Рецензии. Три тополя на Плющихе

Shea33 • 18 сентября 2011 в 04:46

Черно-белая печаль

Уже второй день подряд не могу отойти от печали, навалившейся на меня после просмотра советского фильма “Три тополя на Плющихе”. И как это я раньше не слышала об этом гениальном фильме?! Также как и “Еще раз про любовь” все с той же Татьяной Дорониной в главной роли, этот фильм поразил меня мгновенно и неожиданно. Поначалу в глаза бросается дикая разница между деревенской жизнью в России и уже вовсю развивающейся Москвой, я местами даже не понимала, про какое же это время фильм. Затем происходит встреча в такси, и уже просто не можешь оторвать глаз от экрана. Олег Ефремов! И почему я раньше не замечала его в кино?! Он играет искренне и нежно, хочется очутиться в кино, обнять его и посочувствовать его печали. Мое сердце разрывалось на части от подступивших к горлу слез, когда главный герой ждал героиню около такси, а она смотрела на него из окна и не шла к нему. Его последние сигнальные гудки перед отъездом как его израненная душа, желающая кричать от боли. Нюра возвращается домой с подарками для детей и деньгами для мужа. И вот семья задает ей вопрос: “А что ты себе привезла?” В здешних рецензиях пишут, что воспоминания и нежность, но, мне кажется, что ничего. Она о себе забыла и поняла это только сейчас. Поняла, что живет она для других, и уже и не думает о том, чтобы кто-нибудь привез ей нежность…

kaverza • 4 марта 2010 в 13:11

Хочется верить

Трудно описать то впечатление, какое произвел на меня этот фильм. Даже сам до конца не понимаю почему я, взрослый человек плакал, когда смотрел эту черно-белую картину. Мастерская игра актеров, простая, но отлично срежиссированная история и Песня... именно так с большой буквы. Если вы спросите стоит ли смотреть этот фильм - однозначно стоит - он вытряхивает вашу душу наизнанку, обостряет ваши притухшие чувства и изменяет... хм, что он изменяет? Думаю у каждого своё : взгляды, мысли, чувства... Посмотрите не пожалеете. 10 из 10

Максимилан • 22 апреля 2010 в 19:36

Лучшее кино 60-х

Нравится ли мне фильм? Я не устану говорить - Да, мне нравится этот фильм, ибо я считаю, что в нём гармонично сочетаются все детали, из которых состоит первоклассное кино. Это и игра актёров, и звуковое решение, и музыкальное решение, и режиссёрская концепция, и техническая сторона - тут всё выполнено на пять с плюсом! Лейтмотив песни 'Нежность' проходит через весь фильм. Спрашивается - что в этой песне? А в этой великой песне всё... вся жизнь, все переживания главной героини... А ведь самое интересное, что в фильме использована однотемная музыкальная драматургия! А зачем больше? И так всё понятно, в одной этой музыкальной теме заложена исчерпывающая информация о сюжетной и психологической линиях. Я считаю, что это лучшая работа Дорониной, Ефремова, Лиозновой, Пахмутовой и Добронравова... (я уж не говорю об остальной съёмочной группе - опять же 5 с плюсом им!) Только великая любовь к искусству способна создавать подобные шедевры. Нет ничего лишнего и нет ничего недосказанного. Любой фильм нас должен учить чему-то и мы что-то должны из него выносить. Если этого нет - нет и 'кина' - есть просто 'картинка'. Тут же это Кино с большой буквы - ибо оно учит любить, терпеть, сострадать и чувствовать. Последняя сцена - это эмоции навзрыд. Сколько не смотрел, удержаться не мог никогда. Прекрасное кино. Сейчас такого нет. 10 из 10

ilfa • 9 мая 2022 в 14:21

Когда хорошо всё

Как легко писать о том, что не нравится, и как сложно подобрать слова к тому, что нравится безоговорочно. Потрясающий в своей глубине и нежности фильм 'Три тополя на Плющихе' – тот самый случай. Недлинный по сегодняшним меркам хронометраж фильма ничуть не мешает раскрыться всем замыслам истории. Мы наблюдаем медленное разочарование обычной деревенской молодой женщины в её идеалах, надеждах, в целом, крушение всего её внутреннего мира. В этом смысле фильм схож с другой картиной, вышедшей гораздо позже, – фильмом Вадима Абдрашитова 'Охота на лис', в некотором роде мужской версии 'Трёх тополей...', но с социальным подтекстом. До сих пор идут споры о том, возникла ли настоящая любовь между таксистом и героиней Дорониной, как это возможно и т.д. А так ли это важно? Главное, что в этом интимном пространстве под проливным дождём, в таксистской 'Волге' возникло нечто неуловимое, неслышное, неосязаемое, что позже перевернёт мир что грубоватого, но тем не менее очень обаятельного (хотя каким ещё может быть Олег Ефремов?) таксиста, что добродушной и искренней Нюры. Хотя фильм по большей части про Нюру и про всё наше русское терпение (пожалуй, один из первых, если не первый, фильм, затрагивающий такую проблему). Конечно, в XXI веке ситуация меняется в другую сторону, но уж в прошлом веке, а уж тем более в деревне, патриархальность – наше всё. 'Какая такая любовь? Муж живой, дети есть? Чего ещё надо? Живите, и всё'. В пронзительном последнем кадре, который будет даже повыразительнее окончания '400 ударов' Трюффо, Нюра осознаёт, что всё так, да не так. Всё это и не процент не похоже на то, как выглядит счастье. История её золовки – нагляднейший пример. Гениальность концовки и в том, что в душе зрителя вместе со скорбью всё равно теплится радость, как будто с этим перерождением родилось что-то новое, какой-то росточек, и теперь всё в руках судьбы, ну, и самой Нюры. И всё это без тени чернухи. Актёры на своих местах и невероятно достоверны вплоть до дедушки-пастуха в начале фильма. Доронина, Ефремов... как в них не влюбиться? А Шалевич создал, может, чуть прямолинейный, но такой типичный и близкий образ грубоватого работяги, который, может, тоже где-то в глубине души хотел жить по-другому, но шоры, традиции, стеснение не пускают. Александра Пахмутова, композитор... Что тут говорить? Главная инструментальная тема – одна из самых жизнеутверждающих и красивых композиций в советском кино. Как созвучна эта музыка московским летним улицам, дождю, стекающему по лобовому стеклу 'Волги', задумчивому взгляду Ефремова. А главную песню фильма можно даже не упоминать – классика на все времена, которую любовь житель России угадает по первым нотам. Отдельно стоит сказать про операторскую работу Петра Катаева, который в ту пору был на пике своей операторской формы. Лиризм, который он заложил в своё широкоэкранное чёрно-белое изображение, чем-то схож со стилем Вадима Юсова в картине 'Я шагаю по Москве'. Чудеснейшие пейзажи просыпающейся Москвы, атмосфера, которую чувствовал, наверное, каждый, кто хоть раз приезжал на поезде в столицу ранним утром, передана в фильме до мурашек. Невероятно выразительные портреты Ефремова и Дорониной, сюрреалистическая атмосфера сновидений Нюры, тёплые и уютные деревенские кадры, в которых однако чувствуется приближение какого-то дискомфорта, – всё это камера Петра Катаева. Невероятный фильм. 10 из 10

