А. Камю), сменить инфантильный вопрос «Зачем я еврей, а не француз?» на мужественный: «Зачем я живу, а не умираю?» Многие философы считают, будто первым делом разума является различение истинного и ложного. Фильм Надава Лапида о том, что в мире абсурда они подчас неразличимы, как синонимы. И только тот, кто пошел на риск максимальной честности и свободы, решится крикнуть всем «Я антоним!», взорвавшись бунтом в мире унифицированных, как номера в замятинском романе, синонимов.
'Синонимы' - фильм, который вызвал во мне серьезное внутреннее противостояние и даже конфликт: сжалиться над собой и уйти из зала на середине или все же выдержать пытку очередным 'авторским' кино ради максимально объективной рецензии. В этот раз критик во мне победил. С первых же кадров было понятно, что ничего хорошего ждать не стоит. Камера тряслась от нервной ручной съемки, изображая вид глазами героя, который, ко всему прочему, еще и истерично дергал головой в разные стороны, демонстрируя нам то смазанный асфальт, то витрины магазинов, то случайных прохожих. И практически сразу после этого вдохновляющего вступления нам крупно и в максимальных анатомических подробностях показывают обрезанный член главного героя. Долго, достаточно крупно, без всякого на то смысла. Сцена в душе. Нужна ли она по сюжету? Да. Нужна ли она именно в таком откровенном виде? Ну что вы, это же смелое авторское кино! И с первых минут у вас не должно остаться никаких мещанских иллюзий, проклятые вы ханжи. Тьфу. Французское кино в худших его проявлениях, в карикатурных даже. Все, что вы ждете от Франции, кроме эстетики. Откровенность на грани фола, метафоричность на уровне бреда. И все это мы, конечно, уже видели миллионы раз. В эпоху расцвета того самого авторского кино, когда оно еще было авторским по-настоящему. Когда подобные приемы были натуральной пощечиной заскорузлому и безнадежно устаревшему художественному вкусу. Когда это было действительно смело, по-хулигански, дерзко. Когда это меняло сложившуюся парадигму в искусстве и лихо задавало новый современный вектор. Но сейчас что это? Зачем? Фильм, если я правильно уловила идею режиссера Лапида, должен повествовать о проблемах эмиграции, о сложном понимании родины и себя в ней, о попытке сбежать от своей сути и истории, непременно все равно таща этот груз за собой повсюду. Но каким образом мне поможет лучше уловить происходящее постоянное настойчивое заигрывание с гомосексуальной темой (почти, вот-вот, на грани, но нет, вам показалось), мастурбация на камеру, постоянный переход с ручной съемки на штативную и долгие мучительные паузы по любому удобному случаю? Все это штампы настолько мучительные, что о них и говорить нечего. Еще двадцать лет назад 'Синонимы' смотрелись бы свежо, хоть и не перестали бы от этого быть проходной претенциозной пустышкой. Но сейчас! Сейчас этот фильм - кусок яркой пластмасски с грубым краем. Покрутить в руках, едва пораниться и выкинуть за ненадобностью. Почему многим режиссерам сегодняшнего дня кажется, что без миллиарда дурацких метафор, сложных углов съемки, обилия членов (обрезанных и нет), и максимального нагромождения иносказательной ерунды, не может быть НАСТОЯЩЕГО кино. Откуда это взялось-то все?! Авторское кино - не значит 'настолько плохое, что даже почти хорошее'. Но почему-то все чаще происходит именно так. 4 из 10 За неплохую идею.
По мокрой улице Парижа бежит Йоав. Он спешит укрыться от дождя, спешит попасть в огромную, пустую квартиру и, наконец, согреться. Йоав скидывает на пол свой трекинговый рюкзак, одежду, и бежит принимать горячий душ. И, пока он плескается в горячей воде, кто-то похищает все его, спрятанные в рюкзаке, вещи. А вместе с ними, по всей видимости, лежало и то, что должно было крепко связать многочисленные сюжетные зарисовки, придуманные автором, в единую гармоничную картину. «Синонимы» Надива Лапида представляют тот вид авторского кино, в котором хорошие, по сути своей, концепции и идеи тонут в довольно посредственном исполнении. И речь сейчас не про операторскую работу, аудио-визуальную составляющую и прочие «технические» моменты. Дело именно в сценарии, режиссуре, построении сцен. Вот герой, вот парочка скучающих буржуа, вот они знакомятся и, без всяких предисловий, становятся довольно близкими друзьями. Еще пару минут назад Йоав не был знаком с Эмилем, а теперь они уже вместе слушают музыку, пьют и сидят в обнимку. Еще через несколько мгновений мы увидим Йоава на новом месте работы, потом познакомимся с другим его приятелем, позже… проблема в том, что этим скудным описанием я не упрощаю сюжетные повороты, я дословно их пересказываю. Фильм слишком многое оставляет за кадром. Слишком много моментов, которые могли бы помочь поверить в происходящее и проникнуться к персонажам. Лапид не стесняется кромсать свою историю, вырезая, как ему кажется, все лишнее. Однако порой он вырезает не лишние, а важные детали. От чего бежит герой? Что за ужасы заставили его покинуть родную страну, в контексте какой