Рецензии. Двадцать дней без войны
Герман снимает живые, близкие к реальности по содержанию и изображению фильмы. Их немного, но какие это фильмы!! 'Двадцать дней без войны ' - один из таких Настоящих фильмов. Фильм не о войне как таковой, а о том, как в такие сложные моменты жизни люди способны видеть больше, чем несчастья и страдания, окружающие их. О том, что даже в такое тяжелое время чувства не остаются без внимания, а может из-за ощущения близости смерти становятся ярче и острее. Это фильм о любви. Интересные диалоги, удивительная игра актеров, 'живая ' камера - всё это в комплексе не просто хороший фильм, а достойный пример того, как стоит снимать Хорошие фильмы. 9 из 10
Так… Об этом фильме я узнал на Ютуб-канале, который называется «Кинопоиск» в видео-эссе «Вся боль советской истории: Как снимал Алексей Герман». (Бесплатная реклама сайту «Кинопоиск» Ютуб-канала «Кинопоиск», не благодарите). Распинаться в излишних благодарностях с моей стороны – это моветон. Думаю, простого «спасибо!» будет достаточно. Сейчас видеохостинг под угрозой для нас… Но… не будем о грустном!.. В такой-то день!.. С поклоном ко всем, кто добыл Великую Победу, приступим!.. Итак, Алексей Герман!.. «Двадцать дней без войны»… Алексей Юрьевич Герман - режиссёр, не искупанный зрительским вниманием в наши дни. Что однако не мешает говорить о его профессионализме и его реноме как творца, имеющего уникальный и присущий не многим (а, быть может, что и только ему) язык киноискусства. Созданная на 'Ленфильме' картина '20 дней без войны' будоражит мысли осознанием того, насколько в ней отображена война. Можно даже сказать война 'без войны'. Панорамных баталий если зашли посмотреть, - вам не сюда. Тут лишь чуть мы видим бомбардировки в начале, где-то в середине во время съёмки кино о войне в воспоминаниях прибывшего в Ташкент на побывку майора и ближе к концу миномётный (судя по всему миномётный) обстрел. Тут о другом! Тут мы наблюдаем, как Герман окунает нас в жизнь и быт страны во время общей беды прошлого столетия. Вот здесь иллюстрации всего. И разговоры о пережитом, и встреча матери и сына на перроне, и внезапная любовь - такая же исковерканная, как сама жизнь трагедией войны. Военный писатель, майор по званию, журналист Лопатин, корреспондент 'Красной Звезды' по приказу главреда едет в Ташкент консультантом на съёмочную площадку, где намеревается сниматься фильм по его же сталинградским очеркам. Там же, уже на месте Лопатин посещает семью убитого сослуживца. Тогда же, в Ташкенте, он пьёт чай с водкой с бывшей женой и её новым мужем - там новогодняя уже царит атмосфера... Гости задают майору вопросы о том: как там фронте (удавалось ли стрелять, убивать и прочее). Но ещё по дороге сюда военкор пересекался взглядами с костюмершей эвакуированного в Ташкент московского театра - это собственно будет являться любовной линией данной картины. Кинокартина Германа - это кино не столько сюжета, хотя он тут есть, сколько кино философских образов. Действующие лица, когда уже преждевременно закончилась спецкомандировка (7 дней туда, 7 дней обратно - вот уже 2/3 и прошло из 20 дней), как бы своими поочерёдными репликами-монологами озвучивают мысли-переживания об этой проклятущей войне. Наглядно это показано после контузии лейтенанта: - Я думал, что уже - всё! (он говорил о чудо-спасении после того, как группа была атакована). - Ещё только начало!.. (словно говорили уже иносказательно, и не ему, а нам, намекая на всего только ещё 1942-й). И да, если до Кубани было недалеко, то до Берлина ещё ой как далеко (опять таки, расстояние представлено как время). Юрий Никулин и Людмила Гурченко. Лия Ахеджакова и Ангелина Степанова. Алексей Петренко и, конечно, сам Константин Симонов... Процесс кипел, лента километрила. Худсоветы? Симонов был членом ЦК. И если сейчас деньги решают всё, то тогда кадры решали всё... Как фильм сработал на меня? Я всего того, то, о чём написал, признал значимость. Но само время нынче таково, что неторопливый размер вкупе с где-то даже кажущимся нарративным течением уже не находят столько отклика в моём слегка обрусевшем сердце. Не сказать от себя, что фильм на века. Невзирая на маниакальное производство и воссоздание атмосферы и антуража, фильм хоть и является немаловажным, но теряет в динамичности. Вот как будто в форточку я наблюдал за происходящим. Но... Классика? Классика! Это знать надо? Это знать надо! Склоняю голову перед подвигом предпредыдущего поколения за то, что так самопожертвенно ковали победу в этой войне! Да не померкнет их слава до скончания веков!!! С Днём Победы, друзья! С Днём Победы!!! 7 из 10
Море, песок, пляжные зонтики. И рёв штурмовиков. Вместо отдыхающих - суровые солдаты в шинелях. Фильм «Двадцать дней без войны» насыщен подобными несовместимыми деталями. Это будто противопоставления войны и жизни. - На людей еду посмотреть. Отвык, - сообщает Лопатин зрителю, глядя в окно поезда. Кто для него - люди? Быть может, те, кто не воюет, те, кто живет? - Анекдоты любите? - Смешные - люблю. Но после этих слов - рассказ героя Петренко, совсем не похожий на анекдот. Лопатин - это исповедальня. Всякий встречный считает своим долгом поделиться с ним самым наболевшим. Лопатин впитывает в себя чужие страдания, как будто у него недостаточно своих. Это очень сильный человек, это герой по-русски – правдивый, прямой, способный понять и принять каждого. Он не уйдет от войны даже на двадцать дней, она едет с ним в поезде, заходит в гости к бывшей жене, заглядывает на киностудию. Кстати, любопытная деталь композиции - съемка фильма в фильме. Насколько все искусственно в мире декораций киностудии, настолько все реально в мире Лопатина. Этот герой – живой. Война настолько глубоко проникла в жизнь, что стала частью народного сознания. Поражает речь пожилой женщины: - Самолеты летят низко - значит, скоро придут наши. Вот такие народные приметы. Вокруг так много страданий, что болевой порог у людей притупился: - Хата у нас от немцев сгорела, а так все хорошо. В сцене, где герой Никулина прощается с героиней Гурченко, оглушительно громко тикают часы. Время уходит. Двадцать дней на календаре Лопатина иссякают. Жить больше некогда, остается воевать. Помните пляжный зонтик в начале фильма? Композиция начинает закольцовываться, когда за окном поезда мелькает грибок песочницы. За ним – зенитки, зенитки, зенитки. Режиссер сообщает нам: если такие вещи могут находиться рядом – с миром что-то не так.