Tata_Kononova • 21 декабря 2021 в 07:54

Трагедия утраченного шанса

Фильм, несмотря на наивность, присущую советскому кино вообще, весьма и весьма не прост. Я бы даже сказала, что использовано в нём несколько (для того времени) новаторских приёмов. Помните рощу и мёртвых предков вначале фильма? Вот оно - общение с бессознательным и с родовой памятью, предопределяющее исход: никогда героиня Татьяны Дорониной не последует за своим счастьем, поскольку въелось уже, как испокон веку повелось: терпи, даже если худо - терпи. Даже если грубого и неласкового мужа не любишь, и видишь - вот он - альтернативный путь - ломка архетипа, закрепившегося намертво в сознании - просто невозможна. Так начинается, по сути, удивительно лиричная, глубокая и трогательная кинокартина о человеческой душе, втиснутой в рамки патриархального уклада. Намёков, что всё может быть иначе - не счесть: та же Нина, золовка Нюры - живой пример сброшенных патриархальных устоев. И пример хороший: кого хочет, того и любит. Развелась с мужем, живёт в Москве. Это свободный и счастливый человек, с которым ничего плохого не происходит. Но, по сути, антипод Нюры. Последуй она её примеру - была бы счастлива. И такая грусть накатывает, когда смотришь этот фильм: сколько людей погубили свои души, живя в несчастливых браках и держась за них из страха перемен. Нюра изначально рисуется (и в одноимённом рассказе Александра Борщаговского, и в фильме) как другая: понятно, что деревня - её стихия, но сама любовь к музыке, прекрасный голос, песня о лётчике Экзюпери и какая-то трагическая отъединённость от деревенского социума - всё это говорит о тонкой душе, рвущейся из быта и устаревшего морального поля. По сути, революции, 'грозы' не происходит: не хватает духу у Нюры, и когда она возвращается в родную деревню - мы понимаем: всё, прижизненная смерть. Человек едет себя хоронить. Предки не отпустили, моральное поле (достаточно примитивное и жестокое) непреодолимо. И браво режиссёру, что сделал всё без нравоучительства: уверена, что нет такого зрителя, который бы сказал: 'нечего играть в любовь, давай-ка ты обратно в деревню'. Ждёшь, что всё можно изменить, и это ясно как белый день, что только в этой перемене спасение души Нюры. Бесспорный шедевр. Тут есть и подлинная драма, безупречно сыгранная актёрским составом, и психологическая проработка, и сюжет такой, что комок от горла не отступает. Настоящее, правдивое, высокое, гениальное кино.

alva7_84 • 19 апреля 2018 в 17:11

Одиночество

Увидел этот фильм очень давно. Раскрывался он для меня с разных сторон, постепенно. Сначала просто смотрел - нравились главные герои (да и потому, что на 8-е марта каждый год его обязательно показывали). Потом и из-за машин - лишний раз хотелось увидеть 'горбатые' Запорожцы и Москвичи-408, которые ездили в этом фильме по улицам Москвы. Но по-настоящему я оценил 'Три тополя' только после того, как услышал песню 'Нежность' из этого фильма в исполнении одной моей подруги по вузу под гитару на летней практике 2005 года... Всегда очень нравилась сцена возле кафе в семь вечера... Незабываемы глаза главного героя. В них без слов сказано всё... Глубокое смирение перед судьбой. Надежда. И одиночество. Страшное одиночество. И пустой безымянный палец на правой руке... Неразрывна со сценой щемящая музыка Александры Пахмутовой - гениального композитора. И каждый раз задаёшься вопросом - почему так часто в жизни происходит - люди, которые могли и хотели бы иметь, не получают в жизни желаемого, а те, кто ничего не ценят, имеют всё?... 10 из 10