истории он принял решение перестать быть тем, кем был рожден? Кроме того Лапид, очевидно, не стал тратить время на некоторые мелочи, касающиеся образов героев. Почему Йоав, живущий на диете из дешевых макарон и томатной пасты, неизменно остается прекрасным, рельефным и привлекательным? Неужели суровый быт, по сути, беженца, не должен был сказаться на его внешнем виде? Почему после всех его «прогулок» и «приключений» он все еще выглядит как модель с подиума? Все это мешает понять сколько времени прошло и как оно сказалось на персонаже. Эти вопросы возникают непосредственно во время просмотра фильма. И, как следствие, ты думаешь не про идеи, которые хотел донести до тебя режиссер, а про очевидные недостатки картины, которые мешают тебе погружаться в нее и проникаться взглядами господина Лапида на жизнь. Это вовсе не означает, что фильм ужасен. Нет. Это лишь значит, что из-за невнимательности режиссера к деталям вместо хорошего, глубокого кино, мы получаем довольно среднюю картину. 'Синонимы' похожи на пробу пера автора в столь волнующей его теме. На первые наброски, мысли, которые он успел 'закрепить' на бумаге сразу после того, как они пришли на ум. 'Синонимы' не плохой фильм. Но это фильм, снятый, будто бы, по черновому сценарию. 5 из 10
Всё очень просто. Картина о том, как бисексуальный Израильский парень, не принятый 'своими' в военизированной стране Израиль - приезжает на ПМЖ в либеральную Францию, но французские развратные установки оказываются ему ещё более противны, чем Израильские патриархальные, засевшие в его голове с детства. Спустя два часа он уезжает. Картина снята в духе 'грустного, упаднического чёрного юмора' - израильские военные показаны злобными маньяками, французская девушка - шлюхой, французский парень - никчемным грустным мазохистом на шее у папеньки-владельца завода, французский художник- секс-маньяком-извращенцем. В общем всё отстой. Куча обнажённой натуры в фильме добавляет перца, как и пикантные сцены. Собственно больше ничего в этой картине нет. Учитывая, что к фильму имеет отношение Марен Аде, снявшая 'Тони Эрдманна' (она указана в начальных титрах) - если вам нравится такой вариант юмора, то эта картина ваша, везде высовывается её стиль. И хоть бы всё это было смешно, но нет. Мне кажется что у Марен Аде довольно скучный, несмешной юмор, а идейно её фильмы - путь в никуда, пустышки. (Папенька, цепляющий пародийные вставные зубы в 'Тони Эрдманне' - это тоже уровень Петросяна или ниже). Да и в сплошном негативе не может быть идеи. Поэтому 5 из 10. ... Как сказала моя знакомая, привыкшая к голливуду и звёздным войнам, выходя из кино - 'я поняла, что такое этот твой артхаус, - это члены и политика'. И здесь мне нечего ей возразить. Это не артхаус, не Бунюэль и даже не фон Триер, это довольно низкий уровень снятого 'с умным видом' независимого кино, непонятно почему получающий серьёзные призы, искусства тут почти нет. Может, Европа и правда скатилась в сплошной мазохизм.
Одним из основных принципов сионизма является противостояние ассимиляции евреев. Проще говоря, задача тех, кто основал и поддерживает Израиль состоит в недопущении смешения евреев с другими народами вне Израиля, что обусловлено необходимостью наполнения Израиля все новыми и новыми переселенцами. Естественно важно при этом не допустить оттока жителей Израиля. А отток этот очень немалый, ибо на то есть причины - климат в Израиле ужасный, цены на все высокие, война идет постоянно, перспектив развития во многих сферах нет. Кстати, исполнитель главной роли в фильме Синонимы по окончании фильма во Франции жить остался. Видно двери оказались не сильно закрытыми. Сионизму нужно что-то отвечать на тенденцию переезда евреев из Израиля в более благополучные страны и отвечают в том числе пропагандой в кино. Финансируют съемки типа арт-хаусного фильма (там же много всего накручено, всяких фраз разных, все заумно и непонятно - значит, к бабке не ходи, арт-хаус), договариваются с жюри - фильмёшка из Израиля получает приз. Евреи (а им это адресовано) смотрят на достижения израильского кинематографа. Что видит житель Израиля на экране - приехал молодой, красивый еврей во Францию и что получает? Жизнь в маленькой, полуразрушенной квартире, без солнца (в картине всегда либо дождь, либо пасмурно, что для израильтянина, привычного к солнцу крайне неприятно), в состоянии постоянного голода и отсутствии нормальной работы. Друзья им просто пользуются, а попользовавшись унижают и закрывают двери, не разделив высоких порывов. Зато приходится работать с извращенцами, засовывая себе в попу пальцы. Посмотрит такое израильтянин и скажет - на фиг эта Европа, мне и в Ашдоде хорошо. Вот и это есть истинная цель фильма. Фильм этот безо всякого сюжета, с малопонятными и бессвязными диалогами. Но запутывать, а потом выдавать за высокое искусство мошенники всегда умели, пользуюсь нерешительностью публики. Ребята, король голый, фильм бездарный, не тратьте время на просмотр и там, где жить - решайте сами.
