Рецензии. И все-таки я верю
Про Михаила Ромма я узнала примерно месяц назад. Мое поколение с ним почти не знакомо; но зато родители подтвердили известность режиссера, что он снимал вспомнить не смогли. Зато мы стали преданными почитателями его манеры повествования. Взгляд на двадцатый век человека, который родился в самом его начале и был свидетелем многих исторических, технических и культурных переворотов, обогащает наше понимание нашего настоящего. Сочный и насыщенный кино-ряд несет главную смысловую нагрузку, так-как комментарии автора звучат только на протяжении первой четверти фильма. Просто поразительно, насколько послушной может быть камера в руках профессионалов, и на сколько гармонично и стройно можно выстроить не связанные между собой видео-фрагменты, связав их силой мысли. Привыкшему к экшену зрителю 21-го века повествование может показаться вялым и медленным, но ненавязчивое обаяние фильма обязательно достучится до сердца терпеливого зрителя.
Меня привлекла очень интересная манера повествования, до четверти фильма. Автор успел создать только четверь, а то и меньше... Зато то, что он создал - эпохально. Это практически беспристрасное отражение реалий того времени, взгляд со стороны. На протяжении всего фильма появлялись цитаты тиранов и идеалистов, про которые можно сказать - чушь! Но факты... факты приземляют. Избежим ли мы полного истребления продолжая жить так как живём? И всё-таки я верю...
Увы, после просмотра данной ленты становится ясно, отчего скончался выдающийся советский кинорежиссёр Михаил Ильич Ромм. Форма какафонии, сложившаяся на подходе ко второй части фильма, несёт мощный сугубо отрицательный заряд. Тяжёлую угловатость данной формы-и-содержания выдержать нелегко - она буквально заходит в нижнюю чакру (Мулдахару), отвечающую в том числе и за инстинкт самосохранения и сохранность здоровья (как физического, так и психического), и в тело 'через' пятую точку, вызывая болезненные ощущения. Не единственно рука М.Ромма была причастна к этой работе, но невольно приходит на ум экспериментальные эссе Жана-Люка Годара, который в этом плане выступал менее агрессивным (хоть и эпатажным в средствах выразительности). При всём уважении к трудам М.Ромма и духу его творчества первая половина второй части ленты представляется откровенным мусором с киломентрами пробитого мусоропровода (протянутого через капиталистическую Америку и Китай Мао). Стоит иметь это в виду, ныряя сюда, принимая во внимание наличие в ленте несомненно прекрасных отрезков, сконцентрированных преимущественно в первой части её - практически в начале. В целом, хотелось бы конечно увидеть кристальную мысль Михаила Ромма, формирующего свой исключительный взгляд на 'Мир сегодня' (вопреки слитому сплаву 'И всё-таки я верю').