smidmi1979 • 15 марта 2018 в 19:01

Такси ездит по Москве

Колхозница Нюра (Татьяна Доронина) отправляется в Москву к снохе, помимо чисто утилитарных соображений, ещё и затем, чтобы вправить мозги по поводу развода. Но дорога от вокзала знакомит ее с таксистом Сашей, и это меняет её жизнь... Фильм-настроение, в котором намного дороже сюжета дождь, 'а каппельное' пение, улыбка Дорониной и глаза Ефремова. А ещё дороже то, что Татьяна Михайловна Лиознова умещает в нехитрую историю своё время - доброе, светлое, переломное и драматичное в самом естественном проявлении - личном. И мерить тут можно многими мерками. Мерка урбанистическая. Почти классическое советское противостояние города и деревни. Противостояние, впрочем, условное - едва слышная, неспешная деревня не видится осуждаемой, а уж Москва - тем более. Скорее, Лиознова просто подчёркивает разницу между этими двумя мирами - парадоксально маленьким, хоть и просторным, миром деревни и миром большой (высокой) Москвы. И этот взгляд сильно пересекается со взглядом Данелии в 'Я шагаю по Москве'. Тем более что драма Нюры, наверное, лучше выразилась бы названием 'Москва: до и после...' А вообще для советского кино 1950-60-х более характерно обратное движение - из порочного столичного мегаполиса в царство возможностей в провинции (типа 'Разные судьбы', 'Карьера Димы Горина' и т.д.). Впрочем, к неоднозначности города может быть тоже пара аргументов... Например, сомнительная родственница. Мерка соцреалистическая. Если поковыряться, то можно найти в нашем кино подобные пары. Но навскидку в голову ничего не приходит. Так что оживление скульптурного шедевра 'Рабочий и колхозница' припишем Лиозновой, да ещё и помеченное искусством в виде любимой песни Гагарина. Мерка эпохальная. Тут есть пересечение с урбанизмом, но... Пожалуй, эпоха проявляется больше в мелочах - блокадное прошлое, детали быта, волосатая недевочка, московские улицы, кафе 'Три тополя', 'Нежность'... В общем, то самое настроение эти детали и создают, но не только они. Потому что есть ещё и личная, актерская, а в чем-то и литературная мерка. По существу более всего история Нюры - это история пушкинской Татьяны в смысле выбора между любовью и долгом, но в советской оболочке (см. выше). Лиознова добавляет сюда, впрочем, не только личный выбор, сколько случай. Или божественное вмешательство?.. Оттого, наверное, это один из двух фильмов. (второй - 'Одинокая женщина желает познакомиться'), которые я лично если и пересматриваю, то выборочно... И не в последнюю очередь из-за Дорониной и Ефремова. Не раз помянутая сцена исполнения песни - одна из лучших в нашем кино. А само кино ещё и о том, что колхозница может быть нежной натурой, хоть и везёт чемодан ветчины, а таксист может не быть бомбилой.

Tia_Sher • 3 марта 2018 в 06:15

Как прожить ей без него

Я люблю эту картину за то, что она во мне пробуждает с каждым просмотром. Это - неловкость и смущение, которые я испытываю, как бы подглядывая за вспыхнувшей влюбленностью главных героев, но, вместе с тем, и раздражение и обиду за Нюру, просматривая в ее судьбе и жизнь моих родителей, которых с самых первых отчетливых воспоминаний я помню, как людей, которые забыли о своих чувствах, погрязнув в быту и иллюзии, что они все силы отдают в попытках устроить свое семейное гнездышко, а на самом деле они позабыли, что значит быть влюбленными - друг в друга, в детей, в эту жизнь. Да и скажем честно, большинство семей так и живет, прозябая на работах-заработках в попытках скопить все больше и больше. Как будто это было вчера, помню свою первую ревность к маме, которую на какой-то из очередных праздников пригласил папин друг на медленный танец под аккорды Валерия Залкина 'Плыл по городу запах сирени, до чего ты была красива...' Я уже тогда, будучи всего лишь 6-летней крохой, понимала улыбки, прекрасные движения в танце как взаимность. Сейчас корю себя, понимая, что женщина хочет и должна быть любима. Пусть и на мгновение или на день она должна вспомнить, что она в первую очередь не чемодан с мясом для продажи, а женщина, которая самим Творцом была создана для созерцания в ней красоты и любви, на которых зиждется Земля. Хотя ни к коей мере не осуждаю, а скорее восхищаюсь, что и Нюра и ее муж трепетно относят к родителям, с уважением и заботой об их достатке. Открыла с фильмом в себе неприятное качество, до последних кадров надеялась, что она останется, но потом меня как подбросила: я строю из себя высоконравственную девицу, а сама в тайне от всех надеюсь на что? На то, что она бросит детей, родителей мужа и, наплевав на обеты данные в браке, поддастся чувствам? Для меня все картины с Татьяной Дорониной(сыгравшей главную героиню) - сама нежность, которую она излучает сквозь экран. Не хочу оценивать этот шедевр. Хочу купить букет роз для мамы, сводить ее в ресторан, сказать, что она самая красивая... И 'судьбе сказать 'спасибо'...

Vlabirinte • 12 января 2018 в 12:11

Солнечный удар, или о чем весь фильм молчал Ефремов, и почему Доронина не вышла к нему, хотя нашла ключи

