Рецензии. Разжимая кулаки
Травмированная терактом в Беслане семья прячется от своего горя в бывшем шахтерском поселке Мизур. Отец, два сына и дочь, которая нуждается в срочном лечении фактически остаются один на один с трагедией, мать погибла, возможно, из-за травматических последствий после теракта. В результате такой изоляции в семье развиваются очень нездоровые отношения: все дети страдают от гиперопеки отца (Заур), он не дает возможности свой дочери (Ада) продолжить лечение, а младшего сына (Дакко) не пускает в школу. Дакко серьезно отстает в эмоциональном развитии от своих сверстников, а Ада попросту ментально нестабильна. Она постоянно испытывает стыд из-за своих проблем со здоровьем, находится в глубоком отчаянии. Единственный, кто вырвался из этого семейного ада — это старший брат (Аким), который с первых минут фильма сожалеет, что вернулся, хоть и ненадолго, обратно. Все это происходит в условиях абсолютного социального и экономического дна, о бедности семьи хорошо говорит убранство квартиры. В фильме говорят очень мало, вы не услышите ни одного полноценного монолога. Все это позволило режиссеру Кире Коваленко создать для зрителя давящую и неприятную атмосферу. Это абсолютно фестивальный фильм, не для широкого зрителя, так как он не развлекает, он заставляет переживать самые неприятные эмоции, наблюдая за Адой. Но я нахожу данный фильм очень полезным для просмотра. Оторванная и травмированная семья, которая убежала от своих родных и близких, в семье нарушены все границы и типичные для Кавказа семейные роли – мир этой семьи рухнул во время теракта, дальнейшая их жизнь это уже попытка выжить после апокалипсиса. О том, что в семье нет привычных для нас границ, авторы фильма показали через цепь довольно ярких именно для жителей Осетии фрагментов. Например, в время семейной трапезы, тот редкий момент жизни, когда вся семья вновь в сборе, старший сын Аким в середине разговора встает из-за стола и уходит, забирая с собой брата и сестру, при этом никто не пытается поговорить с отцом, дождаться, когда он закончит есть, у отца не спрашивают даже формального разрешения встать из-за стола. Или же момент, когда Аким здоровается с другом отца, который намного превосходит его по возрасту, не выходя из автомобиля. К концу фильма у меня сложилось четкое ощущение страха перед такой атмосферой, когда все твои культурные коды стерты, когда твое ментальное здоровье подорвано в результате действий террористов-фанатиков, когда нет никакого намека на нормальное будущее. Почему нет будущего? Потому что нет никого рядом. Мы не видим большую родню, многочисленных братьев и сестер отца, которые бы помогли сорвать полотно этой гнетущей атмосферы семьи, которые бы вновь дали детям шанс на социализацию. Кира Коваленко показала нам, как страшно оказаться один на один с трагедией, без поддержки, без колоссального инклюзивного ресурса, которым обладает наша культура. К сожалению, разного рода эксперты, критики и СМИ представляли нам этот фильм как произведение, которое атакует «самое сердце отечественного патриархата — Северный Кавказ». Все рецензии нашпигованы дробью колониальных, шовинистических штампов о Кавказе, можно найти с десяток рецензий, где говорится, что история Ады — это типичная история кавказской девушки, которая устала от гиперопеки отца, истоки которой в патриархальном укладе кавказцев: «это Кавказ, здесь мало что изменилось для женщин за 300 лет». Но в фильме этого нет, истоки гиперопеки Заура — это горе, потеря близкого человека. Для него это единственный способ выжить, пережить трагедию. Пока его сыновья и дочь рядом — он жив, и нервная реакция на отказ Акима возвращаться хорошо демонстрирует как это чувство глубоко укоренилось в отцовском сознании. Заур отпускает Аду (отдает ей паспорт), только после своей смерти как отца, когда он уже парализован и не в состоянии больше играть в живого человека. Да в фильме вообще нет ничего из того, что пишет критик Долин, такие ресурсы как «Медуза» и прочие. Возможно, они хотели продать этот фильм большой российской аудитории, используя избитое: «Смотрите как там у этих патриархальных дикарей». Возможно, у них получилось. Итог: «Разжимая кулаки» стоит посмотреть, хотя бы ради того, чтобы убедиться – российская либеральная публика не в состоянии преодолеть колониальные штампы в отношении Кавказа; хотя бы ради того, чтобы посмотреть как страшно жить в семье, где нет границ между отцом и сыном, отцом и дочерью, братом и сестрой. Роль осетинского языка в фильме минимальна. Актеры невероятно фактурные. И помните, у этого фильма нет задачи вас развлечь, он погружает вас в неловкую и душную атмосферу отчаяния. Вам он может не понравится, но этот не значит, что фильм плохой. И да, проблема гипеоропеки крайне актуальна для современного мира, от США до Кореи, от Карелии до Кавказа.
Александр Роднянский, продюсер этого фильма - крупный бизнесмен мира кино. HBO, Apple TV, Netflix, Канны, Оскар, Венеция... У кого ещё из наших такие партнёры? Умелый резонанс сопровождает каждый его фильм, формируя у публики предубеждение, что 'Роднянский' означает 'отличающийся качеством кинопродукт'. Фестивальные награды не только подтверждают это качество - они выступают для своих фильмов прочной бронёй. Тот, кто смеет, высказаться о фильме плохо, обвиняется в неспособности понять глубокий авторский кинематограф… «Разжимая кулаки» подаётся именно так - «глубокий авторский кинематограф». Чтобы аудитория не сомневалась в этом, фильм со вступительных титров демонстрирует набор суеверных признаков такого кино - медленное действие, причудливые персонажи, долгое многозначительное молчание в большинстве сцен… Согласитесь, в сознании масс это и есть признаки авторского присутствия. Но Искусство авторский титул не раздаёт номинально. Помимо фактического создания какого-то произведения, автор должен достичь в нем уникальных, выдающихся результатов. Автор - это сила чувства, размах мысли, глубина содержания. К сожалению, вдумчивый зритель в “Кулаках” такого автора не найдёт, и такое кино правильней было бы называть «операторским» (ведь на экране нет ничего, кроме фактически снятых оператором кадров). Фактура, свет, интересные лица в костюмах особых цветов - неплохой дизайн будет любопытен только до тех пор, пока не возникнут вопросы к СОДЕРЖАНИЮ. А эти вопросы возникают очень быстро, с самого начала. Сценарий, действительно, напоминают своими элементами балаговскую «Тесноту»: семья, гиперопека, желание освободиться; патологии в характерах, неживые диалоги, неживой и обязательно неудачный секс… Сами эти элементы, разумеется, невинны, но воплощение их на экране иначе, как безобразным не назовёшь. Фильм похож на длинный ролик из TikTok, в котором группа ребят, собравшись, изображает тяжелую, полную боли и страданий жизнь, упрощая её и не особо заботясь о том, чтоб получалось убедительно. «Теснота» и «Дылда» были такие же и, учитывая, что у Коваленко с Балаговым общая школа, мы можем говорить об одинаковом уровне их профессиональной подготовки. Сокуров их там, видимо, штамповал... Хотя, вот, что он сказал об успехе «Кулаков» в Каннах: «Нельзя считать попадание фильма на фестиваль критерием его качества. Просто вокруг данного фильма сложилась конъюнктура — кто-то успел замолвить за него слово, у кого-то есть какие-то связи в дирекции фестиваля, какие-то отношения с членами отборочной комиссии…» Конечно, это возвращает нас к Роднянскому, но с него взятки гладки. Он продюсер и делает, что должен. Все вопросы тут к самим режиссёрам. Высокие оценки плохому российскому кино - явление совсем не уникальное. Задолго до «Кулаков» и «Тесноты» были - Элем Климов и Лариса Шепитько, муж и жена, ответственные за «Восхождение» (1976) и «Иди и смотри» (1985). Эти бездарные картины, благодаря их наградам в Берлине и на Венецианском кинофестивале, считаются артхаусными шедеврами по сей день. Мало, правда, кто вспоминает истерику режиссера Райнера Вернера Фассбиндера, возглавлявшего тогда жюри Берлинале, и разоблачившего сговор коллег дать «Восхождению» незаслуженную, нечестную награду. Глас вопиющего в пустыне Фассбиндер… Хорошо, что он не видел остальное наше кино. 3 из 10