Этот фильм, снятый на паршивую пленку, кажется самым впечатляющим фильмом, затрагивающим тему войны вообще. Не знаю как, но режиссер приблизился к невозможному идеалу. Наверное за счет изумительной, совершенно естественно обрисованной реальности - все время действие происходит и на втором плане, и за кадром. Действительность, кажется настолько аутентичной, что лента представляется чуть ли не документальной. В происходящее больше чем веришь. Ничего лишнего - и герой, не тратящий слова попусту, и разная в своих проявлениях война, радости, горе, обшарпанная жизнь. Режиссер не делит их, эти события и зарисовки на яркие детальки, предоставляя осознавать значение самому зрителю. Но это наоборот, не вызывает сухость эмоций, а выплескивает все их. и впечатляет больше, чем что бы то ни было. Пристально глядящая, уверенная камера, нарочито обстоятельно выписывающая мгновения биографии корреспондента наталкивает на мысли о настоящей усталости, истинном лице жизни, выраженном в лицах окружающих эту войну людей. И даже обычно с издевкой воспринимаемый мной пафос, здесь совершенно органичен в речи героя перед работниками завода и незаметен в обсуждении съемок военного фильма на студии. Картина полна простых, совсем некинематографичных, сцен. Нет не вызывающих, о которых принято умалчивать, а создающих атмосферу, настроение и невольно толкающих то глубоко задуматься, то насладиться тем, что внутри, а не непосредственно в кадре. Например, сцена прощания новоявленных любимых навсегда отпечатывается в памяти. Даже если бы фильм состоял из нее одной - он был бы достоин высочайшей оценки. Гениальная работа. Манифест музыкального молчания. Триумф реализма и веры в жизнь, художественной цельности и простых человеческих чувств.
Юрий Никулин (Лопатин) и Людмила Гурченко (Нина) – шикарный тандем, и, пожалуй, главное достоинство этой картины. Фильм, однако, не комедия, это сложная драма, в центре которой несчастный человек – Лопатин, журналист, который приехал на отпуск в Ташкент. Название фильма не случайно – эти 20 дней станут своего рода «отдыхом» от войны. Лопатин иначе воспримет реальность («А что, и театры работают?» – спросит он в одном из эпизодов, на что Нина ответит «Конечно…»). По его очеркам снимут фильм. Когда Лопатин обратится к военному, мол, пускай солдаты снимут противогазы и шлемы, военный начнёт пререкаться с ним: «Для чего? Мы ведь подлинно освещаем события войны», на что Лопатин отреагирует вопросом: «А вы в тылу были?». Военный замешкается, и ничего кроме как «я служил в других местах», выдавить из себя не сможет. Но Лопатин видел войну изнутри, посему он знает о ней не понаслышке. Во время просмотра картины Лопатину сочувствуешь. Заметно, как он переживает по приезду в Ташкент. В этом городе тихо и спокойно, вокруг нет ни крови, ни убийств – его поэтому удивляют работающие театры Ташкента. А в сотнях километрах отсюда – ВОЙНА, жестокая, насильственная, коварная и злая. Здесь люди ЖИВУТ, а там УМИРАЮТ! Как по мне, Константин Симонов (сценарист картины) написал поистине шикарный сценарий. И напоследок. Во время просмотра, не сделайте ошибок: не воспринимайте «Двадцать дней без войны» как фильм, это нечто большее, чем досуг – это жизнь человека в двадцати днях. И, конечно, за эти двадцать дней он успеет полюбить. И любовь эта будет такой простой, такой человечной, вот только отпуск в 20 дней кончился, а война – нет, а потому, Лопатину вновь нужно ехать… ТУДА!
'И людей будем долго делить на своих и врагов.' - Эта фраза из песни Высоцкого - о шрамах войны, рассекших не тела, а души - не выглядит подходящей к фильму; зато она идеально подходит к герою повести, не отформатированному Германом, то есть - к Лопатину-сырцу из первоисточника. Его эмоциональный мир контрастен и ярок, он не знает полутонов, страдает на разрыв от слабости друга и совершенно ошалевает от внезапно обрушившейся на него любви к удивительной женщине Нике; он вовсе не оглушён войной до состояния ушибленного гурвинека, каким его преподносит Герман; если бы не бесконечно-доброе и непривычно-грустное лицо Никулина, пришлось бы констатировать, что его герой выглядит мебелью: он невыразителен, словно 'закуклился' на время войны, в результате оказался зеркалом, всего лишь отражающим для нас людей и события; существует мнение, что с таким героем зрителю проще ассоциировать себя. Но тут надо знать уникальный почерк Германа - есть нюансы, способные содрогнуть даже узкий круг германофилов: можно отдавать должное таланту, но одна мысль об отождествлении себя с большинством из обитателей его сумрачных миров вызывает отторжение на уровне идеосинкразии. Редкий случай, когда автор литературного исходника правил съёмочный бал, и благо: Стругацкий вот не мог диктовать, только советовать, и вон что вышло... Фирменный германовский мрачняк созвучен военному времени и резонирует с инфернальной жутью, сопутствующей эпохам катастроф: при уважении (пусть и вынужденном) к первоисточнику, созданному как-никак на военных дневниках, выявилось редкое умение режиссёра показать без