Этот фильм был таким долгожданным и нашумевшим, а я так давно не смотрел французских фильмов про Париж и его горожан, наполненных многозначительной недосказанностью и утонченной картинкой, что просмотр обязывал получить толику наслаждения, хотя бы эстетического. И так бы оно и было, если бы в него не ворвался весьма недалекий израильтянин Йоав. При всей моей любви к французскому авторскому кинематографу, здесь я не смог заставить себя полюбить ни главных героев, чье поведение балансирует на грани симпатичной странноватости и абсурдистским клише, чаще скатываясь в последнее, ни образность и метафоричность, которые то становятся слишком очевидными, то, наоборот, уходят далеко за пределы понимания, так ни разу и не попав в меня как зрителя, ни сюжет, напичканный ненужными сценами и далеко не самым интересным повествованием. Фильм кажется рваным и бесцельным, главный герой - без какой-либо мотивации, и это вполне объясняет ход сюжета: ни к чему не шел, ни к чему и не пришел. Проблемы эмигрантов могли и должны были быть показаны, но вместо этого мы лицезреем набор счастливых случайностей, которые и помогают главному герою выживать. Здесь нет выстраданности результата или горького осознания поражения - есть только заурядные спонсоры эмигрантского беззаботства и их личный благотворительный проект, который должен был умереть в самом начале фильма, трансформировав полный метр в короткий, а громкие заявления о национальной идентичности - в последствия собственной глупости и неготовности жить гибко. 2 из 10. За намерения.
Общее впечатление: Лента странно начинается, как впрочем и обрывочно заканчивается. Не успеваю я привыкнуть к герою, как тут же забываю какой он. Сильный ли у него характер и вообще чего же он хочет от жизни? Не оставляет следа на мне этот мужчина, бормочущий под нос целую плеяду синонимов. Израильтянин Йоав прилетает в Париж в надежде, что Франция станет его новым домом. За один день герой успевает вселиться в чужую брошенную квартиру, потерять все свои вещи, чуть не умереть от переохлаждения и завести новых друзей. Получается ли у Йоава стереть свою сущность? Выходит ли у него построить другую жизнь вокруг себя, ведь он так не любит свою страну, что готов забыть как говорить на родном языке. Есть в этом фильму существенные плюсы: 1. Актерская игра — Том Мерсье в роли Йоава играет своими эмоциями, но в основном запутывая зрителя, но опять таки это на руку, ибо герой и сам (на мой взгляд) не уверен чего хочет. 2. Операторская работа — то хаотично, то статично камера перебегает от одного эпизода к другому, меняя углы съемки, наплывом отражая эмоции героев. Цвета парижских улочек обволакивают, а модное пальто элитной марки становится визитной карточкой фильма 3. Чуждая отдаленность — забавно смотреть на то, как Йоав, говоря об Израиле, в своих историях-воспоминаниях будто хочет нас перенести в то время, но его далеких флэшбэков мы не увидим. Перемены — это не всегда хорошо! 4. Тема национализма — актуально как никак. 5. «Ни как все» — индивидуальность — это пожалуй один из главных плюсов, но центральное трио поверхностно мне напоминало «Мечтателей». Фестивальное кино — это как деликатес, кто-то будет говорить «О, это мой кусочек!», а кто-то скажет «Кушайте без меня!». Порою чувствовалось провисание, но это из-за большого хронометража — 2 ч. Одно сказать можно точно — у режиссера вышел нетипичный фильм про переезд и принятие себя. Так можно ли поменяв все вокруг, изменить свое Я? 6 из 10
Фильм израильского режиссера Надава Лапида, ставший фаворитом еще до подведения итогов 69-го Берлинского кинофестиваля и, как итог, получивший главную награду - «Золотого медведя». По сюжету молодой израильтянин Йоав переезжает в Париж, чтобы стать настоящим французом, отказавшись от родного языка, Родины и семьи. Отчасти картина получилась автобиографичной: когда-то автор сам приехал в Париж с непреодолимым желанием быть французом. Фильм нужно просто увидеть, чтобы ответить на многие вопросы. Почему «Синонимы»? Если вспомнить «дедовский» метод изучения иностранного языка, то новые слова учились по словарю – открываешь словарь и заучиваешь все слова на определенную букву. Этим же занимается и наш главный герой. Да и дискомфортный Париж в итоге не так уж и отличается от нелюбимого Израиля. Города тоже синонимичны. Почему в главной роли дебютант в кино Том Мерсье, которого случайно увидели на театральных курсах? И еще непонятно будет ли он сниматься дальше, ведь его устраивает своя работа, в булочной и, кстати, он готовит самые невкусные булочки в городе. А вы посмотрите на его игру! Ярко выраженная харизма молодого Тома Харди. Он потрясающ и абсолютно естественен даже в обнаженных сценах. И главный вопрос: почему фильм выиграл на кинофестивале и является одним из главных фильмов этого года? Потому что фильм нахальный, выходящий за границы дозволенного. История местами весьма комична, но все же держится социальной тематики, проблематики мигрантов и идентификации человека в обществе и у себя в голове. Весьма метафорична получилась финальная сцена, когда герой ломится в закрытую дверь. Сцена приводит к неизбежной истине: можно вывезти человека из Израиля, но Израиль из человека – никогда… Сколько бы ты ни стучался в эту дверь. Да, это кино не для всех. Оно для любителей авторского, фестивального, экспериментального кинематографа. А таких людей, к счастью, у нас немало. 8 из 10
