Рецензии. Коллекционерша
Тема взаимозаменямости субъекта и объекта амурного совращения продолжена Ромером в «Коллекционерке» — фильме, в котором особенно ощутимо влияние сочинений де Сада. Персонажи-мужчины ничем не уступают главной героине в плане развращенности, на что указывают их диалоги, никто из героев не может в нагромождении амурных приключений увидеть любовь, которая постепенно рождается между Хайде и Адрианом. Актеры наравне с режиссером участвовавшие в создании сценария и диалогов придали фильму необходимую естественность и импровизационность. Создавая «Коллекционерку» в 1966 году, Ромер делает все возможное, чтобы дать правдивую и объективную панораму нравов современной молодежи, не обеляя ее и не очерняя. Герои фильма как десадовские либертины делают все возможное, чтобы доказать друг другу свою эмоциональную неуязвимость, рациоцентризм из мыслей, желание все проанализировать делает их чем-то неживым в своем цинизме и пресыщенности. Это своего рода те «естественные» люди, о которых писал Руссо (не даром его книгу читает Адриан), но лишенные идеологического флера, показанные без прикрас. Ромер предпринимает все возможное, чтобы его персонажи выглядели максимально отвратительными: они используют друг друга из-за эгоистических целей, попирают законы дружбы во имя чувственного эксперимента, не способны отделить любовь от разврата. И как бы не была стервозна и неразборчива в половом отношении Хайди, она вызывает у зрителя большую симпатию, чем окружающие ее мужчины, использующие женщин во имя удовлетворения своих амбиций, доказывая друг другу свою жизненную состоятельность. «Коллекционерку» тяжело смотреть из-за смрада развратных действий и слов, но преследует этот фильм вполне моральную цель, как и весь цикл «Шесть нравоучительных историй», — показать невозможность закоренелых развратников увидеть любовь там, где она очевидна для любого чистого сердцем. Хайди и Адриан любят друг друга, но понять это они неспособны из-за гипертрофии своего разума, инфицированного цинизмом и блудом. «Коллекционерка» — грустный, даже в чем-то тяжелый в плане эмоциональности фильм, в нем нет просвета, здесь все — антигерои, зацикленные на себе и своей чувственности. Они думают, что интересуются миром, отдаваясь все новым и новым впечатлениям, а на самом деле поглощены лишь собой. Свой грех он любят больше, чем окружающих людей. И то, как заканчивается фильм, намекает на важную ромеровскую максиму, свойственную большинству его картин, — любовь и вообще все важное в нашей жизни рождается в нас помимо нашего участия, и важно вовремя это заметить, чтобы на променять его на временное греховное наслаждение. Однако, более неприкрыто эта максима раскроется в последующих фильмах цикла «Моя ночь у Мод», «Колено Клэр» и «Любовь после полудня».
Эрик Ромер, шагнувший в кинематограф сравнительно поздно, убедительнее многих других сумел доказать непостижимость человеческой природы, и в этом ему немало помогали слова. Их режиссёр чаще использовал не для информации, а как откровение мира и характера конкретного персонажа, независимо от пола, возраста и других факторов. Если в фильмах Тарковского преобладающее значение имел речевой минимализм, то Ромер свою эпоху раскрывал через «людей, которые двигаются и говорят». «Коллекционерка» в этом смысле стала первым ярким примером, а сам Ромер присвоил ей четвёртый порядковый номер в шестёрке так называемых «Нравоучительных историй». Уже в первой сцене фотографический портрет полуобнажённой героини на берегу предвосхищяет таинственную неизвестность ромеровского повествования с намёком на воскрешение хичкоковских традиций исследования вуайеризма, лицемерия и других личностных факторов, преломляющихся в специфической среде сексуального желания мужчин и женщин. Интриги добавит и то, что сценарий фильма был коллективным, а монолог главного героя Адриена собственноручно написал актёр Патриком Бошо. С самого начала своего пути Ромер шёл на определённый творческий риск, чего требовал и от остальных. Итак, группа людей, представляющих молодое поколение французского общества конца 60-х годов, обретает себя в загородном доме на юге Франции. Среди них — Адриен, человек среднего класса, которому не по наслышке знакомы искусство флирта и техники обольщения противоположного пола, однако здесь он намеренно ограничивает себя в физическом отношении и сохраняет дистанцию, подводя её под личные субъективные потребности, вроде стремления к ничегонеделанию и одиночеству. Адриен хорош собою и в своих глазах полон неотразимого обаяния, дающего ему некоторое основание вести себя с людьми по его правилам. Неожиданно он превращается в посредника в отношениях между двумя отдыхающими в лице художника Даниэля и девушки Хайди. Адриен с интересом наблюдает их взаимность, временами похожую на игру, и придумывает собственную стратегию поведения с Хайди. Символическая любовная драма отходит на задний план, когда режиссёр напоминает о бегстве каждого из героев от одной формы жизни к другой, тоже рутинной, но более