Таких, как поле, прекрасных лиц в кино единицы. Ингрид Бергман, не знаю, Ханна Шигулла, Татьяна Доронина – и обчелся. Экранное время Дорониной – от силы три с половиной фильма, которые знают все, и десяток забытых – но легкое дыхание ее ролей, личную интонацию, светоносность ее дара – не спутать ни с чьими. Удивительно, как ей удалось не расплескать тот взгляд в финале «Трех тополей на Плющихе». Таксист позвал в кино понравившуюся женщину, а она к нему не вышла – между строк этой простой истории рассказан один из главных великих мифов человечества – о встрече (и о невстрече) мужчины и женщины. Некрасивый, образцово мужественный Ефремов, с его скупым актерским минимализмом, и ослепительная зрелой, безмятежной красотой Доронина, как океан, заполонившая экран волнами с перехлестом своей артистической экспрессии (которая «больше, чем жизнь»), – вдвоем они разыграли, пожалуй, самый прекрасный наш кинодуэт. Она играла жизнь, простую, как рожь: дом, палисад и поросенок в луже, первозданный заоконный простор, деревья с белою корой, и тут же – избяная грусть, соседственная злоба живущих стена об стену, добычливый муж-велец, отжитая мужнина ласка; главное – дети, все помыслы к ним. Тема героя Ефремова – городское, многооконное одиночество – застегнутое в молчание одиночество голостволого тополя (там еще множество других одиночеств: озлобленное сиротское одиночество старости, одиночество честного человека, которого за это не любят, одиночество прекрасной, но преступной, но прекрасной любви). С начала фильма они движутся друг другу навстречу: она едет в город продать мясо, он колесит по залитой солнцем накануне июльского дождя Москве и приметит ее у вокзала – так орбиты жизней двух совсем несхожих людей – даже не пересекутся, а лишь – коснутся друг друга. И окажется, что, с ее неискушенностью, нерастраченной нежностью, живой жизнью, она ему – неиспитая радость, бабье лето, будто до одури надышался свежим воздухом. Ей же природная, от века, нравственность и чистота не дают увидеть того, что герой Ефремова понял, когда она еще только села в его машину, и о чем молчал весь фильм – этого необъяснимого влекущего притяжения. Она споет для него любимую песню и сама не заметит интимности момента: пока, отгородившись ото всего дождем, она отдавала ему свою (ну кто, кроме Дорониной, мог бы так спеть? – никто!) нежность, – там, в этой машине, набухал, наливался антоновкой – древний – человеческий – хмель двух тел. Она так мало значения придает их встрече, что забудет о приглашении в кино, и таксист несколько часов прождет под ее окнами. Когда она это осознает, какая-то утробная сила швырнет ее к нему навстречу – непонятная ей стихийная сила, что бросает мужчину и женщину друг к другу, в которой смешались влечение, благодарность, жалость, отчаяние – все обнажающая и сметающая все наносное. Это ни в коем случае не сознательный бунт, а – прекрасный бессмысленный порыв, природный, инстинктивный – сменившийся отчаяньем женщины перед запертой дверью. Это момент слома. Когда, выплакавшись перед закрытой дверью, героиня Дорониной нашла ключи, она уже всё понимала: что нужна ему сейчас, что хочет быть рядом – но у нее дом, дети, муж и жизнь, простая как рожь, и палисад, и поросенок в луже. И, осознав это, не вышла к нему. Ничего не произошло, даже не было сказано между ними, но жизнь распахнулась – за час у закрытой двери героиня Дорониной заглянула в разверстую бездну и, не отшатнувшись, устояла перед великим и самым страшным искушением: когда кажется, что все обнажилось и оказалось пустыней, а счастье взвешено и его будто недостаточно. Люди, мало понимающие о счастье, с завистью твердят Нюре, что она в нем буквально купается, а сами не осознают, что счастье – это мимолетное впечатление, прекрасное своей сиюминутностью и интенсивностью, застящей глаза слезами. Герой Ефремова был счастлив, когда она пела ему «Нежность». Героиня Дорониной была счастлива, когда увидела, что он все еще ждет ее у подъезда. Ощущение неминучей утраты счастья, его преходящей мгновенности – об этом он грустит, опершись о руль, об этом молчит всю картину. Об этом, наверное, думает она в финале фильма, когда из радиоприемника льется все та же «Нежность»: удивительно, как ей удалось не расплескать тот взгляд, удержать закипающие слезы на этой, самой последней, границе. Это удается совсем не каждому зрителю (не мне). ___ 'Не могу же я, подумал он, не могу же я ни с того, ни с сего приехать в этот город, где ее муж, ее трехлетняя девочка, вообще вся ее семья и вся ее обычная жизнь!' И город этот показался ему каким-то особенным, заповедным городом, и мысль о том, что она так и будет жить в нем своей одинокой жизнью, часто, может быть, вспоминая его, вспоминая их случайную, такую мимолетную встречу, а он уже никогда не увидит ее, мысль эта изумила и поразила его. (Иван Бунин, «Солнечный удар») 10 из 10

Мена • 20 марта 2015 в 20:49

Встретились два одиночества

«Четвёртый раз смотрю этот фильм и должна Вам сказать, что сегодня актёры играли как никогда». В этой фразе легендарной Фаины Григорьевны Раневской заложено всё моё отношение к данной ленте. Ту нерастраченную нежность, несбывшуюся любовь, застывшую печаль и еле уловимую тоску, что можно увидеть на лице Татьяны Дорониной и прочесть в глазах Олега Ефремова, не способны выразить никакие фразы и жесты. Деревенская женщина едет в Москву с довольно прозаической целью – продать на базаре ветчину, а заодно попытаться вправить мозги сестре мужа Нинке, не дождавшейся суженного из мест не столь отдалённых, а подыскавшей ему замену. Всё в жизни Нюры давно устаканилось: надёжный муж, с которым всегда будет и кров, и пища, шустрые ребятишки, процветающее хозяйство. И вот прибывает она из своего тихого мирка в шумную, бурлящую жизнью столицу, садится в такси к обычному водителю Саше, смотрит на непрекращающийся ливень, и всё в одночасье меняется: приходит осознание, что каменная стена Гриша – давно опостылевшая опора, дети скоро совсем перестанут нуждаться в материнском тепле, а за каждодневным бытом час за часом ускользает что-то действительно важное. Осуждаемая обществом Нина больше не кажется позором семьи, а лишь по-настоящему свободной и счастливой снохой, встретившей того, кто готов носить её на руках. Незаметно подкрадывается то мгновение, которого ждёшь порой почти полжизни, оно же оборачивается мигом, когда можно всё изменить: протянуть руку и познать настоящее чувство, вверив свою чистую душу петербуржцу со сложной судьбой, несмотря ни на что ещё способному говорить добрые слова и дарить ласковые взгляды. Но фамилия Нюры отнюдь не Каренина… Всё это есть в рассказе «Три тополя на Шабаловке» Александра Михайловича Борщаговского, по которому и ставила фильм талантливейшая и успешная женщина-режиссёр, посвятившая всю себя киноискусству – Татьяна Лиознова. Единственное, чего в нём нет – это знаменитой песни «Нежность» на пронзительные стихи Александры Пахмутовой, исполненной голосистой Майей Кристалинской. Но именно эта находка трёх тонкочувствующих представительниц прекрасной половины человечества служит главным отражением единства двух мимолётно встретившихся одиноких душ, обрамлением того, что успело зародиться у них глубоко внутри. «Три тополя на Плющихе» – кино, берущее в плен, обезоруживающее своей изящной простотой и щемящей сердце грустью; картина, при упоминании о которой хочется затаить дыхание и оставить лишние слова, ведь поймать её настроение можно только посмотрев и пропустив через себя. 10 из 10

VIK@24 • 7 января 2015 в 23:10

'Разве песню расскажешь?'