Побег от национальной идентичности, борьба с предопределенностью и поиски натуралистичного и правдивого приводят Йоава в Париж. Отказавшийся от родины, религии, отца, матери и собственного языка он изо всех сил старается стать французом. Без денег, планов и целей Йоав в первый же день сталкивается с неудачей. Ограбленный, голый и отчаянный на фоне осеннего Парижа он спасается молодой парой, с которой у него завязывается связь. Принимая щедрые подарки новых богатых знакомых и вооружившись 'лёгким' словарём начинается тяжёлая жизнь иностранного антонима, пытающегося стать синонимом чужой очаровывающей Франции. Беспечные, поедаемые скукой и Эмиль и Каролина, незаметно для Йоава, снисходительно и покровительски с ним обращаются, используя в собственных интересах. Увлечённого писательством Эмиля, несмотря на постоянную готовность к помощи, интересуют только его рассказы и необычный стиль изложения, сформированный неестественностью выражений благодаря неродному языку, которые служат вдохновением для его романа. Каролина - похотливая бросающаяся на всех девушка, живущая с Эмилем, очевидно, ради его забавы. Все, чем притягивает и интересует её Йоав - это сексуальное вожделение. Неудивительно, что все перетекает в любовный треугольник. Спустя полгода, так и не найдя работы, проживая в разваливающейся коммуналке впроголодь, в поиске сердца французской индивидуальности, отвергая, по его мнению, обманчивый шарм и дурманящую красоту атмосферы Парижа, слоняясь в сотый раз по его кварталам в горчичном пальто с застывшим, устремленным под ноги взглядом, внутри Йоава начинают зарождаться сомнения касательно 'великой' нации, её безупречности и своих шансов приобщиться к новому дому и стать её частью. С этого момента семя раздора между собственными убеждениям и трезвой стремительно проявляющейся реальностью начинает прорастать. Свадьба, процесс восстановления паспорта и получение гражданства, курсы языка - все отражается в негативном ключе. А в особенности встреча с давно искавшим его отцом. Сухость, равнодушие и безучастность приобретают полную силу, которые предстают перед глазами на тошнотворных, пресных языковых курсах и механическом, бездушном музыкальном концерте. Он окончательно понимает, что ему никогда не стать даже подобием Эмиля, скучного, заурядного, пустого и безвкусного француза. Принимая на себя болезненный нокаут жестокой реальности, теряются все прежние ориентиры, весь восторг, одержимость и боготворение перед недавно обожаем ой, а теперь совершенно чужой и противной страной. Йоав в попытке убежать от самого себя, словно Гектор в безумном страхе бегая от Ахиллеса вокруг стен Трои, в конце концов был настигнут и побежден. Острое чувство боли и отрешенность поразили его, будто Ахиллесово копьё с капустным треском вошедшее в шею Гектора. Как некогда радушные двери дома богатого 'друга' были навсегда закрыты, так и резко захлопнулись идиллистические планы, возможности и гостеприимные ворота Франции перед посторонним израильским беженцем.
Фильм «Синонимы» взял главный приз Берлинского кинофестиваля «Золотой медведь». Картина о том, что не все хотят войны. Тема больная, заезженная, трудная. Тем, кто пороху не нюхает, тому не понять. Но израильский режиссер знает, о чем говорит: он сам прошел через все трудности миграции. С первых кадров кажется, что это история про сказку. Молодой еврей покинул родной Израиль и приехал в Париж. И с первых кадров думаешь, за что же так везет простому израильскому парню, которому уже и сочувствовать не хочется, но потом все становится ясно. Иов сбежал от войны, сбежал без оглядки, окончательно и бесповоротно, как он думает вначале. Война опостылела ему. Она испепелила в прах все жизненные теоремы, которые он стремился доказать. Он больше не знает «во имя чего». Она не просто разрушила его страну, она убила в нем стремление защищать свой народ, и начисто стерла весь патриотизм из его личного сознания. Все оказалось настолько плохо, что герой хочет забыть, что он еврей, забыть свой родной язык, он с усердием отличника учит французский. Его цель — выкинуть из памяти землю, которая стала синонимом войны, и все, что связано с ней. Если раньше он был воин и защитник, то теперь в незнакомой стране ему предстоит найти себя. Когда его новый французский друг Эмиль спрашивает его, что он будет делать, его ответ заранее подготовлен: «просто буду французом». Собственно, уже неважно кем быть, лишь бы запаха войны не чувствовать. Но можно ли стереть национальную идентичность? Можно ли забыть свой родной язык? Забыть язык -это как сделать пластическую операцию на мозге. Чем больше он пытается это сделать, тем сильнее в нем проявляется любовь к родине, и он снова чувствует боль за ее будущее. Нельзя отвернуться от страны, которая тебя взрастила и воспитала, тогда ты пытаешься жить, знакомишься, трудишься, учишься, но лавина одиночества и отчужденности накрывает тебя с головой. Потому что язык и культура — это сила, она держит стержень внутри человека, она основа его внутреннего мира, а стремление убежать, спрятаться, укрыться — это слабость, а большие города, как, известно, не прощают слабости. Он не хочет видеть красоту Парижа, чтобы не влюбиться в него. Поэтому Иов находит одну работу, другую (ничем не брезгуя, между прочим), но это все не то. Разве это он имел ввиду, когда говорил «просто буду французом». В чем теперь его сила, когда он убежал от войны, а его братья остались. Это философский вопрос, который задает режиссер. Как проявить свою мужскую сущность, когда агрессия есть, а убивать некого. Иов спасается бегством, но в стране, где девиз «свобода-равенство-братство», всего лишь слова, а гимн пропитан все той же войной и мщением, он понял, что попал в тупик. Он не в силах отказаться от Израиля, и не в силах принять Францию с ее фиктивной толерантностью, фальшивым равноправием и мнимой свободой. Здесь все пронизано ложью, а дверь к свободе для него наглухо заперта. Слова Марсельезы пронизаны милитаризмом, от которого он безуспешно пытается избавиться (Против нас тирания, Кровавое знамя поднято, гражданам оружие, тренируйте свои батальоны и так далее) Конец фильма драматичен, как весь арабо-израильский конфликт. Люди рождаются, чтобы