Рецензии. Дзеффирелли: Паяцы
Имя итальянского композитора Руджеро Леонкавалло, конечно, не на слуху и не может стоять в одном ряду по известности с Верди, Россини или Чайковским. Между тем, следует заметить, что представленная зрительскому вниманию в (недалеком по музыкальным меркам) 1892 году его опера Паяцы смело может быть записана в анналы величайших произведений певческого искусства. В отличие от большинства оперных композиций эта не обладает широтой и размахом Пиковой дамы, Макбета или Аиды. Нет. Как и утверждает в самом начале разукрашенный веселый клоун - это история о простых людях с их 'обычными' страстями. Более того, все действие разворачивается буквально в течение нескольких часов, для некоторых из персонажей, являющихся последними в жизни. Не раскрывая всю интригу, заметим в общих чертах сюжет и подчеркнем главную, самую проникновенную и захватывающую сцену представления, которая и поныне считается одной из наиболее исполняемых и любимых. Сюжет донельзя прост и незатейлив. В среде гастролирующих клоунов (паяцев как говорили в XVIIIв.) раскрывается измена. Классическая схема любовного треугольника (муж-жена-любовник), дополняется персонажем, как водится крайне непривлекательным и отталкивающим, который, конечно, тоже влюблен в героиню (Недда). Получая от нее свою порцию насмешек и издевок (ничуть при этом не смущаясь), с его подачи и разворачивается дальнейшее действие. Словно всеведущий дирижер он умело управляет персонажами на пути к предначертанному трагическому концу. Ведь, как только раскрывается обман и муж (Канио) в ярости хватает Недду...раздается звонок! Паяцы должны выходить на сцену и разыгрывать перед публикой ту же самую ситуацию! Конечно, ария Канио, накладывающего на свое изможденное опечаленное лицо грим, вся его речь: 'Смейся паяц над разбитой любовью! Смейся паяц ты над горем своим!' - это и есть центральная сцена всего фильма, в которой содержится не только основная идея, но и смысл, поднимающий все произведение до совершенно недостижимых высот. Что может быть ужаснее, чем не быть собой в такую минуту, переводить трагедию в комическую плоскость, чтобы весь свет смеялся над глупым, недалеким рогоносцем, восхищаясь при этом ловкостью и актерским талантом его вертихвостки-жены?..И в то же время, что может быть отважнее, мужественнее и труднее, чем решиться на подобный шаг. Ведь, как вопрошает Канио у своего отражения: 'Разве ты не паяц? Разве ты не мужчина?' Играть до конца, вставая над действительностью, неутомимо и твердо отрекаться от своего Я ради нас, зрителей - вот истинный удел всех настоящих актеров. Все, что происходит после начал представления - настоящая фантасмагория актерского мастерства. Бесконечное испытание для любого артиста, чье лицо должно выражать и скрытую агонию, и гнев, и отчаяние, и веселье одновременно! Но, дабы сохранить интригу оставим дальнейшие описания, ведь для кого-то концовка может показаться неожиданной, хотя в действительности она, конечно, является единственно возможной для жанра трагической оперы. Что же до того факта, что к постановке приложил руку маэстро Франко Дзифирелли, то нельзя сказать, чтобы это было очень заметно. Съемки проходили в театре Ла Скала (где и состоялась первая премьера), что позволяет режиссеру несколько поиграть с пространством и ролью публики в представлении. Конечно, игра актеров под его руководством на высшем уровне, а само действие 'заточено' под телекамеру. Это прекрасно, но все-таки теряется важный момент сопричастности и со-присутсвия. Только, находясь в одной точке пространства-времени с актером (реальным человеком, а не персонажем), который прямо сейчас жертвует своим Я ради Вас (а не ради денег как многие думают), понимаешь истинный масштаб великой трагикомедии, называемой жизнь.
Мой путь в мир оперы был странным - через музыку Queen. Будучи фанатом оперы ('Богемская рапсодия', альбом 'Ночь в опере' и оперный альбом с Монсеррат Кабалье), Фредди Меркьюри включил в песню 'It's A Hard Life' (1984) фрагмент арии Канио из 'Паяцев' - той самой, где 'Смейся, паяц, над разбитой любовью...'. Так я вышел на Леонкавалло, потом на Верди, Пуччини, а дальше понеслось... Но 'Паяцы' остались первой и главной оперной любовью. За три года до выхода той песни Queen классик итальянского кино снимает киноверсию 'Паяцев' с Пласидо Доминго в роли Канио - в советское время это называли 'телеспектаклем'. А сегодня по какой-то необъяснимой, но благодатной причине, этой фильм выходит в российский прокат. Я знаю 'Паяцев' от первой до последней ноты, поэтому видеоряд для меня был приятным, но не главным дополнением. Любопытно было читать субтитры и складывать знакомые фразы на итальянском с русским либретто. В остальном - это довольно устаревшая по нынешним меркам телепостановка, которую сильно портит недостаточно 'богатый' звук в кинотеатре - видимо, дело не в качестве воспроизведения, а в уровне записи в начале 80-х. Никакого '4К-ремастеринга' лента явно не проходила. Тем не менее, я получил от просмотра огромное удовольствие, в очередной раз подивившись глубине вроде бы бульварной истории: ревнивый муж прямо на сцене убивает жену, потеряв границы между реальной изменой и её изображением в пьесе. Уровень вложенности тут как у Нолана: мы, зрители в зале, смотрим на зрителей в зале на экране, которые смотрят балаганную постановку, в которой персонажи сначала отыгрывают сюжет измены и ревности в реальности, а потом переносят его на подмостки. При этом зрители на экране не просто отыгрывают роль хора, а плавно перемещаются из роли зрителей пьесы 'Паяцы' в реальных её участников (особенно несчастный Сильвио). Крупные планы главных исполнителей - особенно Доминго и Тереза Стратас в роли Недды - позволяют пережить эмоции, недоступные в зрительном зале. Актёры играют актёров, выходящих из роли, чтобы, сбросив маски, сказать друг другу страшную правду и погибнуть... что вновь оказаться всего лишь актёрами телепьесы в титрах. Дзефирелли - не Нолан, и 1982 год - ещё не время для постмодернистской метареальности... но всё, что нужно для погружения в неё, уже написано Леонкавалло в 1892 году... а нем остаётся только слушать и смотреть... и смеяться, как Паяц, над разбитой любовью, которая у каждого из нас, разумеется, есть.