Гадко и отвратительно. Весь фильм меня преследовало четкое ощущение, что сюжет чем-то знаком. К концу фильма я смогла определить: пьеса М.Горького 'На дне' вызывала те же чувства: омерзение и гадливость. Я не рассмотрела в фильме ни озвученной патриархальности, ни 'кавказского' строя и образа жизни. Смените осетинский язык на русский, шашлык на селедочку и горы на равнины - получите любой провинциальный российский городок. Тема Кавказа, по всей видимости, придавала 'пикантности' фильму, потому ее и размусолили. Я не увидела ничего, с чем могла бы сравнить- что есть отклонение от нормы в кавказском обществе? Мне просто показали грязь, разруху, нищету и людей, которые не способны справиться с горем. И Кавказ здесь ни при чем. Вот почему: 1) Никто из семьи не соблюдает субординацию - это аксиома: каждый знает свое место и как положено себя вести. 2) Сцена, где Ада демонстрирует Акиму последствия и пытается привлечь внимание соседей, но ей никто не открывает - это бред - тоже потому, что на Кавказе дверь ей точно бы открыли. 3) Откровенные сцены - это бред для региона, где жизнь - не есть самое важное и святое. Честь и достоинство - то, чего никто и никогда не сможет у тебя отобрать - пусть даже ты сломлен или слаб. Здесь же Ада легко расстается и с честью, и с достоинством, спокойно переживая их утрату. 4) Адаты. Ничего мы не услышали про непреложные законы гор, которые формируют общество и линию поведения каждого человека, его роль и место в обществе. Все какие-то придурковатые, ошалелые и бесцельные. Зомби. Поэтому, если целью Киры Коваленко было познакомить зрителя с патриархальным укладом жизни Северного Кавказа и женскую борьбу за независимость на этом фоне, то цель провалена. Если же целью было показать сломленность каждого после трагедии - 50/50. Но тогда к чему весь этот антураж с языком, шашлыком и горами? Что касается актерской игры, выделю братьев главной героини: диссонанс между ними - единственное, что понравилось в фильме - им и баллы. Общее впечатление - ни рыба, ни мясо. Ожидала большего. 4 из 10
«Разве я солгу, сказав, что великие трагедии разыгрываются в тишине? Люди скрывают свои чувства и пытаются не показывать на лице ту бурю эмоций, которая захватила их душу. Напряжение словно бы скрыто и выплескивается лишь в тот момент, когда случается катастрофа.» - Из книги Карла Теодора Дрейера «О кино, статьи и интервью»: Длинной канонадой разнеслись по небу отзвуки чего-то масштабного. Все в округе замерло, затихло и погрузилось в неспешную тавтологичную круговерть рутинных будней. Лишь только молодые люди в упоении пытаются предаваться наслаждениям, крутясь в неистовом машинном дрифте. Гонка жизненных удовольствий затягивает, кружит и опьяняет голову. Но в то же время под буксующими ликующими колесами поднимается что-то зловещее. Вновь восстает пыльная вереница прошлого, а за окном, дребезжащей от скорости машины российского автопрома, проступают величавые горы. И эти горы дрожат. Кажется, катастрофа уже случилась, а вот что же было после? Это история о молодой девушке Аде, ее братьях и их отце, которые переезжают в горный поселок и пытаются жить тихой счастливой жизнью. В этом чудаковатом осетинском мирке Ада то ли раздражается, то ли развлекается от постоянных предложений своего ухажера Тамика свинтить с работы и покататься на машине, но ее младший брат Дако если что всегда на чеку и готов избавить сестру от занудного паренька, смело поработав с ним на кулаках. Надо заметить, что по ночам спесь юного храбреца спадает на нет и он приходит спать в комнату старшей сестры, потому что боится сильно надоевших назойливых кошмаров. Уставший после работы отец, закрывает дверь на все существующие замочные скважины, чтобы жаждущие приключений дети, вдруг невзначай не ушли веселиться, а после спокойно включает телевизор и смотрит какую-то необычную программу по местному телевидению, извещающую об умерших сегодня в Осетии людях. «В фотографии есть две неправды»: - сказал фотограф Сергей Максимишин. Человек снимает не жизнь, а реакцию объекта на самого себя, потому как в момент спуска затвора не способен исчезнуть и априори заставляет обращать на свою персону незаслуженное внимание, которое выстраивает стену скептицизма между неверующим зрителем и создателем изображения. Вторая заключается в том, что профессионалы обречены кадрировать действительность и под воздействием своего субъективно-корыстного взгляда невольно лишают мир правдивых элементов, предавая окружающим вещам эстетическую выхолощенность. Несмотря на то, что Кира Коваленко не фотограф и впрямую сталкивается с парадоксальной проблемой отображения реальности, она настойчиво идет в бой за правду и запихивает ее в кадр, стремясь приблизиться к своим персонажам настолько, что они начинают чувствовать напряженное дыхание кинооператора. Эта ситуация рождает необходимый эффект: герои становятся поистине дальнозоркими и впадают в состояние аффекта, который дарит им возможность верить и жить исключительно своими персонажами. Пока они заняты своим делом, кинокамера, словно уподобившись еще одному члену их семьи, в тончайших полуштрижках шатается за ними вслед, пытаясь на физиологическом уровне прочувствовать то, что происходит не в окружающем мире, а в их изломанных душах. Старший брат Ады когда-то уехал в Ростов. Это его с таким странным нетерпением в начале фильма ждет на автобусной остановке сестра. Не дождавшись, уходит домой, идет в очередной раз на работу в продуктовый магазин и на секунду как будто забывает о нем. Но вот он уже дома и спокойно, занимается своими делами. Ни одна лицевая мышца не выдает в Акиме радости от приезда в отчий дом. Но с возвращением брата из темных закоулков семейных интерьеров проступает что-то неопределенное. Какая-то проблема, темный старенький ларчик в пыльном и забытом углу комнаты. Аким привез тот самый ключик, который покажет аккуратно уложенное на дне небытия желание, разрушающее окружающее пространство. В фундаменте дома зияет трещина, от какого-то землетрясения. Туман рассеивается, и мы замечаем, что от этих толчков дрожат даже горы. Что же все-таки тут случилось? Эта краеугольный для истории фильма эпизод, который вскрывает незажившие до конца семейные раны и проливает свет на мечту главной героини– сбежать вместе с братом от странного отца, который не дает дочери пользоваться парфюмом, запрещает носить длинные волосы и не желает выпустить ее из собственных объятий. Вот они главные и прозрачные проблемы фильма: тема несвободы, угасания института традиционной семьи и убивающей отцовской любви. Именно об этом настойчиво повествует на протяжении всего хронометража фильма картина Киры Коваленко. Наблюдая за происходящим, «кулаки в карманах» Марко Беллоккъо потеют от волнения, а изящные руки Робера Брессона напряженно скрестились между собой. Самый большой плюс работы Киры Коволенко – это ее безусловный профессионализм, невероятно точные мизансцены, подобные хореографическим па, пластика актерских движений вкупе с аккуратной недосказанностью. Вторая заслуга — это язык, который подобно музыке струится из уст обаятельных персонажей в виде осетинской речи, на помощь которой приходит невербальное стремление к общему объединению, выраженное через телесность. Когда не остается возможности разговаривать герои фильма обнимаются, скручивают друг другу руки, прижимаются во время сна, держаться чтобы не упасть с мотоцикла и злостно барахтаются, желая убежать подальше. Этот бессловесный диалог между героями хоть и становится предтечей смерти, но всячески пытается бороться с навсегда потерянной коммуникабельностью. Пожалуй, фильму «Разжимая кулаки» не хватает лишь хладнокровности и жесткости, чтобы ударить зрителя катарсисом по голове, конкретности и прямолинейности сюжетостроения, чтобы войти в ряд разрывающих сердца драм, рациональности и эмоциональной отстраненности, чтобы вынести из фильма глубинное умозаключение, не лежащее на поверхности произведения. Хоть в фильме Коваленко очень много любви и сострадания к своим персонажам, но не в каждом эпизоде это дает нужный эффект, а порою выглядит избыточно. Кажется, режиссер так и не решила для себя на чьей из двух противоборствующих сторон остается ее мнение. Но в этой рецензии я не собираюсь ее ругать и наподобие самой Киры Коваленко, оставившей катастрофу в Беслане за гранью своего фильма, не буду подробно останавливаться на том, чего не хватило фильму. Однозначно, это достойное вашего просмотра кино. 7 из 10