носить оружие и стрелять из него. Несмотря на то, что война уже всем стоит поперек горла, в израильской армии не хватает солдат, а евреями теперь объявляют всех, и по отцу, и по матери. В современном мире прошла эпоха больших войн, казалось бы, что все границы поделены, но это не так. Мы знаем, что от России все хотят оторвать кусок, но более дипломатичными способами. Ближний восток — это не Европа, здесь переговоры принимают за пустую болтовню, а жизнь за театр боевых действий. Святой город Иерусалим, безусловно, только предлог для продолжения войны. А что еще делать людям в жаркой пустыне, где ничего не производят и не продают, кроме того, как отбивать друг у друга жалкие клочки земли, приводя в оправдание свою религию. В исламе все войны священны, а иудеи живут по Ветхому завету, который, при внимательном прочтении является настоящей «кровавой баней», где «око за око» и прочее, где всемогущий бог «наполняет гневом сердца людей». Фильм довольно скучноват, но интересен тем, что мы очень близко рассматриваем симпатичного парня. Нам специально показывают его обнаженным много раз, чтобы мы увидели его уязвимость и ранимость, обычную беззащитность любого мигранта в чужой стране. Он просто человек со своей национальностью, который очень хочет жить по-другому, но не знает как. Чем сильнее Иов хочет стать французом, тем сильнее эта культура его раздражает, своей терпимостью, свободой поведения, раздражает даже город своей красотой, так сильно, что он ходит по улицам с опущенной головой, отказываясь смотреть по сторонам, тем активнее его корни пробуждаются в нем. Дело в том, что, стать космополитом, то есть гражданином мира, человеком без дома, без племени еще можно, а вот без национальности невозможно, да и не нужно. В другой стране могут быть лучше условия для жизни, для работы, для отношений, другая страна даже может стать твоим домом, но отказываться от своих корней, своего языка — это предать не только свою родину, но и самого себя
Молодой израильтянин Йоав прибывает в Париж. Сбивчивым шагом, сопя и тяжело дыша, подобно загнанному зверю, он бредёт по улицам зимнего города, не поднимая головы. Он приходит к двери квартиры в центре города, из-под коврика достаёт ключ и оказывается внутри абсолютно пустого и холодного помещения. Желая согреться, Йоав встаёт под душ. Он ладно сложен, камера с удовольствием скользит по его мускулатуре. На его лице читается смесь раздражённости и растерянности. Выйдя из ванной, Йоав обнаруживает пропажу всех вещей, будто бы испарившихся по неведомой причине. Абсолютно голый, он, поддавшись временному помутнению, выбегает на улицу, разрезая плотный воздух надрывными криками о помощи. И вот уже он снова стремительно поднимается по лестнице, стучит в каждую дверь, но так и не получает ответа. Его забег кончается в ванной. Он засыпает и будто бы перестаёт дышать. Всё могло бы закончиться, толком не имея начала, но Йоава находят Эмиль и Каролина – молодая пара, живущая по соседству. Они забирают холодное тело молодого человека, который приходит в сознание уже в их постели. Как только Йоав открывает глаза, он рассказывает незнакомцам о причине своего приезда. Красивым насыщенным почти поэтическим французским герой выдаёт знакомую многим молодым людям банальность об опостылевшей родине, стране «грязной, тошнотворной, невежественной…». Напор и страсть случайного гостя пленят как Эмиля, так и Каролину. В их беззаботное существование, оплачиваемое отцом-фабрикантом Эмиля, как кажется, проникает то ли ангел, то ли бес. Этому существу хочется открыть душу и отдать тело. Да и сам Йоав, похоже, впервые за долгое время находит тех, кому можно рассказать о страхах и сердечных червоточинах. Об армейском сумасшествии. О наигрываемых выстрелами автомата мелодиях. О ненависти, ненависти и ещё раз ненависти, которую израильтянин должен впитывать с молоком матери. Как можно скорее, Йоав старается освоиться в новом государстве, которое он старается приручить и назвать своим домом. Он беззаветно отрекается от своего начала, воспитания и родного языка, повторяя про себя страницу за страницей французского словаря синонимов. Но не поднимая головы, будто бы не желая замечать Францию «без макияжа», он, вероятно, по провидению находит встречи с другими евреями, одинаково бессердечными, жестокими и готовыми убивать за свой флаг даже на чужбине. Йоав не смотрит им в глаза то ли от омерзения, то ли от боязни в них увидеть себя. И снова ему нужно без оглядки бежать от подступающей тошноты, да только брусчатка меняется на раскалённые угли, а над мечтой сгущаются свинцовые тучи. Ад, побеждённый, зарытый, убитый, растоптанный, посаженный на замок где-то глубоко внутри, всё равно выбирается наружу и всё более свирепо сжимает пальцы на шее. Это всё загоняет Йоава в порно-студию под объектив режиссёра-извращенца. Здесь ему придётся окончательно распрощаться с человеческим достоинством, воспылать ненавистью к себе и впервые за долгое время спросить, что он здесь делает. И даже Эмиль и Каролин, бывшие последней соломинкой связывающей главного героя с новой самовозведённой им на зыбком песке реальностью, утратят к нему интерес. Этот безумец останется для них концептом, зверушкой, мимолётной усладой – не более. Гордец, уже было примеривший на себя звание мессии, будет пережёван и выплюнут. Выплюнут в экзистенциальный вакуум между востоком и западом. Где нет ничего, кроме тупой отравляющей злобы и предельного отчаяния. Сотканный из противоречий главный герой служит иллюстрацией, наверное, по меньшей мере, миллионов жизней. Циничная реальность размалывала и безрассудных смельчаков, и расчётливых авантюристов, и меланхоличных творцов. В Йоаве, чьё имя совпадает не только с именем ветхозаветного праведника, но и с названием наступательной операции Армии обороны Израиля, найдётся частичка каждого из представленных архетипов. И каждый из них своеобразно умрёт, пытаясь одержать верх в погоне за свободой своей индивидуальности. В конечном итоге 'Синонимы' – это универсальное кино об утраченных идеалах и сбитых ориентирах. Разочарование мигренью пульсирует в голове Йоава всё сильнее с каждой секундой пребывания в Париже, несмотря на его яростную борьбу с собственным началом, обречённую заранее. Однако беспросветность картины компенсируется возможностью нового пути. 7 из 10
