Рецензии. Мама, я дома
Владимир Битоков — ученик Александра Сокурова. Является близким знакомым многим известного Кантемира Балагова. И если Балагов уже успел поучаствовать и получить призы на Каннском кинофестивале, то Битоков только сейчас небольшими шажками добрался в этом году до Венецианского смотра. Первая его картина «Глубокие реки» получилась достаточно блеклой, хотя стилистика и выдержанный тон повествования чувствовался. И если дебют значительно отличался своими решениями от других фильмов учеников мастерской Сокурова, то вторая его картина — «Мама, я дома» точно передает все то, что было у Балагова в его «Тесноте» и «Дылде». В частности, это касается и того фактора, что оператором в новом фильме Битокова выступила Ксения Середа, которая работала над «Дылдой». И да, наконец еще один ученик Сокурова добрался до большого смотра. Вновь Кабардино-Балкария. Вновь завуалированные в каком-то отдельном мире люди. И опять одиночество впало вперемешку со страхом. Перед нами Тоня — водитель автобуса. И вдруг ей приходит известие о том, что сын ее погиб в Сирии. Не принимая этого, героиня бьется за то, чтобы получить факты о его гибели. Но никто ничего не знает. Все заявляют лишь одно: ваш сын погиб. Тела нет, но он погиб. Всё. Еще присудили награды якобы за звание героя посмертно. А затем борьба: маленький человек против крупной вершинки. Ее цель — найти и вернуть сына. Их цель — заставить её замолчать. Главная ценность картины Битокова заключается даже не в том, что затрагивается одна из самых важных тем для России (а именно — прославление милитаризма), и самых мало освещённых тем в сегодняшнем российском кино. Основная заслуга этой ленты в том, как Битоков мастерски трансформирует свое кино. История о потери на войне очередного солдата, чья мать верит и надеется на его возвращение, превращается в историю о борьбе гражданина с военными силами. Нисколько не будет враньем, если назвать «Мама, я дома» русской версией картины Мартина Макдонаха «Три билборда на границе Эббинга, Миссури». Ксения Раппопорт, играющая главную героиню Тоню, — это самая настоящая копия Милдред - героини Фрэнсис Макдорманд из «Трех билбордов…». Такая же разбитая, но готовая бороться до последнего. За своего ребенка. За собственные права. За справедливость. И наша Тоня и американка Милдред — это прежде всего матери, чья сила вспыхивает и угасает, но чья материнская любовь способна жить вечно. Сталкиваясь с неспособностью, что-то предпринять, они способны разорвать свои внутренности собственным криком. Настолько обе непоколебимы. Часто родина и мать являются словами-синонимами. И Битоков также говорит об этом. Ключевое сравнение, которое он проводит через всю свою картину завязано на образе Тони — матери, которая страдает и готова на все, чтобы вернуть собственного сына, и на образе страны — родины, которую словно взяли в плен все эти люди в форме и фуражках. И вот теперь бедствуют все. От маленького человека чье оружие — это слово, до целой страны, которая по воле других взяла в руки автомат. «Мама, я дома» — это охваченная реализмом злободневная тема для всей страны о том, как милитаризм способен раздробить, а после искоренить все внутренние органы государства. Антипод всему тому военному, что существует в сегодняшнем российском кинопроизводстве. Отечественные фильмы о войне, состоящие из пластика и набитые перьями фальши, лишь косвенно пытаются продемонстрировать, что страна “помнит” и “чтит”. И такие фильмы свободно идут в прокате и показываются в любом провинциальном городе в то время, как «Мама, я дома», скорее всего (даже и гадать не стоит) разойдется в несколько сотни копий. И пусть Битоков не пытается сделать из своей картины резонанс, который способен был бы стать фурором, тем не менее «Мама, я дома» — смелое, правда не самое дерзкое, высказывание, наполненное пластичностью и умением выстраивать новые конструкции из собственной истории. И пока дети на улице бегают с игрушечными автоматами и разыгрывают войну, где-то там, в одном из домов, слышится глухой звонок. То ли от сына, который вот-вот сообщит о том, что с ним все хорошо. То ли от генерала, который приготовил дурное известие, а вместе с ним посмертное звание и компенсацию, которые уже никому не нужны. 7 из 10