Кира Коваленко — еще одна выпускница мастерской Александра Сокурова. Больше напоминающей дипломную работу дебют «Софичка» помог Коваленко заявить о себе. Тоскливо от того, что в обиходе до сих пор не существует подобного понятия, как «Кавказская новая волна». Кантемир Балагов, Владимир Битоков, Кира Коваленко. Конечно, ещё и Александр Золотухин. Но если фильмы первых трех режиссеров имеют свойство переплетаться друг с другом своим содержанием, тематикой и проблемой, то Золотухин сменил ракурс видения совсем в иное русло. Новая картина Киры Коваленко «Разжимая кулаки» не пытается постепенно ложиться в одну постель со зрителем и удушающе его обнимать. Импульс начинает преследовать с самых первых кадров, встречая цветокоррекцией, больше походящей на ржавчину. А горы здесь сравнимы с бетонной стеной. Главная героиня — Ада, хочет сбежать в другой город подальше от отца, который, в свою очередь, не может представить свою жизнь без дочери. Кавказская пленница, которая хочет вырваться в другой, как ей кажется, более свободой мир. А пока она здесь: где стены домов больше походят на расстрелянные лица, а сообщения о панихидах заменили всякие шоу и передачи по телевизору. Клетка внутри крепости, от которой Ада ищет ключ. И все это пропитавшееся чувство неволи демонстрируется через заборы, горы, металлические решетки, которые то и дело рифмуется с крупным планом Ады, чье лицо постоянно наполнено каким-то детским стеснением вокруг этих огромных отвесных скал. Она уже не ребенок, но еще и не достигла того возраста, когда человек именует себя взрослым. Кира Коваленко — воительница. Её картина обладает смелостью высказывать наперекор тем состоявшимся устоям и традициям Кавказа, которые сегодня в виде скал и холмов с глазами наблюдают и держат в цепких лапах людей, чьи воображения о свободе так и остаются воображениями. И с помощью своей героини Ады она говорит не о том, что свобода — есть хорошо, а скорее о том, что бороться за право выбора — это нормально. Все окружение словно являет из себя каменный поток, который перестал помнить о человеческих правах. Теперь только приказы, а ты постоянно дрожишь по дороге домой к своему отцу в надежде на то, что всё обойдется. И так каждый день. Каким бы прошлое ни было, и как бы проблемы не связывали людей, в один момент нужно уметь отпускать. Конечно, сравнения с «Теснотой» Кантемира Балагова неизбежны. Но, если история Балагова была более интимной по своему содержанию, более «тесной» и удушающей, то в картине Коваленко лишь опилки всего этого. Язык повествования, который применяет она, представляет из себя историю о более глобальных вещах, хотя на первый взгляд, может показаться, что перед нами еще один сюжет о семье, а главная проблема — это чрезмерная опека. И вся эта камерность перестраивается в театр внутренней борьбы одного человека. Персонажи, окружающие Аду — это не только двигатели сюжета, но и образующие определенные явления фигуры. Один олицетворяет свободу и будущее, другой — неволю и прошлое. И все это в постоянном поединке. Внутреннем поединке, который происходит у Ады. Будто вот-вот эта тяга к будущему, и тянущая веревочка из прошлого разорвет ее напополам. А если и не разорвет, то задушит. Благо есть курточка, которая стала эдакой кислородной маской для неё, но неизвестно насколько хватит воздуха в баллоне. Кира Коваленко играет в своем фильме на нескольких уровнях, которые уже частично были затронуты здесь. Один из них — это основная история про девушку, которая хочет найти выход из отцовского дома и стать полноценным взрослым человеком. Второй — месседж с критикой о патриархальных устоях и правилах, ставших основой жизни. И третий уровень — это игра с символизмом. Один заголовок картины скрывает за собой гораздо большее значение. И дабы не раскрыть все секреты ленты, определение «разжать кулаки» — это как раз та самая отсылка на то глобальное, во что и превращает свой фильм Коваленко. Разжать — значит зачеркнуть все устоявшиеся устои и нормы. Отпустить — значит высказаться через призму искусства о том, о чем не принято распространяться через широкое обозрение на Кавказе в угоду национальной среды. Когда выбор будет сделан и скалы распахнутся, то и реальность способна сломаться от таких больших перемен. «Разжимая кулаки» — это кино, представляющее из себя громкое высказывание, способное разорвать каменные глыбы заложенных принципов воспитания и заложенного менталитета. И не случайно в главной роли здесь женский персонаж, который превращает и без того смелую историю в еще более обжигающую повестку. И нельзя не отметить Милану Агузарову — та, которая и сыграла роль Ады. Полная робости и силы воли, ее героиня, отождествляет всю ту внутреннюю боль, тревогу и травму от недостатка воли и воздуха свободы. И главная ценность, идентифицирующая картину «Разжимая кулаки» как самостоятельное произведение, а не как оммаж на какую-нибудь «Тесноту», — это пульс, который Коваленко преподносит, а затем расщепляет. Ощущая биение сердца этого фильма, начинаешь чувствовать тот внутренний морок, который постепенно обволакивает. И пока семейные страсти живут в фильмах Балагова, картина Коваленко кричит и уничтожает. И неясно что, а главное кого уничтожает. Сложно понять на какой ноте Кира Коваленко ставит точку в своей истории, но очень хочется верить, что выстрелы способны разбудить всех остальных. Таких же заточенных и невольных, непосильных и отчаянных. 8 из 10
Выпускники мастерской Александра Сокурова в последние годы стали, пожалуй, самыми яркими представителями молодого независимого кино в России. И неспроста. Многие из их фильмов объединяет остросоциальная тематика, предельный реализм, бескомпромиссность повествования и внимание к отдельным регионам и их проблемам. Обласканный критиками фильм Киры Коваленко не стал исключением. По сюжету, молодая девушка Ада (в исполнении поразительно естественной Миланы Агузаровой, это ее дебют на большом экране) живет вместе с младшим братом и отцом в шахтёрском городке где-то в Северной Осетии. Строгий отец держит ее при себе, но она хочет сбежать и надеется, что в этом ей поможет старший брат, уехавший на заработки. Снятый полностью на осетинском языке и будто бы о локальных проблемах «Разжимая кулаки» на поверку оказывается универсальным высказыванием о том, как в повседневную жизнь обычного человека и людей вокруг него врывается разрушительное абсолютное событие, которое определяет всю их дальнейшую судьбу. Само это событие остаётся за кадром и скорее подразумевается, но произведённый им эффект жутким эхом отдаётся во всем фильме. Прошлое, корни не отпускают семью Ады, и каждый из ее членов стремится сбежать от них по-своему - как духовно, так и физически. Среди искалеченных судеб не может быть однозначных героев, и перед нами поочередно проходят обе стороны медали - ведь любовь оборачивается ненавистью так же легко, как забота становится гиперопекой. И несмотря на некоторую нарочитость визуальных метафор, «Разжимая кулаки» подкупает своей искренностью в освещении тем, на которые в нашем кино не очень-то принято распространяться. Некоторые непреходящие травмы общества требуют осмысления на экране, и фильм Коваленко делает важный шаг на этом пути. И ближе к концу Ада выразит всю его важность одной-единственной фразой: «Теперь я могу говорить».