Выражение из заголовка относится ко всему, что вы увидите в фильме Надава Лапида. Режиссер на Берлинале преподнес историю израильтянина Йоава, сбежавшего из Израиля и страстно желающего стать французом. Европейское жюри не раз одаривала призами работы об иммигрантах. Это и документальный “Море в огне” (2016), и мотивирующий “Добро пожаловать”(2009), и трагичный “Дипан”(2015). Ожидаемо, что “Синонимы” Лапида получили главный приз в 2019-м. Причина не только в остросоциальной теме наплыва беженцев в Старый свет, а в способе, который режиссер выбрал для демонстрации происходящего в Европе. Это язык метафор и аллюзий - зрителю предлагается самому провести параллели с нашими реалиями. Начиная с образа умирающего Марата в ванной до протащенного волоком поверженного Гектора, автор показывает разные судьбы людей, пребывающих в поисках нового дома. Вот и герой Тома Мерсье - голый и замерший - оказывается в пустой квартире. Его согревают, одевают, выдают все необходимое (даже мобильный) добрые соседи - Эмиль и Каролина. Они - гротескные образы французов. Один живет в достатке, но считает свою жизнь скучной, вторая - пройдя через распутство, находит себя в музыке. Эмиль увлечен историями израильтянина, Каролина скептически настроена. Отношения с новым другом следуют дорогой метафоричности - пусти в дом, подари жену. Сюжетный путь героя поделен на вехи монологами слов. Подбирая синонимы, Йоав проходит по истории через ненависть, смятение, жестокость, потребительство и опустошение. Каждый из этих эпизодов вызовет свои эмоции. Кому-то будет противно от самонасилование героя, кто-то вздохнет от его встречи с отцом, а кто-то обозлится на поведение Йоава в чужой стране. Надав Лапид не боится разных эмоций зрителя, как не стесняется Мерсье разгуливать в фильме абсолютно голым. Это вызов. Вызов европейскому обществу словами тайваньской девушки, которая поет гимн Франции “...враг бежит кровавую стезею”. Вызов иммигрантам заявлением: “У великодушия есть свои границы”. Вас ждет еще много синонимов, смыслов, которые скрываются за дрожащей порой камерой и молчаливыми сценами. 7 из 10
Вот мы и дождались выхода на российские экраны фильма-победителя последнего (2019) Берлинского кинофестиваля от израильского режиссёра Надава Лапида. 'Воспитательницу' я не смотрел, однако, точно могу сказать, что 'Синонимы' получились куда сильнее довольно удачного 'Полицейского'. Но обо всём по порядку. Йоав сбегает из Израиля во Францию в поисках новой жизни. Он не хочет быть израильтянином, он хочет стать французом. Настолько, что даже отказывается говорить на иврите. Идея обречена на провал, от корней не избавиться. Но о чём же фильм? О том, что Йоав оказывается чужим и в Израиле, и во Франции. Он может сколько угодно учить синонимы французского языка, ходить в 'истинно парижском' пальто ярко-горчичного цвета, всё станет лишь хуже: именно эта манера речи и характерный наряд выдаст в нём приезжего. Недаром рано или поздно Йоав очередной раз окажется голым (в самом прямом смысле слова). Весь фильм мы будет наблюдать мучительную натурализацию героя, попутно разглядывая какой-то нездоровый космополитизм Европы. А заодно и другие пороки общества, к которому Йоав так стремился - навязывание ценностей, которые по факту не соблюдают те, кто их навязывает, скотское отношение к людям (особенно проявляется во время работы героя в посольстве), стремление к выгоде, а космополитизм превращается в 'ори на иврите!'. Ряд можно продолжать долго. Не менее интересна линия отношений Йоава и его друзей - Эмиля и Каролины, а также Йоава и его соотечественников. Каждый находит в герое что-то своё. Каролина - любовника, такого необычного и чертовски красивого. Эмиль - кладезь историй из прошлого героя. Но, легко заметить, причиной дружбы является именно то, Йоав - не француз. Стоит заметить, что Лапид осуждает и героев-соотечественников. Ведь вся их любовь к Израилю выражается лишь в кулаках и нападках на слабых. Почему в нашем космополитическом мире подобных людей всё больше? Что значит слово 'национальность' в современном мире? Фильм можно охарактеризовать как 'неровный'. Во всех смыслах. Например, камера то статична, то 'трясётся' перемещаясь по следам Йоава, то показывает окружение 'глазами Йоава'. Так или иначе, Париж в картине узнаваем. И неприветлив. Как и Тель-Авив. Фильм вызывает очень разные эмоции. Он то раздражает, то умиляет, то смешит, то расстраивает, то злит, этим 'Синонимы' и притягательны. И тошно нам станет тогда, когда тошно станет Йоаву. Актёры. Том Мерсье играет блестяще. Крайне трудно поверить, что это дебютант, и этим всё сказано. Кантен Дольмер хорошо смотрится в роли писателя-буржуа, а Луиз Шевильот вполне органично смотрится с ним в паре, являющейся метафорой 'той самой французской молодой семьи'. 'Синонимы' полностью заслужили свои награды. Отличное авторское кино, хоть в рамочку ставь. Легко смотреть даже зрителю, незнакомому с культурой Израиля (что нехарактерно для израильского кинематографа). 10 из 10 P. S. Когда Надав Лапид представлял свой сборник короткометражек в Москве, он сообщил, что короткометражка 'Подружка Эмиля' задумывалась как первоначальный вариант 'Синонимов'. Уж не знаю, как там на самом деле планировалось, но 'Подружка Эмиля' теперь выглядит как логическое продолжение 'Синонимов'.