зрелищных сцен и спецэффектов, почти без событий и в глубоком тылу, как страшно на самом деле всё было. Коллектив песни и пляски вперемешку с саблями, на мой взгляд, не очень вписался. Посыл-то ясен: сегодня новобранцы жонглируют сталью, а завтра она нашинкует их. Есть понимание, отклика нет: танцоры механически-ловки и обобщённо-безлики: видно, что у этих не сорок второй год, и впереди не фронт, т-т-т, а репетиции в ДК. Сабля сродни чеховскому ружью: раз предъявил, используй. Мог одного случайно порезать, других символически забрызгать кровью и взять диапазон эмоций: показная бодрость, предчувствие, (не)решительность, страх; показать мальчишек, которым завтра на передовую, а не эстрадный номер 'буратины с саблями'. А зачем монолог проходного попутчика растягивать на десять минут экранного времени? Мы и за пару минут поняли, какой Петренко замечательный актёр, а личные подробности половой жизни его супружницы с какого перепугу нам прислонились на такой хронометраж? В отличие от любимой женщины Лопатина, которая очень даже прислонилась, но в основном почему-то хмуро помалкивает и нервно курит, да брезгливо ковыряет прутиком, и почему-то всё это на свалке (лучшего места для свидания Герман не мыслит?), причём возникает закономерное подозрение, что ковыряет она в кучке той самой любимой Германом субстанции. А ведь именно разговоры с Никой были для героя самыми захватывающими откровениями, а не чьи-то байки о блудливой жене - их в повести нет. Похоже на то, что Герман, мягко говоря, недолюбливает нашего брата, в смысле, женщину: сначала эта левая сага о коварной изменщице, потом яркий персонаж в повести - брутальная актриса, пленившая героя живым умом и шармом, оказывается в фильме убогой что-то невнятно мямлящей старухой. Важнейшие вопросы - возможно ли упоение убийством? - задаются фронтовику со смешками и ужимками. А Ника, упавшая Лопатину в руки, по его словам, как неслыханное счастье - сильный, сложный характер, храбрая и безоглядная, взвалившая на плечи помимо сына и больной матери семью эвакуированных ленинградцев - а у Германа она что? - да ничего, УУУПС - условная утешительница утомлённого путника 'с довеском' на перекрёстках военно-тыловых дорог. Дело-то житейское: встретились два одиночества, хряпнули водочки, погрели друг другу ножки, всхлипнули, да и разбежались безо всяких обязательств, пишите письма. Хотя нет, какие письма, зачем, вдруг его убьют, реви потом. А живы будем, будут и другие. Чем наш Лопатин-то лучше всех? - из фильма это абсолютно неясно, к теплу и ласке все одинаково тянутся, особенно когда рядом караулит смерть. Грустно, сил нет, и каждого жалко, но что поделаешь - война... И, уже отвернувшись, вдруг хрипло орёт на ребёнка. Словно каркает. Вот так нас, принцесс, опускают на грешную землю. Не зря Людмила Гурченко этого Германа не залюбила. Ника целовала Лопатина в глаза и говорила - только ничего не обещай, я боюсь обещаний. Убрав это всё, Герман расширил диапазон экстраполяций - обобщил, так сказать, трактовку образа. Кто же виноват, что люди в первую очередь предполагают - нет, не обязательно худшее, а то, что обыденней. Ника была чересчур идеальна, контрастом к лопатинской жене - воплощению лицемерно-манипулятивного эгоцентризма; это всё туда же, к эпиграфу, так герой, не отдавая себе отчёта, разделяет своих женщин - на ослепительно-белую и гнусно-чёрную, без полутонов. Резануло глаз, что в городе много мужчин, то и дело шастают в кадре - на рынке, в трамвае, на заводе одни мужики, что странно для сорок второго года; тот же Лопатин, недавно с передовой, на каждого здорового мужчину, даже и не очень молодого, машинально смотрел с подозрением - почему не на фронте. По мере просмотра всё чётче оформляется догадка, что герой был убит на пляже при бомбёжке, и всё происходящее с ним далее вовсе не отпуск, а загробные мытарства в условных полях и огородах чистилища, о чём он не догадывается, хотя окружающие люди, животные и даже строения всем своим поведением и видом на это намекают. Симонов, хоть и держал руку на пульсе, однако снимал и монтировал фильм всё-таки не он, и весьма интересно было бы узнать, каково оказалось его впечатление от конечного результата экранизации этой его во многом автобиографичной вещи. Впрочем, с войны минуло тридцать лет... прошлое исчезает, когда время убивает эмоции. К тому же, по свидетельствам старой киношной гвардии - 'все тогда буквально с ума сходили по авторскому кино'. В итоге фильм в смысле авторства стал уникален - сплавом двух архетипически-противоположных талантов: фронтовика, видевшего ужас и смерть, а писавшего больше о мужестве и любви, которые он тоже видел и держался ими и спасал других; и мирного человека, всегда жившего в достатке, считавшего мир юдолью скверны, порока и несовершенства - и несущего это сакральное знание в массы; вспоминается классика, Тартюф: 'Мне внушил глагол его могучий, что мир является большой навозной кучей.' Ничто не ново под луною. Тем не менее, очевидно и неудивительно, что режиссёр на своей киношной территории взял верх.