Недаром автор хотел назвать фильм «Мир сегодня». Его исторический взгляд на проблемы двадцатого века актуален и сегодня, в двадцать первом. Не так далеко ушла история: ничего не поменялось. В советской кинопублицистике не создавалось еще таких сложных и философских фильмов — настоящего философского авторского кино. До 'Koyaanisqatsi' еще долгих десять лет, а другие советские психофильмы, наподобие 'На прицеле ваш мозг', никогда не отличались независимостью мысли. 'И все-таки я верю...' тоже можно отнести к психофильмам, но только частично, — особенно ту её часть, которую сам Ромм не успел завершить. Вакханалия звуков и кадров, призванные усилить воздействие на зрителя, сегодня не шокирует. Ведь подобные приемы должны были предупредить человечество о том, как страшно будет жить в разрушенном мире, полном хаоса. Но наш мир уже разрушен, все плохое произошло, и теперь мы смотрим на черно-белое кино как на исторический учебник — не более. Даже смотреть тяжело, и требуется некоторый героизм, чтобы преодолеть хронометраж этой картины. Ничто не забыто. Каждое достижение, каждая проблема двадцатого века ярко изображены и стоят близко перед зрителем. Техника, мода, искусства, наука, политика, войны, наркотики, ядерное оружие, голод, болезни — идут одно за другим, сосуществуя в единой эпохе прошлого столетия. Комментарии Ромма дополняют кинохронику необходимым и живым смыслом, и как жаль, что лишь треть фильма удостоены этой живости. Комментарии автора действительно незаменимыми, но тем больше их отсутствие заставляет потрудится понять его, понять смысл изображенного, — тем более их отсутствие заставляет мыслить. Давая тонкий намек на главную проблему в глубоких мыслях о войне, автор не успевает обратиться в будущее — к новому поколению, не знающему цены мира, и оставляет зрителю самому делать выводы. На первый план выходит человек. Отвращение, скука, уход в себя уже тогда были проблемой, которую дали человеку свобода и мир. «Быть свободным от всего» — вот лозунг современного человека. Нежелание признавать свою зависимость от других людей — одна из главных ошибок человека и причин общественного разъединения, 'атомизации' общества. «Дети своего общества, они не приемлют его» — разве что-то с тех пор поменялось? «Бунт лежа» — и сейчас популярное средство. Они понимают, как загрязняется воздух, как много тратится сил на вооружение, но проблем так много, что все мысли в их головах смешались, — смешались в однородную массу проблемы мира, порожденные цивилизацией и историей, и их собственные. Новому поколению уже наплевать, они не видели войны. Свобода. «Ресурсы современного мира позволяют прокормить 12 миллиардов человек», но «2/3 мира голодают». Все смешалось, и мир стал похож на сюрреалистические картины Сальвадора Дали. Наш мир — один большой клубок проблем. Даже реклама возвещает о несправедливости. Вторая часть начинается с заглавия 'Бунт молодежи' и заводит речь о революциях. Ко времени создания фильма уже произошло Кровавое воскресенье в Северной Ирландии и прогремели Дни гнева в Чикаго, студенты, объединенные единым лозунгом 'Разрушим общество потребления', устраивали митинги и организации для борьбы за свои идеалы. Средство их было — террор и разрушение. Свобода, культы, идеологии, авторитаризм — вот, кажется, символы той эпохи. Революция. Возможно, автор критикует родной советский коммунизм, рисуя карикатуру на китайский, — возможно, даже неосознанно или случайно критикует. Мао будто заново оживает, будто играет новую роль специально для фильма Ромма, так что можно с полным правом сказать: Мао снимался у Ромма. «Будешь много читать, императором не станешь»; «100000 лет Мао», «Тысячи тысяч миллиардов лет Мао», «С нашей точки зрения, интеллигенция — наиболее невежественная часть общества». Таким же смешным и сумасбродным, как результатом осушения болот — возгорание торфяников в начале 70-х в СССР, выглядит истребление воробьев в Китае, результатом которого стало десять миллионов смертей от голода. Заходит речь о счастье. «Лишение — это счастье», «Бедность — это хорошо», «Чем хуже — тем лучше» — твердит Мао. «Когда исчезнет расизм, настанет счастье» — вот как понимает счастье чернокожий американец. Весь фильм — это энциклопедия проблем двадцатого века. Проблем человеческих, природных, философских. В конце фильма очерчивается круг проблем и делается вывод, в котором звучит мечта о мире, солидарности и счастье. Призыв к жизни и здравому смыслу. Но во всем этом сквозит чересчур светский, научный подход, как будто и нет души, и проблемы все — лишь проблемы человечества. Убедить же в том, что человечество — это мы, одной строчкой в последних кадрах фильма соавторам Ромма не удается. Что ж, можно довольствоваться и рационализмом фильма, ведь вопрос о душе — проблема куда более давняя и неразрешимая, а для советского режиссера — даже опасная! Так что в другом смысле этот фильм и предельно духовен.