Молодой парень Йоав приезжает в Париж из Израиля по двум причинам: он любит Францию и ненавидит свою родину. Прилежно учит французский, и странными способами вступает в странные отношения со странными людьми. Странными потому, что, возможно, приезжему в большом городе по-другому никак не получится: обычным парижанам чужие здесь нужны, как в бане пассатижи. Париж слезам не верит, он и на коренных жителей не очень-то обращает внимание. Так вот, две трети хронометража фильма зрителя не покидает чувство недоумения: к чему бы нам разглядывать под лупой всю эту перверсию той жизни, которую мы считаем 'нормальной'? Герои совершают непрактичные поступки, произносят неожиданные слова, имеют воспоминания на грани безумия, и мотивы за гранью логики. Оператор так тот вообще держит камеру так, словно сам в большом городе впервые: например, по сюжету люди целуются, а в кадре плечо и ухо. Зачем это все зрителю с попкорном? Некоторым так и покажется, что незачем, и они выйдут из зала до титров. Действительно, нет в фильме выдающихся характеров, цепляющих кадров, закрученного сюжета, даже яркого саундтрека нет. Только время от времени прорывается из зачуханных человеческих чучел нечто 'не то'. Не безумие, не отчаянье, а короткое замыкание немыслимого, неосознанного, невыразимого внутреннего напряжения. Увидеть Париж сегодня, это вам не по Москве 'идти-шагать' полвека назад! Местные жители не живут: они не видят, не слышат, не чувствуют ни себя, ни других, а катятся колбаской, как заводные апельсины, и израильтянин Йоав здесь не иностранец, не инородец, не иноходец, а скорей инопланетянин. И при этом, он больше француз, чем коренные парижане. Только вот та ли это Франция, которую он любил сильней родного Израиля? Ей-богу, некоторые так прозревают после свадьбы, которая в фильме тоже присутствует, как и прочие персонажи: ни к селу ни к городу. Зрителю-франкоману фильм доставит тонкое филологическое удовольствие. Но в целом после картины останется тягостное впечатление, сродни впечатлению от Иньяритовского 'Бьютифул', но с важным различием. В 'Бьютифул' герой погибает, и это трагедия, но не настоящая. По Бродскому, 'в настоящей трагедии гибнет не герой - гибнет хор'. А вот после 'Синонимов' погибающим ощутит себя уже зритель.
«Если бы я узнал, что никогда не создам ничего фундаментального, то я бы убил себя»... «Синонимы» — новая сенсация российского проката. Я успела посмотреть этот фильм дважды до официальной премьеры и хочу поделиться своими наблюдениями об этой феноменальной картине и о тех, кто ее посмотрел. О режиссере: Для Надава Лапида фильм очень во многом биографичен: он, как и главный герой, служил в армии (и даже, к стыду своему, получал от этого удовольствие), уезжал в Париж и пытался стать настоящим французом. «Сегодня на все это я смотрю под другим углом. В начале фильма Франция для главного героя — это легенда. Из худшей страны мира он бежит в лучшую. Для меня Франция была местом, где предпочитают разговор, дискуссию, анализ. Люди там ценят чувства, тонкость человеческой натуры. Им нравится задавать вопросы, находить на них ответы. Это то, чего вообще нет в Израиле». О наготе: Давайте сейчас поговорим откровенно. Вас пугает/смущает обнаженка на экране? Почему? Что вы в этом видите, кроме обнаженного тела (в данном случае, с объективной точки зрения, еще и очень красивого)? Давайте подумаем, с каких пор голое тело в кино стало предметом таких жарких споров. Послушаем размышления самого режиссера: «В фильме фокус направлен на одного человека, и важно увидеть не только его душу, но и его тело. Наше тело — это все, это мы. Поэтому нагота очень логична. Но в то же время нагота создает у зрителя чувство дискомфорта и одновременно волнует. Этот шок, это впечатление — очень правильная вещь для кино». Шок и дискомфорт. На мой взгляд, не нагота должна шокировать публику, а модная одежда героя. Присмотритесь, и вы заметите, что это настоящая маска, щит для героя. Пока он в пальто Kenzo — он обычный француз со своими повседневными заботами и делами. Но как только пальто оказывается на полу, перед нами предстает совершенно другой персонаж. Обратите внимание на сцену, где он кричит на Каролин, где он разговаривает с Эмилем, или где он участвует в модной съемке. Без своего пальто и своих считалочек-синонимов Йоав не француз, а его жизнь кажется лишь беспорядочным калейдоскопом событий. Какой она и есть на самом деле — без иллюзий и без обманов. Пара слов о публике: Публика в кино всегда делится на тех, кому кино понравилось и нет. Однако после сеансов этого фильма в воздухе практически трещало электричество. С одной стороны (для поборников морали и сугубо традиционного кинематографа) «Синонимы» получились слишком затянутыми, а сцены с обнаженным Томом Мерсьером вызывали чувство неловкости и отторжения. Завуалированные и полные аллегорий события фильма все больше запутывали, чем давали ответы на бытовые вопросы и приводили в тупик тех, кто искал логику в поведении героя. С другой стороны, для тех, кто терпеливо растил свое чувство прекрасного на авторском кино, арт-хаусах и старой классике, фильм Надава Лапида «Синонимы» стал своего рода прорывом. Режиссер после долгих поисков и открытий сумел передать насыщенное внутренними событиями и столкновениями осознание себя, переход от отрицания мира к отчаянию и сожалению о нем, от трепетного и робкого восхищения к грубому насилию и фигуральному уничтожению прекрасного. Если говорить чуть проще: через гениальное соединение визуального, звукового и смыслового ряда режиссеру удалось рассказать безупречно красивую историю о том, как со стороны выглядит попытка бегства от самого себя. 10 из 10