совершенной в плане раскрытия в себе чего-то важного. Поверхностная игривость и фальшь в треугольнике Адриен-Хайди-Даниэль есть, своего рода, самообман для зрителей и самой троицы. Томное времяпрепровождение на побережье Средиземного моря опьяняет не только героев, но и зрителей, заинтересованных в максимальном развитии этой истории. Там, где время вроде бы остановилось, и не хочется предаваться даже мечтам, лишь быть самим собой и раствориться в гармонии естества, люди так и остаются людьми, составляют хитрое уравнение с тремя неизвестными друг другу именами. Каждый стремится снять воображаемую маску с другого, разоблачить или задавить тяжёлой формулировкой. Их действия на самом деле чёткие и продуманные, они как электроны перемещаются по своим орбиталям, попеременно занимая свободные места на территории общего атомистического пространства дома, будь то балкон, кресло или место у телефона, который может решить все вопросы и вывести из игры кого-то. Само собой, уравнение остаётся нерешённым. Общество само развращает свою естественность, в которой так остро нуждается, вслед за Руссо повторяет нам Ромер. Это происходит постоянно, как в случае с Адриеном, продолжавшим думать, что живёт в естественной спонтанной идиллии вплоть до осознания, что путь-то «варварский», которым бравировал его революционно настроенный приятель Даниэль. Вслед за этим, эфемерные свойства приобрела и мысль об изысканной свободе — Адриену всегда нужна была игра и присутствие достойных соперников, не поэтому ли он оказался в этом месте? «Коллекционерку» стоит посмотреть каждому. Это поистине увлекательный и чувственный образ далёкой французской эпохи, окарашенной революционными устремлениями, отображённой через призму её главной движущей силы — интеллектуальной молодёжи с её презрением к неискренности и лицемерию. Вас удивит радикальный взгляд представителей того поколения на проблему взаимоотношений двух полов и ряд других вопросов. Который без Ромера наверняка остался бы всего лишь пустой болтовнёй скучающей буржуазии.
Когда у тебя все есть, тебе ничего из этого не хочется. Это фильм о праздных бездельниках, о людях, для которых любовь и секс давным-давно утратили какое бы то ни было сакральное значение. Поэтому они изо всех сил пытаются создавать сами себе преграды, наслаждаясь фактом их наличия в своей жизни. Юная и естественная, как мать-природа, как фиалка на подоконнике, Хайди ведет праздное существование, позволяя мужчинам получать удовольствие от обладания ее телом. При этом она неимоверно естественна, что не позволяет нам осудить такой образ жизни. И остается только любоваться ею, как делает это она сама и окружающие ее мужчины. Адриан — тип самовлюбленного баловня судьбы, который так же наслаждается собой. Его естественность более маскулинна, чем у Хайди (что вполне понятно) и чем у Даниэля, который постоянно появляется перед нами в каких-то пеньюарах, кружевах и с выражением смертельной скуки на лице, которую Адриан почему-то толкует как завидное спокойствие и безмятежность. В фильме выведен отнюдь не любовный треугольник. Я бы даже сказала, что любовь в нем отсутствует как таковая. Я имею в виду любовь к другим людям. Зато нам показывают любовь к себе, к китайским вазам, к развлечениям… Человек стремится к удовольствиям. И чем запретнее и недоступнее они есть, тем большую степень эмоциональной разрядки приносят. Адриан и Хайди не вступают в интимную связь как раз по этой причине. Им интересней играть друг с другом, довольствуясь невинными поцелуями и соприкосновением пальцев ног, например. Несмотря на минимум интимных сцен, фильм пропитан эротикой и сексуальным напряжением. Грациозная, как кошка, Хайди, постоянно стягивающий с себя поводу и без одежду Адриан… Напряжение между ними пропитывает атмосферу морского курорта, делая интересным и захватывающим фильм с минимум событий. Действия героев компенсируются словами. Внутренняя жизнь рассказчика предстает перед нами во всей полноте переживаний и трансформаций его эмоций, суждений и ощущений. Хайди коллекционирует мужчин. Адриан — вазы, предметы искусства. Уступить друг другу, сдаться на милость противника значит утратить свой статус, перейти в разряд вещи. Это непозволительно для обоих. Собственно поэтому их отношения заканчиваются ничем. Фанатичные коллекционеры не в силах уступить кому-то свои позиции в мастерстве. Фильм мог бы быть книгой. Но книгой довольно скучной… Ибо именно фильм позволяет наслаждаться визуальным рядом во всей полноте эстетики природы, интерьера, архитектуры и, конечно же, физической привлекательности героев, которая особенно завораживает, прекрасно вписываясь в общую картину. Не знаю, чему должна учить эта история. Но она изящная, как та пресловутая китайская ваза. Именно в этой бесполезности и таится особая прелесть картины. Она приносит удовольствие, не нагружая и не поучая. Режиссер словно говорит нам: «Не делайте никаких выводов, если не хотите, не можете или вам просто лень.» Фильм понравится поклонникам «новой волны», французского кинематографа и всем тем людям, которые любят кино, где больше говорят о вечности, чем делают что-то, чтобы оставить в ней свой след. 8 из 10