'Да разве можно рассказать о серьезном за час?', - подумала я, когда увидела, что фильм 'Три тополя на Плющихе' идет всего 79 минут. Можно. И режиссер Татьяна Лиознова рассказала историю женщины и мужчины просто невероятно. Ты смотришь фильм и ты чувствуешь. Главная героиня Анна Георгиевна, которую сыграла Татьяна Доронина, просит таксиста Сашу, роль которого исполнил Олег Ефремов, рассказать 'про что' песня 'Нежность'. Он же ей отвечает: 'Разве песню расскажешь?'. Вот и сюжет 'Три тополя на Плющихе' пересказывать - бесполезное дело, так как фильм нужно видеть и чувствовать. Очень редко бывает, что фильм затрагивает струны вашей души. А вот 'Три тополя на Плющихе' исполнил мне на них 'Нежность'. Мне просто хочется аплодировать стоя и Дорониной, и Ефремову, и Лиозновой, и Александру Борщаговскому, по мотивам рассказа которого и был снят фильм, Александре Пахмутовой, Сергею Гребенникову и Николаю Добронравову, за их песню 'Нежность'. Фильм был и остается великолепным в квадрате, потому что 'так же падает в садах листва, и куда-то все спешат такси...' И если вы не готовы увидеть нечто жизненное, искреннее, глубокое и без спецэффектов, то лучше не смотрите 'Три тополя на Плющихе'. 10 из 10

flametongue • 27 декабря 2014 в 21:28

Тени наших судеб и душа, и бессмертная душа…

Как часто жизнь идёт своим чередом, а сердце выбивает совершенно другой ритм. И не слышит человек, и не может понять, что не так. И мерный стук безразличия принимает за счастье. И лишь иногда забудется, засмотрится в голубое небо, затянет тихо песню… А потом снова в колею, день за днём. Чтобы ночи тянулись медленно, а годы пролетали быстро. И везде так: у Франчески Джонсон в округе Мэдисон, у Джесси и Селин в поезде до Вены, у Нюры в деревне под Москвой. Что в двадцать первом веке, что в двадцатом – меняется только клетка, в которую заперта душа. «Да ты в счастье, как в реке купаешься!», - кричат окружающие. И ты уверяешь себя, что так и есть. Что в доме всегда тепло. Что дочь хорошо учится. Что сын растёт здоровым. Что муж не пьёт. Что не в Москве живёшь и не в Америке. Всё идёт по плану, и всё как у людей. Пока не сядешь в такси, зажав в руке рубль двадцать, и резонансом зазвучит в тебе музыка, и оставишь всю себя, не только ли… Всегда меня удивляло, как такие фильмы могли возникнуть в Советском Союзе. Как пропускала цензура отсутствие сюжета, идеалистического конфликта и духоподъёмных речей о светлом будущем? Откуда в эпоху развитого социализма взялось эдакое роуд-муви без начала и конца? И как позволили русской бабе предпочесть эфемерную нежность работящему мужу? То ли не разобрали отцы народа, что разбила Лиознова стеклянный домик коммунистической мечты, то ли решили отвлечь население от настоящих политических проблем… Так или иначе, выросли «Три тополя на Плющихе» - да не просто отшелестели знакомый мотив запретной любви, а в чутких и внимательных к мелочам руках режиссёра исполнили лебединую песнь русской женщины. Вот едет она, утомлённая солнцем, на возу, прикрывает глаза, тянет тоскливую мелодию. И полная грудь вздымается, словно в неизбывной тоске… Чего желать ей, когда всё есть? Очень детально рисует Лиознова картину Нюркиного дня: и избу, в которой зимой босиком, и мирно спящих детей, и белоснежного котёнка в дровах, и виляющую хвостом собаку, и полный таз настиранного белья, и ломти домашней ветчины, которую нужно везти на рынок в Москву. Всматриваясь вместе со своей героиней в созданную жизнь и не находя чего-то… «Я уже и руку твою забыла», - с укором скажет она мужу. А тот лишь отмахнётся и велит сторониться мазуриков в столице. Да и могло ли быть по-другому после стольких лет совместной жизни? Да и было ли когда-нибудь с ним по-другому? Не знала Нюрка и не задавала себе таких вопросов. А Саша знал – и, выезжая каждое утро в своём стареньком такси, ждал от судьбы не чаевых, а того самого шанса. Взял её, Анну Григорьевну, в беленьком платочке и с авоськой огурцов, как была. И нарочно ехал длинным путём, чтобы дольше говорить с ней. И обнулил счётчик, потому что не в рубле дело. И всё смотрел на кончик её языка, кокетливо выглядывающий изо рта. Остановился под дождём. «Ты торопишься?» Искал песню по радио, ту самую. А она сама спела. И растрогался, словно мальчишка. И даже купил билеты в кино. Словно невзначай пригласил. Она согласилась – ну надо же. И час стоял у подъезда, в костюме. А она… «Ты чего плачешь-то?» - спросит золовка, и Нюрка ответит, что жалко ей подругу. И невдомёк будет самой, что жалко себя. Диалоги здесь, конечно, не как у Линклейтера – да и романтическим сценам неоткуда взяться. Но наблюдаешь за героями с открытым ртом, боясь пропустить их мельчайшую реакцию, взгляд, улыбку. Из ниоткуда, из тончайшей игры возникает чудо – то, чего не доставало в жизни. И вот ты уже всем сердцем болеешь, чтобы они успели ухватить счастье за хвост… И нежность, проливаясь с экрана, хочет быть больше, чем песней. Как все подобные истории, эта заканчивается слишком быстро и слишком рано. Анна отдаёт свою душу на суд зрителю, прикусив платочек и замерев от осознания. Ещё одно сердце, поранившееся о клетку. Прекрасное далёко, казавшееся близким, как три тополя на Плющихе.