Критик Антон Долин написал о «Синонимах»: «Картина именно о том, как освободиться от контекста национальности. Перестать быть израильтянином и евреем. Превратиться если не в настоящего француза, то в космополита, жителя одного из величайших городов на планете». Но, если вы посмотрите фильм, то не увидите ни настоящего француза, ни того, как перестать быть евреем. Вы обнаружите сбежавшего из Израиля молодого человека, солдата, который всеми фибрами души желает сойти в Париже за своего, стать французом и космополитом, полноправным жителем дивного европейского мира. Но у него это так и не выходит. Вы увидите его потуги на этот счет, его порывы и объятия – попытки стереть с душевного покрова свой культурный код, станете свидетелями его не лишенной юношеского эпатажа и бытовых тягот жизни, но на вопрос «как?» фильм вам так и не ответит. Главный герой – Йоав – к финалу мало чем будет отличаться от того парня, которого в начале истории чрезмерно заботливые соседи подобрали на обочине жизни, и дверь перед ним по-прежнему будет заперта. Оказывается, картина израильского режиссера Надава Лапида «Синонимы» наоборот, вопреки словам популярного киноведа Долина, как раз о том, что сбегать из родного дома так, как это сделал Иов – бессмысленно. Более того, губительно, подобно другому персонажу, побратиму Йоава – Мишелю, искать гармонию и радость на чужой земле, в чужих глазах и чужих жизнях. Эпизод, в котором Мишель заглядывает в лица пассажиров в метро, с точки зрения автора картины отвратителен, именно так он его позиционирует перед зрителем. Омерзителен и адюльтер Йоава с девушкой Эмиля, начинающего писателя, который всячески Йоаву помогает и по-своему влюблен в него. Новоиспеченный парижанин готов лезть на вершину своей мечты по головам, и в этом также читается осуждение автора. Лапид четко показывает – вся эта затея безумна, вся эта погоня за Парижем – несостоятельна. Вся бессмысленность и беспощадность выбранного пути в глазах отца, который приехал вразумить сына. Фильм затрагивает невероятно сложные и глубокие темы, которые волновали и в кино, и в литературе многих, самых разнообразных авторов. Здесь и поиск молодым человеком самого себя, тема его разрыва с прошлым, домом и местом рождения, тема отчуждения своей культуры, веры. Лапид точен в том, что таких людей нам, как правило, жаль, потому что истинного счастья они, отрекаясь от своего мира, в чужом так и не находят. Автор задается вопросом – ради чего все это? И то, что его герой оказывается в тупике, лишь подтверждает – ответа у автора нет. Париж в «Синонимах» по-осеннему красив, лиричен и холоден. Серые ребра мостовой не сулят прохожим ничего утешительного. Жизнь большого города – тяжелая и кропотливая работа, размеренная суета, которая не приемлет затуманенный разум и разрозненные мысли. Йоав с этими мыслями никак не соберется. Одних лишь его злости, вороватости, смелости и напористости здесь несказанно мало. Автор ретируется как раз на таком – злом и безудержном моменте, оставляя за собой открытый финал. Может быть, Йоав и станет когда-нибудь настоящим парижанином, но это и впрямь уже будет совершенно другой человек. Не сам Иов, а всего лишь его синоним.
Весьма интересный фильм, освещающий одновременно кризис Европы и кризис идентичности. Надав Лапид в своем фильме поднимает даже не столько (актуальную в эпоху глобализации) проблему утери культурной и национальной идентичности, но гораздо более необычную проблему - потребность эту идентичность изменить. И на что только не идет герой ради этого! И все-таки чужая культура оказывается отделена прозрачным, но жестким барьером. Интересна игра актеров. Идеально легко и естественно играет только Кантен Дольмер. Игра Тома Мерсье находится на грани легкости и тяжеловесности, но именно такой подход позволяет наиболее точно передать переходное, даже преобразовательное, состояние главного героя. Более того, очевидно, что режиссер - настоящий художник: он постоянно экспериментирует с формой подачи материала, строит нестандартные кадры, а что важнее всего - за формой у него практически всегда стоит содержание. Будь то одежда французских героев, или подвижная камера, фиксирующая Париж, или диалоги героев. Одним словом, это многослойный и довольно новаторский фильм, дающий необычную трактовку необычной проблемы.