Проникновенный монолог летчика-капитана в исполнении Алексея Петренко вгрызается в разум зрителя, убеждая и однозначно уверяя его в том, что слова, сказанные человеком на экране, все виденные эмоции - это не часть образа, грамотно созданного актёром под управлением режиссёра, а реальные чувства, рвущие грудь и сердце. Вгрызающиеся в плоть человека с одной лишь целью - выйти наружу. Подобному нельзя не поверить, невозможно не изумиться в самом начале фильма вместе с тем не спросив, неужто это всё было сыграно. Но фильм лишь начал раскрываться пред зрителем и калейдоскоп темных, монохромных картин продолжает свой путь, всё больше и больше не погружая зрителя в свои реалии, как то будет у Германа в дальнейшем, а скорее переходя со зрителем в доверительные отношения. Такие, при которых не возникает вопросов, насколько правдива картина, насколько правдоподобно играют актёры - это всё второе, третье, забытое. Думать о подобном нет времени, ибо вот, перед тобой разворачивается кинохроника тех давно прошедших лет, столь проникновенная и глубокая, что нельзя отвлечься, нельзя пропустить что-либо, так как в каждом кадре Алексей Герман, как в каждом слове окончательного монолога 'Писем мёртвого человека', даёт некий сентенциозный совет, предостережение и наставление. Житейскую мудрость, столь важную для уже умудрённых людей, и столь же для них понятную. Но вместе с тем такую ещё иллюзорную для тех, кто не столь научен жизнью. Для тех, кто не может осознать понятие войны без присутствия самой войны в обыденном представлении. Когда этот гегемон не нависает всё время над сознанием свистящими полетами бомб и искрами от пуль, попавших в металл танка. Когда он где-то далеко, где-то он за множество и множество километров от героя – трудно его вообразить. Но ведь вместе с тем он рядом, он здесь, он не то что близко, он прямо тут. В этом самом герое, в его окружении, во всём этом быте, который находится далеко от передовой, от фронта, но который заражён чумой, которая пятипалой ручищей с косой безжалостно косит жизни невинных людей. И вот идёт время и образ всё более целостно являет себя. Уже иначе, по-новому, но всё так же страшно. Алексей Герман поступает очень хитро, внутри фильма на военную тематику демонстрируя процесс снятия фильма на военную тематику, притом делает он это абсолютно обоснованно в рамках истории. Подобное позволяет более действенно ощутить натуралистичность картины и вместе с тем оправдать главный род занятий главного героя, фронтового журналиста Лопатина (Юрий Никулин). Показывая контраст, перемежая это с воспоминаниями о рушащихся стенах Сталинграда, которые невзначай хоронили под собой людей, только-только живых и теплящих внутри себя надежду, автор ещё больше убеждает зрителя в естественности происходящего, ещё больше углубляет в истерзанное сознание героев, в неотступное ощущение надвигающегося конца. В который силишься не верить. И это даже получается: во взгляде фронтового человека, вещающего с трибуны о скорой победе, читается уверенность, читается сила и бесстрашие. И вот, потому, празднуемый новый 43-ий год уже кажется последним для этой безжалостной бойни, и руки работают скорее, и конец, взаправду, уже не настолько призрачен. История распоряжается иначе, но не её рассматривает Герман. Он рассматривает людей, один эпизод из их жизни, летописью передаёт не совсем четкий для непривыкшего зрителя сюжет, визуализирует его на экране, будто документально, воссоздает именно что двадцать дней без войны. Эти двадцать дней дороже иной жизни, важней всех побед. В них было место и холодности, и теплоте чувств. Любви и расставанию. Негодованию и прощению. Слезам и радости. Эти двадцать дней в условиях такой далекой и такой близкой войны - целая жизнь. Именно жизнь. Как у Хемингуэя в 'Прощай оружие' жизнь на границах фронта Перовой Мировой для героя - палата санчасти, так и здесь для Лапатина - грязные улочки военного Ташкента. И после них, кажется, и умереть уже не жалко, однако уже более всего и не хочется. Лишь бы три взрыва загомонили ещё и всё стихло потом, дабы всем хорошо было - вот одно желание. А уж сбудется ли оно в дальнейшем и сам Лопатин знать пока не может. Просто верит. Хочет верить. P.S. Спасибо за внимание.
Знаете, возможно я скажу то за что вы, уважаемые зрители, захотите меня распять и расшесть, но великий советский актер Юрий Владимирович Никулин у меня всегда ассоциировался с Чарли Чаплином, который также как «Семен Семеныч Горбунков» был человеком-эпохой. Почему именно такое сравнение? Ну смотрите – Юрий Никулин человек с добрым лицом и грустными глазами, который прославился, в первую очередь благодаря своим комедийным ролям у Леонида Гайдая. Причем характеры его героев были узнаваемы и близки сердцу простого рабочего человека, а потому когда по телевизору показывали фильмы с этим актером, то в голове сразу появлялась ассоциация, что старый друг зашел на огонек. Друг, с которым можно поговорить за жизнь и который не будет смеяться или иронизировать, а выслушает и скажет простые, но безумно добрые слова, что попадут прямо в сердце. И те же чувства вызывал Чарли Чаплин, чьи фильмы были смешными и в тоже самое время грустными, отчего создавалось ощущение, что перед нами не столько кино, сколько жизнь со всеми ее достоинствами и недостатками. А теперь, если хотите, можете вешать, а если нет, то у меня будет время поговорить о нашем сегодняшнем госте, в котором Юрий Владимирович Никулин исполнил главную роль. Итак, это – «Двадцать дней без войны». 1942 год. Люди, что сидят в окопах, спасаясь от града пуль и снарядов, мечтают о доме, о том как они вернутся к близким и родным, как они возьмут на ручки своего годовалого сына или дочь, как поцелуют жену, как вернутся к мирной и спокойной жизни. Ведь должна же эта проклятая война когда-нибудь закончится? Ну а раз так, то что будет ждать солдата, что столкнулся с ужасами битвы при Сталинграде, получившего увольнительную на три недели и вернувшегося в родной город? Близкие и родные, что с нетерпением его бы ждали на вокзале, а увидев заключили бы в объятия и расцеловали, ведь он вернулся живым? Да, чаще всего все именно так и происходило, но историю, что произошла с майором Владимиром Лопатиным, трудно назвать обычной. Ведь несмотря на то, что герой Юрия Никулина возвращается в родной город его там никто не ждет. Друзья либо сейчас сражаются на передовой, либо и вовсе погибли. Дочери сейчас не до отца, своих проблем хватает. А что до жены, то она нашла себе мужчину посолидней, профессора о чем сообщила мужу в письме. И вот, Лопатин едет в электричке, взгляд его направлен куда-то за горизонт, а мысли в голове все сплошь мрачные и безысходные. «Зачем я здесь? Не проще ли мне быть сейчас на фронте, где все просто и понятно – вот друг, а вот враг и нет никакого двойного дна, да и окружающие люди не вкладывают скрытый смысл в то что говорят». И ответы на эти и многие другие вопросы герой Юрия Никулина, а