«Мама, я дома» – второй фильм Владимира Битокова, выпускника уже ставшей легендарной школы А.Н. Сокурова в Нальчике. На экране тошнотворная действительность, герой российского кинематографа Юра Борисов и великолепная Ксения Раппопорт. При беглом описании увиденного можно без труда составить чек-лист со стартовым набором обязательных составляющих фильма, к которым обращаются и небезызвестные однокурсники Битокова, и ставить галочки: Кабардино-Балкария; вселяющее надежду, но обреченное на провал противостояние страдающего человека и жестокой, гниющей системы; сложные, напряженные отношения внутри неполной семьи, где как минимум один родственник пострадал или погиб в ходе войны или схожего негуманного акта агрессии; антимилитаризм. К счастью, Владимир Битоков вводит в этот шаблон ряд изменений и нововведений и создаёт если не уникальную, то точно цельную, самобытную и содержательную работу с богатым художественным языком. Сознание Тони отвергает информацию о том, что её сын Женя не вернётся с секретной ЧВК, где он попал под миномётный обстрел. Чтобы получить удовлетворяющую правду, за несколько дней мать переворачивает с головы на ноги весь город: от утомлённого жизнью бывшего мужа до прокуратуры, военкома и депутатов. Но даже шквал совершенно безумных, рискованных, бескомпромиссных поступков Тони не помогает воскресить труп справедливости, напротив, запускает цунами резкого, болезненного и доходчивого противодействия. Система на всех уровнях принимает наиболее распространённую и действенную стратегию: игнорирование, замалчивание, обесценивание, отрицание, провозглашение собственной непричастности и, при необходимости, ликвидация угрозы. И тут зарождается, развивается и утверждается, вероятно, самый интересный сценарно-режиссёрский ход. Вся государственная машина воплощается в одном лысом, хладнокровном, жестоком и беспринципном человеке, и Тоня вынуждена не бороться с ним, а принять, приютить, приласкать и полюбить. Иными словами, бойкая и решительная, но подавленная женщина, в чьём лице предстаёт весь народ, вступает в недобровольные, абьюзивные отношения с российскими реалиями. В комплект входит психологическое и физическое насилие, газлайтинг, чувство вины и созависимость. И внешний, и внутренний конфликт усугубляется тем, что в нём отсутствует конкретная, правильная позиция. Нет прямого противостояния правды и лжи, хорошего и плохого, правильного и неправильного. Мы никогда не узнаем, является ли реальность Тони обоснованной и здоровой. Зритель не обладает дополнительной информацией и испытывает то же состояние безнадёжности, неизвестности и страха. Остаётся лишь осторожно наблюдать со стороны или принимать наиболее привлекательную позицию. Сопереживать страдающей матери проще, чем твердолобым чиновникам, но большинство действий Тони, совершаемых из искренних благих намерений, в то же время являются деструктивными, вредоносными последствиями шока и психологической травмы. Невозможно не обратить внимание на смелое и весьма уместное использование саундтрека «IC3PEAK, Хаски – Весело и грустно», грамотно вплетённого в одну из самых эмоциональных сцен фильма. Остросоциальные, поэтичные, провокативные и проницательные тексты Хаски всё чаще находят место в авторском российском кино, и это удачное, гармоничное сочетание не может не радовать. При этом, во второй половине фильма Битоков, кажется, умудрился неизвестно зачем процитировать «Зеркало» Тарковского. И эта визуальная и смысловая неоднородность порой выбивает из погружения. Выдержать баланс между простотой и претенциозностью получилось не везде. «Мама, я дома» – точечное, внятное и понятное высказывание. Оно сочетает в себе и предельную прямолинейность, и загадочную метафоричность. Здесь уживается нескромная, грубоватая сатира над депутатами и мощнейший образ мальчика, лишившегося речи. Это не региональное кино с национальными оттенками, как «Теснота» Балагова и «Разжимая кулаки» Коваленко, которым интересуются где угодно, только не на родине. Это не сверхреалистичный «Дурак» Быкова и «Левиафан» Звягинцева с беспросветным мраком, четкой гранью между черным и белым, между добром и злом. Картина Владимира Битокова крепко держит зрителя за горло, но оставляет возможность вдохнуть и самостоятельно оценить ситуацию. «Мама, я дома» бесспорно заслуживает внимания и признания. Работа Владимира Битокова, несмотря на множество схожих черт, положительно выделяется среди нашумевших фильмов однокурсников и вполне может стать фаворитом среди картин выпускников мастерской Александра Николаевича. Это тот случай, когда фраза «Роднянский спродюсировал фильм ученика Сокурова с Юрой Борисовым в главной роли» вызывает не нервный тик и мысли «ну сколько можно?», а интерес и удовлетворение.