Кто бит, кто не бит в этой семье – пойди разбери, все изранены. Одни – патологической привязанностью, другая – самым настоящим взрывом. И потому ей, Аде, больше всех надо, иначе, если не сейчас, то уже никогда ей не «сделаться целой». Ада живёт в ожидании Акима («в ожидании Годо»), старшего брата. Он уже прошёл через сепарацию и укатил в Ростов, где увидел «много вариантов, как жить», но заплатить за это ему пришлось отцовским отречением. На шее Ады виснут двое – отец и младший брат Дакко, и она ходит встречать старшего в надежде на то, что он поможет ей разрубить узел чрезмерно крепких объятий. А ждать и дождаться есть все основания: известная манипуляция – провоцировать на скорый приезд близкой смертью родителя – не может не сработать. Так отец умирает? – Совсем наоборот – празднует день рождения! В объятиях отца – запрет на духи, длинные волосы и прочие штучки для женской привлекательности, но самое страшное – отказ в необходимой операции («такая не убежит»). В объятиях Дакко, чрезмерно тактильного, словно он трёхлетний ребёнок, – страх отпустить значимого взрослого. Фильм-удушье Киры Коваленко (как и «Теснота» Кантемира Балагова) сфокусирован на проблеме гипертрофии родственной близости. При таком изъяне семья не защищает, а подавляет, обеспечивая всем её членам пребывание «в тесноте и в обиде». Кажется, всё в фильме (буквально и метафорически) – зажим, тиски, хомут, и североосетинский посёлок Мизур (место действия), окольцованный горами, к этому более чем располагает. О личных границах здесь слыхом не слыхивали, вот и позволяют другим делать со своим телом всё, что им заблагорассудится: касаться, поднимать, обнимать, нелепо украшать и спать в одной кровати. Спасением утопающих, как водится, занимаются сами утопающие, и Ада цепляется за любой, даже самый рисковый вариант. План А – Аким, план Б … Жених? – А почему бы и нет! Вот и Тамик зовёт кататься, да так, что отказать невозможно, – и он манипуляциям обучен. И даже девственность ему можно отдать, если дело выгорит. Но возьмёт ли он такую – с израненным телом, в подгузнике (кулаки зажаты: возьмёт – не возьмёт?)? Взял! И жениться готов, но… в будущем. Маленький ещё. И она маленькая, но ей, как кэрролловской Алисе, нужно срочно съесть кусок гриба и вырасти. А какой же ты взрослый без паспорта? Надёжно спрятанный отцом, пропуск в другой мир, ключ к освобождению, наконец, им же добровольно возвращается. Готовый отпустить, отец сжимает Аду в прощальных объятиях, но чрезмерно крепко – такие разжимаются только больничными уколами. Оставив отца и Дакко в болезненных корчах, Аким увозит Аду. Однажды он спасся сам от отцовского гнёта, а теперь становится проводником сестры во взрослую жизнь. Выходит, «битый битую» везёт. От Акима «пахнет папой», а значит, новой привязанностью – ещё более крепкой, на которую соглашаешься добровольно, выбросив паспорт. А сзади маячит образ будущего (свадебный кортеж) – такой же навязчивый, липкий, мешающий, как и удушливое прошлое. Так куда везёт Аким Аду?
Если вы не способны как автор затронуть душу зрителя, создать драматическую ситуацию, в которой вскрылись бы характеры и от взаимодействия героев вы бы вынесли понимание, как устроена жизнь - вам непременно следует стряпать кинцо по следующему алгоритму: - показывайте глубинку - удалённую, и на местном языке снимайте - показывайте сцены, в которые ничего не решается - и персонажей, которые ничего не хотят, кроме физиологических потребностей - показывайте их мечты абстракцией и чем-то физиологическим ('уехать' и т.д. - а что будет, если никчёмыш уедет и будет так же деградировать? А ничего. Но 'главное' - уехать) - показывайте всех эгоистами и эгоцентристами - противопоставьте всех членов семьи, сделайте врагами отца и сына, мать и дочь - показывайте, как гнетуще жить в глубинке и как хорошо в городе - покажите, как опостылело всё главному персонажу; а какой-то злой родственник ему вредит - не забудьте потом показать, что родственник 'любит' и не совсем вроде как вредит, а тот, кому вредили - он и не хочет вроде как никуда ехать - это позволит критикам сказать, что 'фильм глубокий и неоднозначный, многопластовый!' - смакуйте самое низменное - показывайте, как персонажи сношаются в грязи - чем грязнее, тем больше похвалят - ни в коем случае пусть не целуются - показывайте людей как червей, как куски мяса, но ни в коем случае не намекайте даже на духовную составляющую там и всякие идеалы и высокие устремления. Нет нет и нет. Только треш и только долгими планами - да, снимайте долгими планами, а в конце ничего не выражающего кадра позвольте герою что-то ляпнуть, что формально бы оправдало кадр - говорить герой должен загадками (иначе скажут, что фильм неглубокий). Загадки делайте формальными, т.е. даже если у героя тюбик пасты спрятан в огороде, вы должны сделать трагедию, а речь должны подогнать под стандарт: 'Там нечто есть у меня' - 'Что?' - 'Я не могу сразу рассказать, слишком трудно досталось и, кроме того, боюсь последствий' - 'Кого ты боишься?' - 'Сам поймешь'. Если вы простроите диалоги в таком ключе - вам гарантировано внимание критиков. - ни в коем случае не делайте персонажей объемными, живыми. Только эгоистичные потуги - даже если ради достижения цели придется убить другого (в самом деле, кто из нас не убивает каждый день?). Вместо объемности просто добавьте сомнений персонажу, пусть сомневается 15 минут ближе к концу фильма - персонаж должен обязательно быть: бессовестным, безответственным, психом, иметь физиологический дефект - чтобы ваше творение не выбросили в урну при первом же с ним соприкосновении - непременно обозначьте ближе к концу, что ваш персонаж 'из той вон трагедии', привяжите к персонажу, как рояль из куста, историю, впишите его в контекст какого-то теракта что ли или в контекст всем известного случай - чтобы персонажа было жалко - давайте жизни побольше пинать его, а потом покажите еще и шрам у него. Ну и что, что персонаж де*ил и ни к чему не стремится. Главное - что его 'жа-а-лко'. - постоянно акцентируйте, что вы ученик Сокурова - снимайте там, где можно частный случай представить как общее правило. Если в деревне из 50 домов пьют в одном - снимайте так, будто пьют везде и умирают от алкоголя. Так быстрее дадут приз 'за особый взгляд'. - максимально сделайте поведение персонажей нелогичными. При съемке говори актеру: будь странным и иди туда примерно вот - избавиться от упреков тех, кто искал живую историю про настоящую жизнь, вам поможет то, что вы 'авторское кино' снимали. Ну и что, что авторское - это когда намеренно отходят от шаблонов жанра, чтобы (!) вскрыть (!) некую проблему более остро. Ну и что с того, что вы вообще двух слов не связываете на киноязыке. Да ладно. Показывайте всё поужаснее, столкните родных на фоне ужасающей грязи, и вам будут рукоплескать в Европе, а если повезет - то и оскар дадут. Чтобы дальше такое снимать. Давайте начистоту. Фильм вышел затянутым. Здесь есть обычное высказывание бунтаря-подростка, какое можно показать за 23 минуты. Но это же придется думать, работать над сценарием. Зачем? Проще по вышеперечисленным пунктам состряпать историю. Если все (!) пункты будут исполнены, вас возьмут на студию Роднянского, оплатят съемки. Посмотрите все фильмы его студии вы поймете, о чем я. Ну и окружите себя теми, кто вас хвалит, кто будет говорить, что вы сняли нетленку. Ну и что с того, что никому в душу такое не запало! Зато шума много. 2 из 10