с ним и зритель получит в конце фильма. Или не получит? Как знать. И да, как можно догадаться из описания, фильм то перед нами достаточно нетипичный, но от этого не менее притягательный, так как показывает он нам, что и на гражданке, во время Второй Мировой войны все было не гладко и что многие семьи были порушены без того, что любимы сын/муж не вернулся с фронта. Впрочем, тут нет ничего удивительного, ведь Александр Герман в своих фильмах погружался во внутренний мир человека и герои его картин были сложными личностями с не менее сложной судьбой. И хороший тому пример беседа в поезде между героями Юрия Никулина и Александром Петренко. Вернее это даже не диалог, это монолог героя Петренко, который обращается не столько к Никулину, сколько к нам, к зрителю, ведь он не знает, что ему делать – жена изменила с другим, пока он был на фронте. И герой Петренко, в отчаянье, просит майора Лопатина написать письмо якобы от своего имени, где будут изложены все чувства к «изменнице». И герой Никулина пишет, ведь на душе у него самого скребут кошки и он сам на распутье. Вот только письмо то, так и не попадет в руки зрителя, мы так и не узнаем, что же такое написал майор Лопатин, но учитывая реакцию героя Петренко письмо попало в точку. И знаете, это правильно, что мы так и не узнаем, что же там было написано и нам остается лишь гадать и строить предположения, потому что некоторые вещи должны остаться в тайне, как… да, как содержимое чемоданчика из «Криминального чтива». Впрочем, весь фильм является своего рода тайной за семью печатями и он дает надежду, но не ответы. Надежду для двух одиноких сердец, что встретились в поезде. При этом стоит заметить, что между героями Никулина и Гурченко не было любви с первого взгляда. Да что там, героиня Людмилы Гурченко и вовсе отнеслась к майору Лопатину с неприязнью, ведь ее отец тоже воевал, да только он получил тяжелые ранения и попал в госпиталь, а этот вон какой франт, домой едет к любящей жене и детям. Да только некуда ехать майору Лопатину. Герой Юрия Никулина остается одиноким будучи в толпе и даже новогодний праздник не способен отогнать горести и печали, что поселились в его сердце, а оттого героя Гурченка понимает, что встретила родственную душу, ведь она сама безумно одинока и растит ребенка одна. Да, между ними случается интрижка, но не нам их судить. А что же делать? А понадеяться на то, что и герой Никулина и героиня Гурченко переживут эту войну и смогут встретится в более спокойное время. Не обошел Александр Герман и тему патриотических фильмов о войне, что снимались в то время. Естественно смотрел он на все это с критической точки зрения, но не потому что ему хотелось побрюзжать, нет вовсе нет. Просто тут дело в том, что в качестве консультантов приглашали военных офицеров, которые не были на фронте, а в качестве актеров – работников тыла. И оттого подобные фильмы в глазах режиссера выглядела сказками, а не былью. Прав ли он в своей критической оценки или же ошибался, забыв о том, что кино - это прежде всего искусство, а военные фильмы тех лет должны были давать людям надежду и веру в лучшее завтра, решать вам, уважаемый зритель. Я же скажу, что фильм получился сильным, интересным и самобытным. Так что коли вы любите военные фильмы, то посмотрите «Двадцать дней без войны». 9 из 10
«-И давайте, братцы, так: я не потерпевший, вы не налётчики. И на этом будем стоять, сидеть и водку пить. Если она у вас есть.» (с) О Великой Отечественной в нашей стране снимали много. Из всего обилия созданных на эту тему художественных картин, самые сильные и лучшие из которых представители советского кинематографа. А рассматриваемая в этой рецензии лента Алексея Юрьевича Германа – одна из лучших среди советских картин. При том, что ныне фильм практически не пользуется популярностью у зрителя, и его редко показывают по ТВ – как правило только в канун 9 – ого мая, или на очередной юбилей покойного ныне Германа. При том, что «Двадцать Дней...» - объективно сильнее и драматургически выше их. Но с другой стороны удивляться этому не приходится, всё таки Герман – большой художник и великий режиссёр, не только отечественного, но и мирового уровня. Это касательно высокого качества и сильнейшего воздействия ленты. Теперь же о её «непопулярности». Прежде всего – это опять таки фильм Алексея Юрьевича Германа, со всеми отсюда проистекающими проблемами. Кино – сильное, мощное и глубокое, но явно не рассчитанное на широкого зрителя. Сейчас такое принято называть «артхаусом», или «элитарным» искусством, которое воспринять смогут лишь единицы. Прежде всего – сами киношники, завсегдатаи кинофестивалей, критики и киноманы. «Обычный» зритель такому кино как правило предпочитает что то более простое. В случае последних картин Германа, сказал бы – более понятное, однако «Двадцать Дней…» - в этом плане от них коренным образом отличаются. Так как фильм предельно прост и ясен, при том, что авторский стиль и манера изложения истории безошибочно узнаются с первых кадров картины. Но тем не менее – в сравнении с другими военными фильмами, картина Германа выглядит более мрачной и тяжеловесной. А многим она попросту окажется, что называется не по зубам… Снят фильм по мотивам «Записок Лопатина» - повести писателя – фронтовика Константина Симонова, который принял участие и в создании самой картины. Его голос слышен за кадром - от автора. Так же Константин Михайлович собственноручно адаптировал свою прозу написав для молодого режиссёра сценарий. Видно, что Герман его приспособил под себя, но и авторская прямота и некая простота манеры Симонова так же заметна. Вероятно слияние двух одинаково одарённых личностей дало такой результат – получилось снять сильное драматургически высокое, но в то же время ясное и доступное кино. В последствии между Алексеем Юрьевичем и зрителями не было подобного «посредника», способного помочь режиссёру найти оптимальный баланс между авторским и зрительским кинематографом; оттого последующие картины «северного Филини» требуют от потенциального зрителя определённой подготовки… В самом сюжете картины нет нечего экстраординарного. Майор Лопатин – в прошлом писатель, а ныне фронтовой репортёр – получив 20 календарных дней отпуска приезжает в Ташкент, где в годы войны была тыловая эвакуация. Там на киностудии ставится агитационно - патриотический фильм, основанный на его очерках военной жизни Сталинграда. Размещается он у своей бывшей, ещё до войны ушедшей от него жены. Вместе с её семьёй и соседями он встречает новый, 1943 – ий год. А так же знакомится с матерью-одиночкой Ниной, с которой у него начинается обречённый на скорое прекращение роман… Как видно из описания сюжета – сама история нечем не примечательна, кроме разве того, что автор стремится показать войну без самой войны ( читай – боевых действий, убийств и пр. ). Но в картинах Германа самое важное не сценарий – сюжет, а многочисленные мелочи, которые собой заполняют экран, по ходу просмотра