Рецензии. Гобсек

terenss • 15 марта 2017 в 15:21

Данную экранизацию уместно сравнить с более ранней, появившейся еще в 1936 году. Несмотря на весьма высокий уровень, экранизация первая почти полностью укладывается в прокрустово ложе сталинского соцреализма и выполнена в духе ретроспективного перспективизма. В ней значительно не то, что говорится о Франции 19 века, но то, что предвещает «сам скорый крах всего капиталистического мира». Прошло полвека, и в фильме Александра Орлова уже практически ничего не напоминает о сем нехитром методе. Вместо того, чтобы показывать Гобсека этаким пауком в банке с другими пауками, а редуцирование человеческого образа к различным тварям земным типично для пропагандистского дискурса, режиссер заостряет акценты на рефлексирующей составляющей бальзаковского героя. Он в фильме гораздо больше философ, нежели делец. Философ своеобразный, софистский и безжалостный к обломкам аристократического мира. Если в первом фильме акцентировались сцены непосредственного ведения дел, то в данной ленте действия меньше, потому что нет задачи вывести Гобсека именно безжалостным скупым рыцарем, буржуазным Кащеем. Квазифольклорность черт практически исчезла, и это даже радует, потому что на первый план выходит своеобразная, хоть и порядком искаженная «мораль» героя, не признающего гуманизм, но имеющего своеобразную честь, впрочем, бесконечно далекую от представлений о чести в благородных кругах, которые известны Гобсеку не через узкую щелку парадного входа, а через открытые ворота входа черного, где и предстают явными все тайные, но узнаваемо пошлые пороки потомков средневековых рыцарей. Смущает одно, зачем все же к финалу режиссер вдруг вспоминает о старом добром принципе ретроспективного перспективизма. Перемещение из Парижа исторического в Париж современный приводит к показу мира весомого, зримого и грубого. Мира, который не наш, но построен в том числе и вот такими гобсеками, несмотря на то, что отрицательное в них перевешивает положительное. Но это уже не априорный приговор, вынесенный уже до самого создания кинопроизведения. Из него исчезает резонерство, и зритель растерян, как растерян и один из героев фильма, видящий перед собой вместо антитопоса, ночного царства наследников мира паукообразных времен первоначального накопления капитала, всего лишь реальность, а не условную декорацию. Видимо, это признак определенного рода симптоматики. Во второй половине 1980-х поменялись авторские стратегии. Вместо ценности обращения к тому или иному претексту вводится мотив актуализации социально-политических смыслов в экранизации классического произведения. Поэтому растерян не герой произведения, и даже режиссер, растерян сам зритель, отказывающийся видеть в Гобсеке нелепого монстра госпропаганды, но и не знающий еще такого способа реинтерпретации, который позволил бы рассмотреть снятый материал в контексте европейской эстетики, устроенной намного тоньше, чем простое отделение «чистых от нечистых», чем советское искусство пыталось заниматься едва ли не до самого своего печального конца. 6 из 10