Вольнодумец, эгоист и француз по имени Андре, устав от тяжелых будней светской жизни утонченного и надменного эстета, отправляется в санаторий на морском берегу, но не за различными оздоровительными и увеселительными процедурками, а за блаженным идиотизмом и бездельем, где компанию ему составит давний приятель — художник, зануда и аристократ, и симпатичная юная леди, склонная к куртизанству и уничтожению ценных безделушек. Мирные купания на морях, полуденные спячки, горы табака и лёгкого алкоголя отказались быть перманентными в своей безмятежности, а праздное существование под одной крышей, пропитанной пыльным ветром одиночества, создавало слишком привлекательную гармонию для того, чтобы её не нарушить. И как-то раз, наблюдая как юная Хейде, не обременяющая себя предрассудками, вновь собирается в ночь, незадачливый Андре, мнящий себя тонким стратегом, удумал устроить игру, в кульминации которой, проскакавший три дня и три ночи стратег, заявляет, что юная уженедева ему таки безразлична, попутно вовлекая в торжество и своего репетитора по безделью, коим оказался тот самый, что художник и зануда, что тоже ушёл недалеко в своих играх и интригосплетениях. Впрочем, незатейливая геометрия отношений Ромера обернулась треугольником много раньше, когда режиссёр в тройном прологе дал вступительное слово каждому из героев, и неизбежная трансформация неуклюжих философов в однобоких мечтателей была вопросом времени — хронометраж обязывает. Выставляя героев Андре и Даниэля редкостными болтунами и истеричными болванами, Ромер, весьма самокритично трактующий Фрейда, создаёт предтеч сумерек эстетов, с инфантилизмом вместо вампиризма, когда на алтарь реализма бледники мертвые и клыкастые замещаются бледниками смертными и беззубыми, а оборотни — придурками. Ромер, по всей видимости, вещающий устами Андре, что сдабривает каждое своё действие масштабными рассуждениями о материях высших, иронизирует об одиночестве, некогда желанном, но отвергнутом ещё в самом начале, но оборачивающимся полуденными кошмарами собственных теней и отражений в отчаянной погоне за телефонным звонком. Показательная сцена с кротким и ироничным молчанием Хейде на фоне беспомощных злословий, льющихся из уст закадычных врагов, некогда заклятых друзей, что стали таковыми по собственной дурости, отошлёт любителя вестерна к цитатам Туко и Блондинчика, когда один из обязательно бы заметил, что на свете существует два типа людей: тот, кто говорит о себе, и тот, кто не обращает внимания на последних. Хейде, играющая Хейде, но, к сожалению, не Уинтерс, Даниэль, играющий Даниэля, и Андре — единственный не прозванный именем актёра его играющего, с теплой, лиричной и есенинской режиссурой Ромера, когда природа, едва ли не полноправный участник до смеха трагичного дружеского междусобойчика, колдуют игровым синематографом, рассказывающем о пустошах сознания, что грозятся лишним словоплескательством, соответствующими последствиями, возвращением к некогда вожделенным истокам, поначалу обожаемым, что после недель в мирном пансионате видятся разбитым корытом. Экранизация, одной из шести поучительных историй, несмотря на свою поверхностную бесполезность, учит тому, что много позже вещали телевизоры. В прошлый раз вы помните? Все приходит с опытом.
Тонкая игра, где каждый стремиться быть в выигрышной ситуации, отдав право первого хода другому, заставить совершить ошибку, поддавшись ложному искушению, вызванному равнодушным, заманивающим толчком. Изысканная, порой деликатная игра, подчас переходящая в спор героев, недвусмысленными намеками, вроде бы не интересующего объекта, создающая атмосферу затишья. Чтобы привлечь, объект который тебя интересует, сделай так чтобы тобой заинтересовался кто-то еще. Нет более болезненного чувство, чем то которое заставляет в молчаливой агонии биться за обладание тем, кто те понравился. Игра не за право обладать, а за право властвовать над умом другого, превзойти его в умении быть сдержанным и безразличным. За право быть сильнее, интуитивнее, раскрепощенней в чувствах, изменчивее и гибче в средствах достижения не цели, нет, а способа найти ключ к двери, которая закрыта, до той поры, пока искренность не станет главным оружием соблазнения. А всё потому, что он совершил непростительную ошибку, дал понять ей, что знает о её симпатии к нему, и при этом проявил холодность. - Что означает твоя улыбка? - Ничего. - Я так и думал. Очень часто мы знаем что мы нравимся другим, но чувство своей свободы, одиночества быть искренним перед собой, не идти на поводу другого, как на крючок попавшегося спиннинга, мы начинаем плыть против течения, упиваясь этим чувством, даже если при этом нас душит тоска и гложет чувство разочарования и тревоги. В чем же мораль этой истории? Пожалуй в том, что мы никому не позволяем подойти слишком близко, опасаясь разочароваться в мечте, которую сами себе нарисовали. 10 из 10