воспринимаются фоном происходящего, а по окончанию картины – её главной составляющей частью. Это манера съёмки, находки оператора ( зритель словно сам присутствует среди персонажей истории ), особая манера актёрской игры ( все говорят как в жизни – в разнобой и перебивая друг - друга ) и большая наполненность кадра: персонажами, реквизитом, шумами и речью, обрывками фраз, песнями... К этому просто нужно привыкнуть. Фильм может не пускать в себя зрителя минут 5 или 10, и их нужно просто переждать. Дальше кино захватит тебя с головой: вырвет из дня сегодняшнего и перенесёт в суровые военные годы, погрузит в атмосферу тыловой жизни воюющий страны. Обилие персонажей, множество грустных и трагических судеб, и осознание того, что война на всех одна. Поразительного эффекта добился режиссёр – рассказал о страшной и длинной войне на столько достоверно, словно снял не художественное а документальное произведение, при полном отсутствии боевых действий в кадре, на примере нескольких искалеченных войной судеб нарисовал целый холст настоящего антивоенного, гуманного и печального среза жизни людей той поры. Скупые диалоги солдат, обшарпанная и нищая жизнь граждан трудящихся для победы в тылу – всё это производит невероятный эффект! Ты словно кожей ощущаешь «сороковые – фронтовые», хотя фильм снимался более 30 – ти лет после войны… Играют прекрасные советские актёры, как обычно под началом Германа раскрываясь для зрителя с неожиданной стороны. Если Юрий Владимирович Никулин уже доказал, что он не только цирковой клоун и звезда комедий но и великий драматический актёр ( снимался у Тарковским в «Андрее Рублёве» ), то Людмила Марковна Гурченко здесь впервые исполняет сложную, драматическую роль. Оба «возрастных» исполнителя очень органичны в своих ролях, а их романтическая линия не кажется навязчивой, а на оборот оказывается «взрослой», трагической и хрупкой. Расставаясь Лопатин и Нина не станут клясться друг другу в любви и обещать, она не станет обещать ждать его… Да и вообще, о любви персонажи не будут изъясняться – ибо и так всё понятно. Счастье человека зыбко, жизнь во время войны весит на нитки, и чего то требовать и что то обещать – глупо. Можно лишь верить и надеяться на лучшее… Как всегда у Германа ярки и второстепенные, по факту эпизодические герои. Как например персонажи Лии Ахеджаковой и Алексея Петренко. Первая сыграла вдову, которая не может смерится со смертью мужа – кормильца, а второй – капитана которому во время его отсутствия изменила жена. Монолог Петренко – просто шедевр актёрского мастерства: столько эмоций сумел передать за короткое время артист – от обиды и отчаянья до злобы и страха…Это ещё раз доказывает скрупулёзную работу Алексея Германа с актёрами, и тщательнейшее выстраивание им атмосферы в кадре. Все предельно реалистичны и играют настолько убедительно, что кажется что и не играют вовсе а живут на экране. Это достигается путём шлифовки мизансцен и подробнейшей проработке эпизодов. Оттого, в последствии получивший творческую свободу режиссёр будучи перфекционистом – тратил на создание каждого своего фильма не просто годы – десятилетия! 10 из 10
Война для современного человека стала чем-то абсолютно далеким для него явлением. Устраиваются показательные бои, (оружие на таких «битвах» максимально приближенно к реальным), выпускаются куча игр о войне, где каждый может убивать соперника, щелкая мышкой. И представление о войне складывается, как о чем то развлекательном, далеким от реальной жизни. Многие рассуждают кто прав, кто не прав, и на словах готовы броситься в бой с любым. Разговоры идут, какая страна лучше вооружена, и кто сильнее в мире. Фильм Алексея Германа «Двадцать дней без войны» (1976 г.) изображает, что представление о войне было далеко от реалий даже тогда, во время второй мировой. От этого еще грустнее слышать рассуждения современных людей, каждый доказывает, что он прав. Убить человека – это потерять часть своей души. Даже по приказу: убийство, есть убийство. С грустной улыбкой отвечает Лопатин на вопрос режиссера театра: «Что чувствует человек после того как убил? Удовлетворение, радость, воодушевление?». Гордо идущий молодой лейтенант, с надменностью требует, что бы бывалый солдат обращался к нему по званию, и только после бомбежки, когда он чуть не оглох, смеется со всеми, показывает большой палец вверх. «Это только начало…» - говорит с улыбкой бывалый боец. Перед смертью нет чинов. Смерть всех делает равными. Участник военных действий несет ответственность не только за свою страну, но и за близких ему людей. Умереть на войне страшно, но есть вещи и страшнее этого. Вдова, не знает, как ей жить после смерти кормильца, боец, оставшись в живых, приходит на пепелище собственного дома, или в пустой дом, так как жена ушла к другому. Такие исходы поломали жизни многих. Алексей Герман рассказывает нам, как ломаются судьбы людей во время войны, и с горьким смехом показывает нам, как люди представляют о войне, не бывав на фронте. Снимается кино, о военных действиях, где консультантом выступает человек, который не воевал. И от заметок фронтовика Лопатина не остается ничего. Костюмы вычищены, а русская женщина по сценарию поджигает танк: «Кино не может без героического поступка». Кинематограф – это, то искусство, которое несет информацию в массы. В нем не должно быть места не правде. Именно такое идеализирование военных действий вносит абсолютно неверное представление о войне у людей. Война – это горе потери, голод, страх… Фильмы Алексея Германа подолгу лежали на полках, а до зрителя доходили спустя много лет после съемок. Это не просто так. Нет в фильмах режиссера вычищенных солдат, нет громких лозунгов, зовущих на бой. Жесткая правда, которая не смотрится с наслаждением, а вызывает лишь печаль, из-за осознания несправедливости войны. «Двадцать дней без войны» фактически первый фильм, с которым познакомились зрители, хотя это третий по счету снятый Германом фильм. Сценаристом этого фильма является Константин Симонов, который был на хорошем счету у советского начальства. Кто знает, быть может и это кино пролежало бы на полке несколько лет, если бы не было этой поддержки. 10 из 10
Советские фильмы о войне наполнены умершей честью, доблестью и горькой правдой. Главные герои всегда похожи друг на друга - это Мужчины и Женщины с большой буквы, на которых хочется равняться. Но ужасно то, что они настолько прекрасны в своем ощущении мира, что на миг хочется эту войну почувствовать просто для того, чтобы встретить такого человека. Его, наше родное, доброе, высокое кино - совершенно необходимо иногда смотреть. Разбавлять им свою жизнь, чтобы не потерять свои ориентиры и свою душу. А монолог Алексея Петренко - это шедевр в концентрированном виде. Даже невозможно описать, что именно в нем так трогает, потому что это так тонко, как только возможно. Браво и спасибо. P.S - В главных ролях грустный, но веселый Юрий Никулин и неузнаваемая Людмила Гурченко.