Где российское кино, и где «Оскар». На разных сторонах океана! Поэтому нужно быть особенно внимательными к выдвиженцам. Садимся поудобнее и, широко открыв глаза, смотрим «Разжимая кулаки». Город Мизур. Не город даже, а горный посёлок городского типа на берегах реки Ардон, по обеим сторонам транскавказской магистрали. Ада стоит на остановке. Рыжий парнишка Тамик (на микроавтобусе) и младший брат Дакко (пешком) пытаются утащить её каждый в свою сторону, но она обязательно дождётся последней маршрутки из Владикавказа. Ада ждёт не бойфренда — негоже приличной осетинской девушке двадцати с небольшим лет иметь любовника. Ада ждёт своего второго брата Амира. Именно с ним она связывает свои надежды на лучшее будущее. Кира Коваленко — тоже кавказская девушка, разве что не осетинская. Она родилась в Нальчике и устроила себе лучшее будущее в 2010-м году, став студенткой режиссёрской мастерской Александра Сокурова в Кабардино-Балкарском государственном университете. На том же курсе, кстати, учился и Кантемир Балагов. Их отношения — творческие и личные — не могли не отразиться на кино. «Разжимая кулаки» — это в некотором роде «Теснота» Киры Коваленко, а вернее, её героини Ады. Теснота горного ущелья, зажавшего узкий, полузабытый Мизур. Теснота всё ещё советской квартирки. Теснота традиций, ослабевающая, но не исчезающая даже в городах, что уж говорить о посёлках, которые только типа. Теснота собственного непослушного тела. Похожесть — не значит вторичность, тем более что это Балагов, по его словам, многому научился у Киры. Коваленко — самодостаточный и меткий автор: пока что ни одного холостого выстрела. Первый её полнометражный фильм «Софичка» был награждён на трёх фестивалях, а второй (и, надеемся, не последний) перед выдвижением на «Оскар» побывал в самих Каннах, где взял Гран-при в программе «Особый взгляд». И это совсем не удивительно. «Разжимая кулаки» — настоящая европейская фестивальная драма, фильм, выхватывающий саму жизнь, черпающий близко от её донышка, история, которой веришь безоговорочно, и от каждого поворота которой ждёшь трагического подвоха. Водить зрителя по краю пропасти входит чуть ли не в обязательную программу для всех евродраматических гидов, но делать или не делать шаг в эту пропасть — зависит от привычек конкретного автора. И в этом смысле Кира Коваленко скорее сестра Дарденн, чем Микаэла Ханеке. Героиня шагнула в свою пропасть в детстве, но зацепилась за край и вот уже 14 лет ждёт, пока ей помогут выбраться. Ада — выжившая в аду. Сама трагедия не педалируется не то что в политическом, а даже в обычном, человеческом контексте. О ней не говорят, к ней не возвращаются во флэшбеках. Сама Ада упоминает её один единственный раз. Этого достаточно, чтобы холодок пробежал по спине любого россиянина и не только. «Разжимая кулаки» — это травматический синдром отдельно взятого человека в отдельно взятой семье, который никак не может перейти в категорию «пост». Для остальных членов семьи происходящее — как раз-таки посттравма. И если братья просто выросли с минимальными потерями, то отец, силясь защитить оставшееся, выглядит как минимум самодуром, а как максимум — деспотичным горцем городского типа. Алик Караев, играющий отца, и исполнительница главной роли Милана Агузарова — настоящие актёры, хоть и дебютанты большого кино. Остальные — люди с местных улиц, ни на секунду не заставляющие сомневаться, что они — люди с местных улиц, а не актёры. Последнее массовое участие непрофессионалов в важном фильме наблюдалось в «Земле кочевников». Что ж, не Хлоей Чжао единой — есть женщины и в русских селениях, готовые заставить случайных прохожих несколько дней пожить на камеру. Фильм снят на осетинском языке, что добавляет ему не только экзотичности, но и достоверности. Причём сценарий Кира писала на русском — осетинским она не владеет. Опыт любопытный, но не уникальный: едва ли Мел Гибсон — знаток майя, а смотрите, какой «Апокалипто» у него получился. Логично, что «Разжимая кулаки» удостоился в Каннах «Особого взгляда». По некоторым данным, Северная Осетия — это всё ещё восточная Европа, но для западных европейцев она уже глубокая Азия. Да ещё и нестоличная. Да ещё и постсоветская. Да ещё и застывшая в мутном янтаре года эдак 1993-го. С некрасивыми горнорудными пейзажами, дискотеками в спортзале, ларьками-супермаркетами, детьми с петардами и пыльным жигулёвским дрифтом. Единственный признак времени, мобильный телефон, выглядит вызывающим анахронизмом. Оператор выжимает из камеры всю возможную реалистичность, в концовке переходящую в экстремальное мокьюментари: самый финал снят на пляшущий, расфокусированный Handycam. Не слишком комфортно, дорогой зритель? А должно быть? Как и 98 процентов хороших фильмов, этот — о любви. О любви детско-искренней и безусловной, о любви запущенной и напитавшейся ядом. О любви вопреки: не то чтобы независимо от — скорее, несмотря на. О любви, сжимающей объятия, и о любви, разжимающей их. О любви такой близкой и тесной, что ещё шаг — и будет похоже на инцест. Сначала Коваленко написала историю о трёх братьях, но потом поняла, что может сделать женский персонаж более сложным и интересным. Ларчик открывается просто: женщины вообще сложнее и интереснее мужчин в эмоциональном плане. А для искусства эмоции гораздо важнее рациональности. Что мужику-то надо? Секс, футбол, пельмени да абсолютная власть. Мало на каком мужском лице вы найдёте затаённую боль, любовь, печаль и надежду, которые легко прочесть в глазах девушки из Мизура. Хотя и Аде не нужно много — ни освобождения, ни расширения прав кавказской женщины, ни золотых гор, ни молочных рек. Ей нужно всего лишь стать целой. Ей обещали.