Moonlight Dystopia • 10 ноября 2014 в 10:28

А себе чего привезла?

Советский кинематограф привлекает искренностью и тонкостью. Это неспешное постепенное наращивание эмоций, как распускающийся цветок в замедленной съемке, которую внезапно ускорили, в самый нужный момент, до предела, так, что внезапно перед глазами уже вовсе не зеленый плотный бутон, а завядшее, прекрасное, выгоревшее. Трогательная, пробирающая и трагичная «Нежность» Майи Кристалинской как нельзя кстати гармонирует с душевным, истинно «деревенским» образом Татьяны Дорониной, а несколько «брутальный» и холодный Ефремов смотрит украдкой, как будто не веря, что так бывает: влюбиться. Когда героиня неумело, изящно, проникновенно затягивает «Опустела без тебя земля», в глазах шофера вдруг разгораются какие-то сумасшедшие страсти, в них, наконец, появляется жизнь. И обреченность. В финале хочется плакать от какой-то небывалой тоски за ту самую несвоевременность, о которой пел Тальков. Да, такое признание любви я не встречала в кино очень, очень давно. Недосягаемое и в то же время очень явное, когда все понимаешь, и лишних слов не нужно. «А себе чего привезла?» — спрашивает муж в финале. Я так ждала, когда она ответит хоть что-то, мгновенно способное отозваться взаимностью чувств, преследующих зрителя, поставить точку, создать великолепный финал, но молчание сыграло лучше слов. Потому что, действительно, что она привезла? Это кино нельзя пересказать, как нельзя ответить на вопрос Нюрки, адресованный Саше: «Нежность... Так и называется? А про что?» Это кино можно прочувствовать и пережить. Можно и нужно.

Wayneee • 23 июля 2014 в 19:13

Оксюморон действительности

Вы поблекли. Я - странник, коричневый весь. Нам и встретиться будет теперь неприятно. Только нежность, когда-то забытая здесь, Заставляет меня возвратится обратно. И фильмы могут стать стихами: когда они так близки сердцу, когда текут так певуче-неспешно и затрагивают что-то в душе ненавязчиво и будто между делом. Нежно. Размер этого фильма – амфибрахий. Трёхсложный, с ударением на втором слоге. Три жизни Анны Григорьевны – Нюры, Нюрочки. Жизнь привычная, обыденно-рутинная, где каждое слово сливается со следующим, и предложения следуют друг за другом предсказуемо и горько, а в заключении – полузабытая нежность, обыденно-рутинный муж, считающий деньги с продажи домашней ветчины и дети, разглядывающие гостинцы из далекой и удивительной Москвы. Лишь второй слог под ударением – столичное лето 60 годов, новое, с любовью, пролившейся внезапным шквальным дождем. Лирической героиней «Трёх тополей» в противовес французским изнеженным барышням с напудренными личиками и белеющими париками – о, эта томная Франция с вечным призывом к страстной и чуть приторной l'amour здесь картавит ласковым голосом Мирей Матье и глядит с фотографии Жана Габена – стала женщина «из народа». Вместо роз и будуаров у неё коровы и нетопленная деревянная изба, вместо пылкого поклонника – законный, но отстраненный муж, и песни она поёт не в гостиной с изящным роялем, а на старой трясущейся повозке с товарами на продажу, и ни аплодисментов, ни тихих влюбленных вздохов – раздраженная дочь и ревнивая соседка. И именно простая и по-детски открытая деревенщина приносит в шумную и поздно встающую Москву частичку собственной любви и… нежности. Какая же она, «народная» нежность? Она вся в песне с забытым названием, в речных огоньках, в тяготах сельского быта, в неискоренимых идеалах, которые в чемодане привезла с собой Нюра. Ей вторит случайно повстречавшийся таксист: такой же одинокий, только не в забитом доме, а в огромном и равнодушно слушающем дождь городе. Переживший блокаду, смерть родных, непрерывные десять лет везущий по московским улицам пассажиров он разглядел в Анне родное существо и тянется к её любви ко всему миру своей – поздно и не вовремя вспыхнувшей. И сноха Нинка поёт похожие песни, та, которая пошла против воли брата, наперекор всему, чтобы только забыть о постылом муже, делает то, о чем боятся даже заговорить другие – сбегает от условного мужа, бежит к молодому любовнику. Бежит, уже не молодая, как считают все вокруг, и ещё не старая, как думает она сама. Отчего плачет её вслед Нюра? Жалость ли это или запоздалое сожаление о неправильно прожитых годах? Рифмовка фильма – парная. Где одна судьба, там с ней непременно сплетается и другая, ведь не может ни в деревне, ни в городе прожить без любви человек. Конфликт в душе главной героини и вокруг неё зреет, наливается и падает на землю райским яблоком. Искусом. Позади – бесконечные домашние хлопоты, в которых она потерялась, растворилась, и уже подумала, что и не надо ей другой жизни, что она в счастье купается, как в реке, а лишь встретила человека, так похожего на нее – отзывчивого, ласкового, в сердце которого ещё так много нерастраченной ласки – и смыло летним дождем все счастье, оставив только ил на дне. Разыгралась драма на упрощенном, лирико-бытовом уровне, но с русским размахом, русским духом. Страница за страницей открываются всё новые и новые детали – свобода выбора у человека без права выбора как такового, вечные поиски «своего» счастья, иллюзии, принимаемые за чистую монету. В лиозновской Нюре, которая глядит чистыми глазами Дорониной, и Татьяна Пушкина, и крестьянка Некрасова, и Ассоль Грина – ждущие, самоотверженные, любящие, олицетворения своих эпох. В герое Ефремова – память народа, память о войнах, о страданиях, об умении пережить боль, чтобы потом идти дальше. В них обоих милая тоска, светлая грусть, которую холят и лелеют и они сами, и режиссер, и все русские люди. А над метаниями героев стоит величественная Москва, представленная длинной дорогой с рассыпанными по краям красотами – она наблюдает и смеется над избалованными девчонками, тоскующими о дальних странах, она же тепло встречает Нюру, встречает просто и безыскусно – шумящими улицами, ливнем, пробками, будто говоря «вот она я, а ты здесь своя». Нельзя говорить о стихотворении, не упомянув его литературного направления. В погоне за реализмом советского пространства, не потеряла лента и блудного сына серебряного века: символизм вплетается в канву повествования, равномерно-холодные удары часов отсылают к будущему творению Лиозновой – «Семнадцати мгновениям весны», продуманная эклектика взывает к зрителям образами погибших родителей, смутным мужским силуэтом, уносящим на руках в туман молодую девушку – так и главная героиня предчувствует, что отдаляется от веками установленных патриархальных порядков, гласящих, что «муж в семье голова», а женщина – безропотное, преданное ему до конца существо. Деревенские пейзажи изобилуют намеками на пережитки крестьянско-крепостного прошлого, а эхом повторяемые размышления о том, где же раньше встают – на селе, в Москве или вовсе в Лондоне звучат отголосками некрасовского «а кому на Руси жить хорошо». Где на Руси жить хорошо, кому хорошо, да и ради чего жить? И Татьяна Лиознова, подобно самому умелому поэту, пишет элегию о выборе женщине, коротких мгновениях любви, погоне за счастьем, укрывающемся за подернутыми дымкой березами. Ушла и Ахматова с её дамой под темной вуалью, от серебряного века русской литературы приплыли по реке-Оке к золотому веку советского кинематографа, где посреди воинствующей агитации неприметно встала и история о маленькой женщине, нежданно-негаданно задумывающейся о любви – доброй и понимающей. Едет по родному полю Анна Григорьевна, едет под песню Мирей Матье «Mon credo»: «да, верю я, что сегодня мои начинаются дни…» Нюра верит, но её знание пока ещё чужое, инородное – под французскую песню с непонятными словами. Настоящее знание к ней придёт только в такси, под проливным дождем, с пронзительно-близкой песней Александры Пахмутовой. Всё-таки, как ни хороша заграничная поэзия, лучше всего ты чувствуешь стихотворение на родном языке, когда кажется, что эти строки выстраданы и прожиты тобой и всем твоим народом. Я войду, не здороваясь, громко скажу: - Сторож спит, дверь открыта, какая небрежность! Не бледнейте! Не бойтесь! Ничем не грожу, Но прошу вас: отдайте мне прежнюю нежность.