Советский зритель познакомился с Алексеем Германом (как с самостоятельным режиссёром) в 1976 году, когда вышел фильм «Двадцать дней без войны». В это время его первая картина «Проверка на дорогах» лежала «на полке». Я позволю себе назвать факт её выхода в 1986 году ужасным, потому что считаю её, в частности, самой лучшей картиной Германа и, в общем, самой роскошной картиной о войне. Но об этом позже. Благодаря Герману мне хотелось стать партизаном. Мне хотелось захватывать продовольственные эшелоны и лихо стрелять из пулемёта. А от слов «И погибнуть, Лазарев, нельзя, и без вести пропасть тоже нельзя. Тебе эшелон пригнать надо» у меня бегали мурашки по коже. И всё благодаря таланту Германа. Он рассказал мне о войне, о человеке на войне и человечности в условиях войны больше, чем другие режиссёры. Массовых баталий не понадобилось, чтобы показать, кто такой герой. А главное – инструментами режиссёра были образы простых людей. Людей наполненных (возможно – переполненных) чувствами, поступками, понятиями о долге, стремлениями к правильному и честному. Вернёмся к факту, который я назвал ужасным. Дело в том, что последовательный просмотр всех фильмов Алексея Германа наводит на мысль, что «Двадцать дней без войны» – это мост между двумя берегами: берегом фильма «Проверка на дорогах» и берегом фильмов «Мой друг Иван Лапшин» (1984) и «Хрусталёв, машину!» (1998). На этом мосту, пожалуй, произошёл некий сдвиг Германа – его понесло в сторону сомнамбулического (или даже кошмарного) воспроизведения бытия, в сторону крайнего обобщения человеческих характеров и представлений о добре и зле. Будучи истинным поклонником «Проверки», я смотрю на главного персонажа «Двадцати дней без войны» Лопатина, как на человека пустого. У него есть некий опыт, некие мысли о войне в частности и о жизни в целом. Но он в отличие от тех же Лазарева и Локоткова совершенно не имеет ни цели, ни дела. Вектор его движения неопределён. Лишенный всего демонстративного и иносказательного он как предельно реален, так и предельно нереален. Наверное, лучше было бы сказать предельно обобщён, как и обобщено действие и персонажи картины. Посмею предположить, что предельное обобщение есть общая цель творчества Германа. С помощью дотошной и кропотливой манеры рассказа («деспотия предметной точности») он делает попытки изобразить суть Истории, суть её глубинных течений, в которые попадают сначала Лопатин и Нина, а затем – Лапшин, Ханин, Кленский и прочие. Такого масштаба нет в «Проверке». Он появляется именно на мосту между двумя берегами и двигается в сторону провального, в сторону «Хрусталёв, машину!». В «Двадцати днях без войны» нет массовых баталий. Этот приём изображения войны – лучшее, что было взято от «Проверки». Но почему-то Герман совсем забыл о простоте. Лопатин и Нина рефлексируют до бесконечности. Их молчание подразумевает сложнейшую работу души; но её результатов, к сожалению, мне не видно. Герои постараются замкнуться в своих затылках, и это, по-моему, доставит им удовольствие (как пример – их диалог во время прогулки). Странно было бы предположить, что зрителю захотелось бы проецировать на себя поступки и чувства Лопатина и Нины. В дальнейшем зрителю станет ещё сложнее сопереживать героям Германа. В своём кошмарном изображении он дойдёт до эксцентричного внешне и внутренне абсурдного «Хрусталёв, машину!» (одна из самых громких неудач на Канском кинофестивале). От этого мне становится горько вдвойне – Герман ведь мог остаться на берегу героической «Проверки». Хотя – непонятно, какой из этих берегов творчески богаче.
Страна огромная встала ранним утром двадцать второго июня сорок первого и не ложилась следующие четыре года. О тех, кто не спал из-за рвущихся под боком снарядов, рассказано было немало – история же Германа о тех, кто, не смыкая глаз, все ждал кого-то, целого или разбитого, главное живого. Город-призрак в средней Азии, военный Ташкент стал точным отражением Лопатина – человека-тени, удивленного, растерянного и щемяще-трогательного. Он безмолвно наблюдает за треснувшим у самого основания существованием, оставляя заметки на полях – точные, сочувствующие и бессильные. Бенефис Юрия Никулина венчает собой пирамиду актерских удач, среди которых усталая Гурченко, изможденная Васильева, напуганный Петренко и всполошенная Ахеджакова с не по годам взрослым сыном – выразительные черно-белые фотографии, где каждый оттенок приобретает особое значение. Вообще, весь альбом кажется вольной раскадровкой истории об уже немецком солдате (вот ведь ирония), потратившем свой двадцать один день без войны на лихорадочную погоню за канувшем в небытие миром. Очевидная параллель с Ремарком обнажает сюжет не хуже злостного кинохулигана, раскрывшего тайну дворецкого. Век Лопатина начал обратный отсчет, но о времени умирать никому не известно. Скромный пир во время безжалостной чумы, когда чувствуешь себя гостем в своем же доме, где теперь хозяйничает щедрая на горе старуха. Есть, однако, особое обстоятельство: в этой божественной комедии под названием «жизнь», разыгрывавшейся на одной шестой части суши, актеры обладали недюжинным талантом и способностью к импровизации. Дело не только и не столько конкретно в Великой Отечественной – эта война не первая и не последняя – а в образе советского солдата, нет, советского человека, встречающего горести с воинственным смирением; воплощенное добро с кулаками, живущее не благодаря, но вопреки через не могу, не хочу и незачем. Здесь красный дух, здесь пахнет… ненавистным порохом, разжегшим огонь, дым от которого тяжелым смогом повис над растревоженным муравейником, где бытовые трагедии ужасны своей обыденностью. И с этим надо жить, или пытаться, или хотя бы делать вид. Геройство в миниатюре, едва заметнее подкованной блохи, не медалей ради, но чтобы продержаться. Кроткая храбрость и непоказное человеколюбие – это не лесть, это позабытая правда, частичку которой так хочется обнаружить и в себе, гордо перелистывая пожухшие фотокарточки истории. 8 из 10