Небольшой северо-осетинский шахтёрский городок Мизур, где происходит драма обычная для кавказских семей. Родители не хотят отпускать своих детей в большой мир: вдруг с ними что-то случится. Крепкие отцовские объятия — вот основной герой этой драмы. Отец (его играет Алик Караев) очень сильно оберегает свою дочь Аду (её играет Милана Агузарова). Дети не всегда понимают, что наши родители желают нам только добра. Ада — это молодая девушка, которой надоела опека отца. Она ещё не набила своих шишек и хочет прожить свою жизнь, как самой хочется. Что меня потрясло в фильме? Что дети мало разговаривают с отцом. У них нет семейных бесед по душам за столом. У детей есть протест, но они не могут его выразить в словах. Режиссёр Кира Коваленко сделала авторское кино, где основную роль играет осетинский язык. Фильм очень авторский. Семейная драма про отца, про взросление дочерей в кавказских семьях. Фильм говорит; «У молодости есть стремление, чувственность, но нет никакой ответственности». Аде надоела ни только забота отца, ей надоела окружающая бытовуха маленького городка. Ей хочется увидеть большой город, ей хочется вкусить ритм жизни, а не жить в маленьком городке. Мне фильм понравился именно тем, что девушка Ада хочет жить по-современному. Отец очень любит дочь Аду, но его опека сильно давит на неё. Молодёжь хочет жить в своём ритме, ей хочется веселиться, ей хочется прожигать жизнь. Но отец понимает: «Молодость всегда проходит, а честь не вернуть никакими словами». Продюсер Роднянский делает ставку на арт-хаус, на фестивальное кино. Мне фильм понравился, хоть по-русски там вовсе ни слова не говорят. Режиссёр Коваленко сделала ставку на самобытность кавказских семей. Это очень камерная драма. Главных героев всего 5-6 человек. Эта камерность придаёт свежие нотки в российский кинематограф. Мне фильм очень понравился.
Неоднозначно, я запуталась! С ОДНОЙ СТОРОНЫ сюжет фильма настолько метафоричен и архетипичен, наполнен символами, что становится универсальным для любой точки Земли, и в этом его огромный плюс. Однако в таком случае, уместность осетинского языка вызывает вопрос как художественное средство, несомненно сужающее фокус внимания российского зрителя, который точно не соотнесёт осетинскую речь с масштабной проблемой морального обнищания человечества. Возможно авторам просто очень хотелось сделать ставку на мировую моду именно на кавказскую (восточную/азиатскую) 'социалку'. Вероятно именно поэтому, С ДРУГОЙ СТОРОНЫ, в фильме с некрофильной дотошностью очень концентрированно показана человеческая боль, исковерканные судьбы, физические и психические болезни, экономическая и эмоциональная бедность, необразованность, бескультурие, предательство, отсутствие надежды - нагромождение, каковое редко встретишь в одном сюжете, да и в реальной жизни. P.s. Милана Агузарова в роли главной героини, Ады, несомненно хороша и убедительна
Первый со времён 'Летят журавли' наш фильм, победивший в Каннах, хоть и не в основной категории. Эта победа стала чем-то вроде нового вектора в развитии российского кино. Приходят молодые авторы, снимающие уже на другие темы. Самое главное, что приходят они с юга - с Кавказа, с того региона, где, честно говоря, молодёжь потерянная (я могу судить, так как сам живу здесь), не буду перечислять причины этого, ведь это рецензия на фильм, а не на Кавказ и среди этой потерянной молодёжи нашлись такие таланты, как, собственно, режиссёр данной картины Кира Коваленко, Владимир Битоков и, конечно, Кантемир Балагов. Главная героиня - молодая девушка Ададза или просто Ада, живущая в маленьком городке в Северной Осетии вместе с братом и отцом. Ада мечтает освободиться от опеки отца, держащего её в ежовых рукавицах и уехать. Однажды приезжает её второй брат Аким, у которого девушка просит помощи в побеге, в этом и заключается завязка сюжета ленты. В картине с самых первых кадров чувствуется отлично переданная атмосфера Кавказа, я великолепно прочувствовал это место, нашёл что-то родное, тёплое сердцу и параллельно с этим родным и тёплым разочаровывающее и заставляющее впасть в печаль от происходящего. Такой точный портрет жизни в данном регионе в первую очередь был нарисован благодаря тому, что режиссёр, как уже было сказано, сама родом оттуда (пусть и не из Осетии, а с Кабардино-Балкарии). Коваленко с помощью различных деталей раскрывает образ этого великого места, кажущегося чем-то странным, экзотическим, может быть даже страшным для большинства. Большую роль в этом погружении, конечно же, сыграла режиссура. Киноязык Коваленко чем-то напоминает балаговский, при этом являясь самобытным, это можно сказать о всей картине в принципе. Я увидел сходства с 'Теснотой', но, опять же, 'Разжимая кулаки' полностью самостоятельный фильм. Здесь хорошая работа с цветовой гаммой. Имея в своём арсенале в основном приглушённые цвета, картина, тем не менее, радует глаз, выдавая красивейшие кадры, которые поставлены просто отлично. А помимо этого, режиссёр достойно поработала с актёрами, благодаря чему вторые показали прекрасные работы, великолепно вжившись в свои роли. Взяв за основу фильма такую тему, было очень важно грамотно её раскрыть. Это получилось. Мощный месседж для Кавказа, который освободившись от оков излишней консервативности может стать чудесным местом. Здесь отец Ады - как символ всего Кавказа вообще, пытающегося удержать своих детей под контролем из-за чрезмерной любви к ним, чьим олицетворением является сама Ада, изо всех сил старающаяся разжать твёрдые отцовские кулаки, перекрывающие ей дыхание и выбраться на волю, дабы вершить свою судьбу самой, не под гнётом устаревших для нынешнего времени традиций. Не понравилась мне в картине операторская работа (хотя, наверное, 'не понравилась' слишком громко сказано), потому что камера слишком уж часто не стояла на месте, что в кое-каких местах сбивало с толку, особенно, в самом конце (я понимаю, что абсолютно всё это так нужно было, но я, опять же, сбивался), хотя некоторые операторские решения были хороши. Помимо работы оператора, меня не слишком завлекла главная героиня, да, она отлично сыграна, но всё же, теряется на фоне остальных более интересных персонажей. Раз уж я сравнивал ленту с 'Теснотой', то сделаю это ещё раз, сказав, что Ада явно уступает Иле, имеющей схожий с ней типаж персонажа. 'Разжимая кулаки' - яркий пример того, какое кино нужно Кавказу. Самовыражение, протест, свобода - всё это есть в картине и всё это есть в режиссёре. 8 из 10
Современный российских кинематограф уже достаточно окреп и осмелел, чтобы обращаться к такой сложной и проблемной теме как быт, обычаи и культура Северного Кавказа. То, что раньше деликатно замалчивалось советским кино, оставляя только солнечную, стереотипную обертку в духе Мимино и Кавказской пленницы, теперь выходит на свет. 'Разжимая кулаки' - не первый фильм о современном Кавказе, показывающий его без прикрас и делающий акцент на проблемах местного консерватизма, ханжества, сексизма, нетерпимости и других вещах, о которых ранее предпочитали молчать, однако в некоторых вещах он новаторский и уникальный. Режиссер фильма - женщина, и явно чувствуется, что ей лично очень близка тема одиночества и тяжести бытия женщины на Кавказе. Фильм раскрывает тему отчаянного желания молодой девушки вырваться из этого закрытого, ограничивающего личность и свободу мира, который однако при этом все же является домом и родным местом, которое любишь не смотря ни на что. Место действия показано очень правдоподобно, актеры играют прекрасно, а разговор на родном для локации фильма осетинском языке передает истинную атмосферу малого народа, который живет в своем маленьком мире в огромной стране. Фильм тяжелый, местами пронзительный и даже невыносимый, но это именно те чувства, которые и хотел вызвать режиссер и у нее это явно получилось - фильм пробирает до глубины души. Для меня это безусловно один из лучших отечественных фильмов за последнее время. 10 из 10
Очередное женское российское страдающее лицо с национальщинкой. Что хотел сказать автор? Что девушку замучили окружающие ее мужчины? Замучили. Что паспорт отобрали и не лечат? Есть такое. По сути - фильм набор символических шаблонов русской чернухи. Горы с дорогой - символ тесноты. Купание в одежде - попытка погружения в чувства. Шрамы на теле - шрамы души. Последние кадры - поездка на открытом пространстве - символ свободы. Где-то это уже сотни раз видано. Единственный реально прикольный символ, когда Ада закрывает лицо снизу курткой - символ хиджаба и желание спрятаться. Очередной показ привычной нищеты, очередная показушная неряшливость, очередной жестокий родитель, очередной неудачный и скучный секс с наездом камеры на охреневающее женское лицо. Все это уже сотни раз было. Премии Каннского кинофестиваля периодически вызывают большие вопросы. Ровно 10 лет назад в 2011 премию в программе 'Особый взгляд' получила 'Елена' - сложная социальная драма с прекрасной актерской игрой, которая держит в напряжении до конца. А в 2021 году гран-при 'Особого взгляда' получает вот эта откровенно имитационно - подражательная и пошловато слабая работа. За что получает? Очевидно, за красивые глаза в прямом и переносном смысле. 3 из 10 Откровенно скучное и шаблонное кино, уровень хорошей дипломной работы провинциального киновуза с большим бюджетом. И не более того.