sofiyask • 23 января 2014 в 20:46

Решила пересмотреть этот фильм, потому что совершенно не помнила, о чем он, а знаменитую песню из него “Нежность” люблю безумно всю свою жизнь. И впервые при просмотре советского фильма ощутила легкий привкус разочарования. И вовсе не потому, что фильм плохой. Просто щемящее чувство незавершенности не покидало меня. Фильм такой короткий и такой неясный, что я и вовсе засомневалась в моем представлении о фильмах про любовь. Ну не может так оборваться такая история. Потрясающе снята, потрясающая музыка, потрясающая актерская игра по большому счету от Олега Ефремова, вкупе со всем этим делает картину уникальным и очень трогательным творением. Порой просто от съёмки, музыки и грустных глаз Ефремова накатываются слезы. До невозможности красивая оркестровая музыка. А история – нет. Мгновение какой-то симпатии и навалившийся смысл ответственности. Это как раз период, когда остро стоял вопрос развода в общественной сфере и вполне понятно желание отразить отношение консервативной и традиционной деревни в противовес прогрессивному городу по этому вопросу, отразить моральный выбор главной героини, но заканчивать все так, когда ничего еще и не началось, несправедливо. Сама песня по глубине не заслуживает такой бытовой истории. Песня для меня что-то отдельное. И я вполне понимаю, почему мне так не нравится финал картины и ее обрывочность. Все потому что я успела привязаться к главным героям, несмотря на то что о них чертовски мало сказано в самой картине. И мне кажется смотреть этот фильм во второй раз для меня будет все той же пыткой от невыносимой невозможности что-то изменить. Но нельзя не оценить вклад этого фильма в кино-наследие Советского союза. 7 из 10

Detochkina • 14 сентября 2013 в 11:30

Нежность

Сколько не смотрю этот замечательный фильм, а как в первый раз. Снова и снова открываю для себя игру актеров...хотя, нет, не игру, жизнь! Мимолетные взгляды, робкие движения главных героев Нуры и Саши, все это пропитано, окутано, нежностью. Нежность, второе название фильма. Когда герой Олега Ефремова просит героиню Татьяны Дорониной спеть ему, является пиковой сценой фильма. в этот момент мы, зрители, понимаем, что между ними невидимыми нитями проскальзывается нежное чувство. Не зря, главной музыкальной темой выбрана именно песня 'Нежность'. Нюра - это олицетворение настоящий русской Женщины. Это кинематографический гимн женской красоте, внутренней красоте, покорности, верности. Весь фильм - это одна сплошная тонка линия. Нежность.

galina_guzhvina • 11 сентября 2013 в 18:07

Чай, не в лесу живем, и не в Америке.