Много слышал про этот фильм, но, каюсь, решил посмотреть только в связи с уходом из жизни Людмилы Гурченко. Что сказать, очевидный шедевр, не нуждающийся в комментариях, где ощущение войны не покидает ни на секунду, хотя чисто военных сцен-минимум. ТАК передать столько оттенков переживаний героев и атмосферу военных лет лишь с помощью легких мазков, мимолетных деталей и коротких фраз может лишь истинный Мастер, каковым, без сомнения, является Алексей Герман-старший. К примеру, оброненные слова проводника 'Никакого жару нет, вместо угля-одна пыль'- уже говорит зрителю, как мне кажется, гораздо больше, чем несколько сцен военной разрухи, хороший уголь нужен паровозам, идущим на фронт, а на отоплении вагонов можно и сэкономить. И вся картина соткана из множества таких эпизодов. В результате - непередаваемое ощущение подлинности, искренности, вовлеченности зрителя. Герман, как известно, перфекционист, поэтому и подбор актёров - безупречен, каждый - на своем месте и играет на вершине возможностей: начиная с Алексея Петренко, чей многоминутный монолог про измену жены, действительно задает тон всему дальнейшему повествованию, майор Лопатин - Юрий Никулин, уже немолодой, обстрелянный, познавший и горечь отступления и радость победы под Сталинградом - именно такой, как надо: немногословный, чуть замкнутый в себе, ведающий цену человеческой жизни на войне (для контраста показан молодой летчик, с упоением рассказывающий в сотый раз, как ему удалось на своём По-2 заманить немецкий самолет на сверхнизкую высоту, благодаря чему тот благополучно и разбился о деревья). Неподражаема и Людмила Гурченко - мать-одиночка, которую покинул муж ещё до войны, ухватившая несколько часов 'простого женского счастья' с почти незнакомым Лопатиным... Конечно, это не любовь, а мимолётная симпатия двух одиноких сердец, что, без сомнения, только усиливает общее ощущение светлой грусти. Сцену прощания без взаимных обязательств и обещаний, с подчеркнутым переходом на 'вы' (все ведь взрослые и всё понимают - война) можно пересматривать бесконечно. Да что там говорить - это надо видеть! Резюме: Одно из лучших творений признанного мэтра, абсолютный must see! 10 из 10
Драма военных времён 1942й год. Фронтового журналиста Лопатина (Юрий Никулин) отправляют в отпуск на 20 дней в Ташкент, где готовится постановка по его материалу. В Ташкенте Лопатину предстоит встреча с бывшей женой и новая любовь. Почему бы в День Победы не посмотреть фильм о войне лучшего отечественного режиссёра? С такими мыслями я решил посмотреть картину «Двадцать дней без войны» моего Ленинградского земляка Алексея Германа. Очень тяжелая и грустная картина о Великой Отечественной войне, рассказывающая, в основном, не о военных действиях, а о жизни людей, близкие которых на фронте. Показ войны с такого ракурса мне показался даже более точным в отношении состояния страны и людей в военную эпоху, и уж куда приятнее нежели ура-патриотически настроенные фильмы, где наши бравые ребята одной левой укладывают немецкие роты, причём с улыбкой, а немцы – куча идиотов, которые непонятно как за полгода дошли до Москвы. После подобных картин самому хочется поучаствовать в этой развесёлой мясорубке, а ведь ничего весёлого там нет даже близко. Ровно как и героические подвиги, возведённые в порядок ежедневных поступков советского солдата, тоже не являются точным отражением, а скорее наоборот, политической агиткой. В этом отношении куда более точным считаю картину «Тропы славы» Стэнли Кубрика. Картина поражает уже с первых сцен, особенно впечатляет сильнейший и убедительный монолог Алексея Петренко в поезде, который задаёт эмоциональную волну фильма и всего состояния в военное время. В картине мы видим родственников военных, которые не могут дождаться писем, но продолжают оставаться людьми и как-то жить в этих страшных условиях. Любой фильм Алексея Германа – это настоящий подарок для любителя кино, поэтому посмотрите обязательно этот сильный и пронзительный фильм, тем более сейчас такой важный для русского человека и очень трагический праздник. 8,5 из 10
Фильм 'Двадцать дней без войны' - это один из тех редких фильмов, который, будучи лишён обилия сцен, событий и спец-эффектов, не показался мне скучным или непонятным. Более того, от просмотра этого чёрно-белого фильма, снятого тридцать с лишним лет назад, у меня осталось стойкое ощущение, что всё это было со мной, хотя моя жизнь совсем не похожа на жизнь главного героя. Пытаясь понять секрет мастерства создателей этого замечательного фильма, я пришёл к мнению, что он заключается в удивительной работе камеры, которая, повинуясь оператору, воссоздаёт движение взгляда обычного человека, фиксируя не то, что, казалось бы, должно соответствовать сценарию, а то незначительное, что часто запоминается человеку вне всякой логики. Такие удачные вкрапления деталей в общий, вполне прослеживающийся, сюжет вызывают невероятное чувство погружения, которое невозможно передать никакими современными технологиями. В общем-то, основной сюжет фильма прост: фронтовой корреспондент приезжает в отпуск в Ташкент, где находятся в эвакуации его уже бывшая жена и много разных совершенно незнакомых ему людей, среди которых он встречает свою любовь. Но смысл фильма состоит совсем не в том, кто с кем встречается по ходу сюжета, что кто обсуждает, или не обсуждает. Особым содержательным достоинством этого фильма является атмосфера, как внешняя, окружающая главного героя, так и внутренняя, которая замечательно передается игрой Юрия Никулина и Людмилы Гурченко. Режиссёру и актёрам удалось показать, в общем-то, довольно неприглядную реальность тех лет таким образом, что зритель, погружаясь в атмосферу всеобщего неустроенного быта и сопровождающих это состояние семейных неурядиц, не испытывает ощущения чернухи, свойственного современному кинематографу. Более того, он начинает, даже не имея к этому никаких предпосылок, сочувствовать и главному герою, и несчастным, потерянным и запутавшимся женщинам, и их детям, растущим без отцов. У этого феномена, на мой взгляд, есть простое объяснение: фильм показывает не грязь, и не истерики или предательства жён, он показывает войну, калечащую человеческие судьбы. Причём показывает так, как мало кому из режиссёров удавалось её показать. И ощущение этой всеобщей беды, подчёркнутое огромным множеством мельчайших деталей, никого не оставит равнодушным. 10 из 10