Фильм остросоциальный. Наконец-то, подняли тему сексизма на Кавказе! Место кавказской женщины в социуме очень точно показано через отношение к главной героине её мужской части семьи: 'Ада, накрой! Ада, не душись! Ада, стриги мне ногти, и себе волосы! Ох-ох-ох, бедняжка опять с раковиной воюешь?! Ну, ничего, я завтра починю, потому что сегодня я ничем не занят! Ада, буду спать с тобой мне страшно, плевать, что ты против' !!! У женщин на Кавказе личных границ нет. А у Ады, на минуточку, серьёзные проблемы со здоровьем, которые требуют оперативного вмешательства. Но этот факт все активно игнорируют, особенно отец. А почему? Кхм Кхм... А потому, что операция Аде нужна ниже пояса, а об этом на Кавказе говорить стыдно! Всё, что ниже пояса грязно! Так грязно, что один осетинский комик истерично просился в душ, когда услышал словосочетание 'половые губы'! Настолько грязно, что даже осетинские пироги оскорбляются... Так вот. Ада взрослая девушка, как ребёнок, вынуждена пользоваться подгузниками, после полученных травм, во время теракта в Беслане! О трагедии в Беслане, о личной трагедии Ады, говорится так вскользь, почти шёпотом, что кулаки сжимаются у меня, от неспособности помочь и прекратить её страдания... Ведь, о том, что болит, нужно говорить! Люди не должны стесняться своих шрамов, даже если они в 'срамных местах'. .. Люди не должны стыдиться и винить себя... Кире Коваленко огромный респект! За смелость говорить о действительно важном! Причём, учтены малейшие нюансы уклада нынешней жизни осетин. Например, обсуждение группой ребят, 'как ломать уши, как Конору или как Хабибу?'. Женская ступня на заднем стекле автомобиля, объясняет, почему гименоплаастика так популярна на Кавказе. Взрывы бомбочек о стену жилого дома, говорят, что подросткам в Мизуре и подобных посёлках нечего делать! А этот абсурдный диалог 'свадьбу сыграем, когда денег накоплю!... ' получается, соблюдение традиций требует немалых финансовых затрат?! Очень 'понравилось' предложение Акиму 'всунуть его в администрацию или вообще куда захочешь... '. То есть там все так 'всунуты' ?! То, как мрачно и суетливо показан красивый Мизур, прекрасно передаёт настроение фильма! Фильм не о том, что патриархат или традиции изжили себя, а о том, что женщина - человек, а не обслуга! Женщина заслуживает уважения. Уважения её тела, и всех его частей; её интересов и желаний или не желаний. Женщина не должна тащить весь быт на своих хрупких плечах. Не должна прогибаться, терпеть унижения и абъюз. Женщина имеет права, и имеет право говорить Нет. Нет, не приготовлю! Нет, не постираю! Нет, не согласна! Нет, не стыдно!
Но драма Киры Коваленко выдвинута на 'Оскар' совсем не из-за него. Тут есть и меткое попадание в повестку, и бурлящий котел феминистических страданий Северная Осетия. Маленький шахтерский городок, чей ритм определяется движением единственной маршрутки, связывающей место с большим миром. Пространство живучих клановых связей, зигзагов горной болезни и обычных людей, угнетенных обычной жизнью. Мир фильма разделен на до и после, а точкой отсчета здесь видят Беслан. Мир до - обычная утопия, о которой седеющие аксакалы рассказывают балбесам-внукам. Мир после - суровая реальность без конца. Все социальные роли тут расписаны еще до рождения. Любой элемент - это не часть системы, но ее лейтмотив. В этом пространстве живут старики, дети, пубертатные подростки и самые разные женщины. Через образы последних Кира Коваленко и растягивает тягучую жвачку повествования. Ада - девушка без возраста, у нее красивые глаза, но обрезает роскошные волосы, потому что так хочет тиран-отец. Ее жених - набор стереотипов, груб и неуклюж. Брат - обычный пацан, прогуливающий школу и тратящий время на непонятные развлекухи. Девушка существует в крайне неудобном мире, где ей совсем нет места. Ада даже болеет неудобно - мочится под себя в случае сильной эмоции. Ада взрослеет в тех условиях, что ей выпали. Ее травмы - сопутствующий ущерб, а борьба с укладом - не осознанность, а попытка сделать вдох. В фильме нет компромиссов, он сталкивает зрителя с правилами игры так же жестко, как героиню с кинореальностью. В голове девушки есть лишь один способ вырваться из клетки - старший брат, крайне важный образ для кавказской действительности. В реальности вытащить из плена не удается даже ему. Стокгольмский синдром страшен не тогда, когда тело привыкает к истязаниям. Он пугает, когда в них уже нуждается дух. Коваленко - ученица Сокурова. Она по-хорошему злоупотребляет длинными планами, чередует звук и тишину, а сценарий использует как инструмент киноязыка. Редкий прием в мире, где развитие сюжета стало почти единственным двигателем хронометража. Фильм - дуалистичен с самого начала. Мужское и женское. Черное и белое. Беслан и мир после. Отцы и дети. Все они никогда не смогут сойтись. В этом Коваленко видит загадку Кавказа, чьи реалии для нее миниатюра самой жизни. Забавно, что фильм, играя в реплики феминистических посылов, местами смеется над ними. Женщина - это шизофреническая полемика между традицией и свободой. Бесконечная в поиска ответа. И в меру бесполезная. Женщина с рождения проигрывает мужчинам. И большинству этот мир очень нравится. И вот здесь гендер точно не решает В конце концов, Коваленко прекрасно поняла, что, чтобы написать сагу о свободе, не всегда нужен тот, кто в рабстве.