Как ни крути, а современный московский миф до сих пор держится на 'Трех тополях'. Булгаковщину из города вымыла война: исчезли извозчики, чистильщики обуви, папиросные мальчишки, переименовались Тверские-Ямские, Поварские, Скатертные, изгадились и изгнидились (либо, напротив, подверглись санированию) Сухаревка, Смоленка и Хитровка, - а вот над бесхитростными черно-белыми картинками Петра Катаева ни время, ни катаклизмы, ни чужеземные красы оказались не властны. Стоит пройтись по списку самых-самых расхожих московских образов и стереотипов, как выяснится, что в области городского фольклора ничего качественно нового с тех пор не появилось, как и не кануло в небытие ничего действительно важного. Неизменны пренебрежение столичных архитекторов к исторической среде, морфотипу застройки и визуальным связям - куда ни поверни, везде клацнет вставной челюстью щербатый, недостроенный Калининский. По-прежнему бесцеремонны гости столицы с имперских окраин: приютишь одного, пострадавшего, несчастненького, глядь - а они уже здесь всем аулом. Все так же чужебесятся с жиру длинноногие столичные барышни, тоскуют о Лондоне и Париже, возвращаясь домой под утро. Для первого ознакомления колхозницы Нюры с великим оператором Лиозновой была выбрана формула простая и гениальная (Мандельштам!): 'От Воробьевых гор до церковки знакомой мы ехали огромною Москвой' - и сейчас Россия в Москве абсолютно по-катаевски катается и вынужденно стоит, не под дождем, так в пробках. Ведь сколько бы ни водил Окуджава, самоназванный мифотворец московский, свою музу по арбатским дворикам, да извилистым переулкам, из рамок интеллигентского междусобойчика его творчество так и не вырвалось. Массам (а массы у нас в России традиционно тоньше и умнее интеллигенции), как и мейнстриму, куда как вольготнее на проезжих магистралях. Символом такой магистрали стала неяркая Плющиха. Она же и осталась единственным адресом в титульном ряду культового кино шестидесятых. Собственно, если попытаться одним словом охарактеризовать атмосферу этого кино, то первым на ум придет та самая, ни на один европейский язык толком не переводимая нежность. Так называлась не только всеми звездами тогдашней эстрады хоть раз, да спетая песня Пахмутовой, но и, например, один из двух абсолютных шедевров Ишмухамедова, вышедший всего за год до 'Тополей'. Нежность, казалось, связывала все сердца огромной страны невидимыми нитями, а потому самое интимное, самое частное, самое приземленно-бытовое в это время мгновенно восходило на общенациональный уровень, прочитывалось в четвертом-пятом измерениях, взрывало все установленные великими теоретиками прошлого каноны. Душа несуразной, нелепой, в обыденном смысле недалекой женщины, по-бабьи, причитая, напевающей в машине песню 'о французском летчике', оказывалась созвучной не только душе случайного знакомого, но и отлетевшей душе Экзюпери, и душе того, самого любимого нашего летчика, которому едва год оставалось возвращаться на Землю... Именно поэтому мне кажется непростительным упрощением видеть в Нюре Татьяны Дорониной стандартный символ России (Родину-мать, 'простую русскую бабу' и тому подобное). Доронина если и была этим символом, то только в отношении России той, конца шестидесятых, идеальной, которой все было внятно в беспредельной нежности ее. Нежностью тогда все окрашивалось и одухотворялось: и грубость сельской жизни, и жесткость жизни московской, и повсеместно трудный быт, и весь набор отечественных наших свинцовых мерзостей (ведь пусть за кадром, но в фильме и пьют, и бьют, и отбывают срок - а вот поди ж ты, светло после него на сердце и все тут!). В этом смысле 'Три тополя на Плющихе' - это лучшее в кинематографе воплощение пушкинской 'светлой печали' - чувства, прекраснее которого не знают поэты. Конечно, в нем много и от невероятно популярного в те годы Грина с его культом несбывшегося (недаром Радзинский называл Нюру 'замужней Ассолью'), и от совершенно забытого сегодня американца Даниэла Стила (его рассказ 'Прекрасна в туфельках', похоже, и вдохновил Борщаговского на написание 'Тополей'), но все это в контексте обсуждения - досужие мелочи. Фильм Лиозновой - о Москве, иллюзорной, манящей, обещающей, умеющей - не разочаровывая - не дать. О душе человека, на которой, по Розанову, как на крыльях бабочки, лежит та последняя пыльца, которой не смеет, не знает коснуться никто - кроме Бога. О Ташкентском землетрясении. Об огнях на реке. О Гагарине. О каждом русском человеке.

Puma888 • 26 ноября 2012 в 10:42

'Опустела без тебя земля...'

Пересмотреть фильм 'Три тополя на Плющихе', который я смотрела в детстве, меня побудил другой русский, современный фильм с 'креативным' названием 'Духless'. Реклама заинтересовала. Восторженные отзывы повергли в недоумение. Если 'Духless' - лучшее из созданного в России за последние годы, то страшно подумать, насколько всё остальное еще более убого! И вот захотелось посмотреть простой и добрый старый фильм. 'Три тополя на Плющихе' - один из самых великолепных советских фильмов. В первый раз за долгое время мне не хотелось узнать уже в начале, сколько времени осталось до конца, хотя сюжет я помнила. В фильме завораживает каждый кадр. Какая красивая и наивная героиня Татьяны Дорониной, она словно светится изнутри, и наблюдать за ней и сопереживать ей - одно удовольствие. Как хорошо, с любовью показана советская Москва - солнечные или дождливые улицы, дороги, дома, спешащие люди. Какая укутывающая душу музыка... А самый пронзительный момент - когда Нюра поет в такси. В эти минуты они с героем Ефремова - такие разные - вдруг становятся до боли близкими, и этот его быстрый удивленный взгляд, когда он понимает, что она поет его любимую песню... Мне бы очень хотелось, чтобы кто-нибудь из современных режиссеров снял фильм, похожий на 'Нежность', такой же чистый, простой и искренний, без ложного пафоса и эффектов. 10 из 10