Сознательно ничего не читал о сюжете, хоть он и достаточно простой. Поэтому отдельные плюсы - как меня погружали в этот мир, потихоньку раскручивая простую и одновременно сложную в своей этике историю. Что в итоге важнее - твоя свобода или твоя семья? А если по итогам даже кто-то умрет? Умрешь ты, оставшись. Умрет близкий, если уедешь. Умереть нельзя остаться. Запятую должны поставить все вместе. А лучше переписать текст. Как там, в Ростове? Тревожное кино, в каждой минуте своего гиперреализма Северной Осетии. Всё ждешь подвоха, удара под дых, подлости какой-то. То инцест мерещится, то снова инцест ) Но у создателей хватает некого аристократичного чувства такта, не перекручивать историю или показывать ужасы, а давать зрителю лишь повод додумать их, вырисовывая историю маленькими, аккуратными мазками. Подглядывающей камерой. Лишь ближе к концу образуется общая картина этого замкнутого маскулинного мира (а на Кавказе иначе и быть не может), со своей логикой и правдой мужчин. И лишенных голоса женщин. Кира Коваленко сжимает кулаки своей героине и не дает ни одного шанса вздохнуть полной грудью практически до самого конца. Душно у вас, откройте форточку. Горы, точилы, заборы. Лишь на финальных титрах шум прибоя намекнет, что всё у Ады будет хорошо
Чтобы полностью понять и прочувствовать этот фильм нужно знать… Хотя нет, вот я знаю, но не понимаю. Я о теракте в Беслане в 2004 году и культуре жизни народа Кавказа. Каково это быть заложником в школе? Каково быть ребёнком в таком событии? Каково быть подорванным и выжить, оставшись инвалидом, после чего ходить под себя возможно до конца жизни? Каково иметь подобные проблемы и быть девушкой в кавказской семье с их сложными нравами? Каково иметь отца на котором остались как внутренние, так и внешние отпечатки того трагического события? И после таких вопросов мне странно видеть подобные мнения, что фильм ««Разжимая кулаки» — жесткая драма о взрослении девушки на Северном Кавказе». И только то? Картина куда сложнее. Да, тон картины интересен. Да, непрофессиональные актёры большие молодцы. Но автор не смог до меня донести какого это. Слишком непростая тема, да ещё с такими тяжёлыми сюжетными придумками. Картина от начала и до конца остаётся личной и камерной, которую интересно смотреть, но невозможно понять. 7 из 10
«Разжимая кулаки» – второй полнометражный фильм режиссёра Киры Коваленко («Софичка»), выпускницы Кабардино-Балкарской мастерской Александра Сокурова, до смешного напоминает больше списанную у одногруппника Кантемира Балагова («Теснота», «Дылда») 'курсовую', нежели самобытное и осознанное произведение. И связано это не с тем, что Балагов и Коваленко учились вместе у одного мастера, и даже не с общей тягой режиссёров показывать и рассказывать о преимущественно бытовых моментах – всё же именно такую сверхзадачу в своих учеников Сокуров и закладывал. Проблема состоит в том, что «Разжимая кулаки» – это та же самая «Теснота» 2017 года с теми же самыми сценами, эпизодами и тональностью, но рассказанная через призму женского мировоззрения, благодаря чему картина у Коваленко получилась более мягкой и чуткой, чем у Балагова, а её гуманистический посыл менее нарочитым. Центральная героиня по имени Ада (Милана Агузарова) живёт со своим отцом и двумя братьями в маленьком североосетинском шахтёрском городке Мизур, расположенном между отвесными скалами. Хоть девушка уже и стала взрослой, отец всё ещё воспринимает её как маленького ребёнка, а потому старается контролировать каждый шаг. И если поначалу всё это выглядит как гиперопека, появившаяся в следствии предрассудков со стороны мужчины, очень быстро режиссёр даёт понять, что незнающая границ забота со стороны главы семьи – последствия трагических событий, оставивших Аду со шрамами на теле и повреждёнными органами до конца жизни. И хоть при подобном описании истории главная награда в Особом взгляде Каннского кинофестиваля и начинает выглядеть как приз, который вручили исключительно из-за центральной темы, Коваленко намеренно не пыталась играться с трендом на феминистическое кино. «Разжимая кулаки» вообще очень и очень трудно можно назвать фильмом феминистическим – он, скорее всего, именно гуманистический, нежели политический, ибо режиссёр не делает женщину угнетённой и несчастной по вине грубых, злых и ослеплённых патриархальными устоями мужчин. Нет, мужчины у Коваленко такие же добрые, полные любви и тепла сломленные люди, как и их несчастные женщины, с которыми попросту не знают, как правильно обращаться, представители сильного пола. Это же отражается и в борьбе Ады со своим отцом – режиссёр ведёт историю не в сторону накала напряжения между женщиной и мужчиной, а к смягчению конфликта. «Разжимая кулаки» – кино не о том, как бравая феминистка пытается дать бой патриархату и после череды неудач сдаётся. Это фильм о принятии и о том, что если далеко не каждый человек способен пережить рабство, то вот свободу – уже никто не в силах. Потому «Кулаки» не о борьбе, а о примирении. Кира Коваленко рассказывает о том, как взрослый мужчина испытывает страх за жизни своих детей, поэтому и пытается контролировать их. Ада, мечтающая о любви и надёжном мужчине рядом, не понимает своего отца, ведь смотрит на мир через призму своего ещё юного сознания. Она ещё не успела набить себе шишки, хотя шрамы на её теле уже давно погубили в ней ребёнка. Главная героиня мечтает вырваться за пределы бетонных многоэтажек, что режиссёр очень тонко отражает при помощи цветастого гардероба всех центральных персонажей. Несмотря на серость окружения, герои одеваются в яркую одежду, что, с одной стороны, хорошо отделяет их фигуры от фона, а с другой – визуально показывает их желание сбежать из места, в котором они живут. И подобными деталями «Кулаки» и интересны прежде всего. Александр Сокуров смог не просто воспитать из своих учеников талантливых постановщиков, но и грамотно настроить прицелы молодым режиссёрам. Потому Коваленко ищет красоту в быту, аккуратно работает с цветом (не только в выборе одежды) и камерой, которая занимает позицию наблюдателя. Режиссёр словно намеренно не пускает зрителя в мир фильма, держа его на расстоянии, позволяя ему тем самым более объективно смотреть на происходящие события, не занимая какую-то из сторон. А съёмка на манер Cin?ma-v?rit? на преимущественно широкоугольную оптику с закрытой диафрагмой создаёт иллюзию документальности, благодаря чему вера в столь кухонную историю у зрителя лишь усиливается. Основная проблема у «Кулаков» заключается лишь в сырости сценария, из-за чего все сюжетные арки, кроме центрального конфликта Ады со своим отцом, не работают вовсе. Два брата главной героини – фикции, которые ничего из себя не представляют. Старший брат – типичный архетип старшего брата, младший – картонный образ младшего. Персонажам не хватает глубины или же уникальных черт в характере. Это же можно сказать и про любовный интерес Ады в лице озорного молодого человека, который сюжетно тоже представляет из себя функционального персонажа, чем полноценного героя второго плана. Да и в целом, несмотря на важность поднимаемых в фильме тем, «Кулаки» ощущаются очень беззубым кино. Кира Коваленко больше мусолит проблемы, чем борется с ними, приводя историю, в конечном счёте, хоть и к тривиальному, но к берущему за живое благодаря своей реалистичности и честности решению. 6 из 10