— На какой войне он был? — Да не знаю я, на какой. Что сейчас мало войн, что ли. На вопрос, почему герой фильма вернулся с далекой войны в Сирии, а не с Донбасса, ученик Сокурова ответил так: «Война на Украине не могла бы быть произнесена вслух… вскользь. Ей бы пришлось уделять особое внимание, и тогда бы это разрушило сюжет, про который мы хотели сделать фильм. Сюжет о матери». И действительно, важно говорить не только о войне, но и о любви. Мать пропавшего солдата ищет правды: она уверена, что сын жив, и требует у властей разобраться. Формально сценарий следует правилам сверхреализма, но «интрига и диалоги прописаны так, что над узнаваемо бедной провинциальной жизнью нависает облако почти театрального сюрреализма». Социальная драма о бездушии бюрократический машины разбавляется элементами комедии (!), а после резкого поворота, отчетливо напоминающего виртуозную, но недооцененную картину Адама Вингарда «Гость», тотчас превращается в триллер. Битоков работал с готовым сценарием и отметил, что купился именно на «смешение жанров». Мне же показалось, что каждая из этих линий могла бы стать отдельным фильмом. Соединяя прямолинейные рассуждения о нынешнем прославлении милитаризма и уязвимости гражданских прав с загадочной метафоричностью того самого твиста, режиссер неуверенно балансирует на грани простоты и претенциозности. Что перевесило, решать вам. 6 из 10
Исступлённая Раппопорт полтора часа экранного времени мечется по некому поселению в Кабарде, требуя от трусоватой поселковой власти доказательства смерти своего взрослого сына — тот погиб где-то в Сирии. Власти всё это совсем ни к чему. Она как-то реагирует и ожидаемым образом тупит. Так формируется общий оппо-фон картины. Оказывается, у погибшего был контракт с частной военной структурой. Я не верю, что в ЧВК востребованы идиоты — значит решение принимал дееспособный ч-к. Но вышло так, что на этот раз он не спросил разрешения у мамы. Компания выполнила свои обязательства перед семьёй погибшего. Однако, по неизвестной причине его останки не вернулись на родину. Возможно, тело осталось на территории врага — так бывает… Мать погибшего по жизни резкА настолько, что давно утратила контакт не только с детьми, но и с внуком. Сейчас же она отказывается верить в смерть сына и намерена спросить по полной. Со всех, до кого достанет. Что далее вытворяет инфернальная власть (уже центральная), уму непостижимо. Рядом с матерью оказывается персонаж столь же бессмысленный и нереальный, как красный заяц с баяном на Луне. В нём причудливый микс робо-фантастики, маньячного хоррора и вульгарных комиксов. Думаю, для того, чтобы сложился столь креативный паттерн, кому-то из сценарной группы пришлось счастливым образом выпасть из окна третьего этажа на проезжающую мимо неотложку. Чтобы шокнуло, затем шейкнуло, а уже потом отлегло. Вот теперь готово - можно разливать. Знакомьтесь - герой Юры Борисова. Полу-робот, полу-гайдер и чуть-чуть Бэтмен — в общем, парень неплохой. У него подлинные документы «сына». Но даже если бы он предъявил паспорт на имя архангела Михаила, никто бы не удивился. Циничную игру власти здесь почему-то готов поддержать каждый. Хотя миссия гостя столь же грандиозна, сколь и нелепа. «Вернувшись» в родной дом через пару лет после «отъезда», этот агент под откровенно «фиговым» прикрытием, должен как-то погасить конфликт. Как же? Да всё так же — методом «тащить и не пущать» (с). Жанр смазан. Типа социальная драма. Но социально-критические акценты столь выражены, что персонажи из живых людей превращаются в узкие, как поле зрения оптического прицела, функции. Психология утрирована. Поэтому не совсем драма. Хотя уже и не вполне сатира. Короче, мультижанровое оппо-послание на тему «государство — наш враг». Слово «солдат» происходит от названия монеты «сольдо», которой на Апеннинах в средние века платили за военные услуги. В Штатах существуют десятки ЧВК, аффилированных с гос-вом. Это позволяет им защищать национальные интересы за рубежом негласно, гибко и эффективно. Мы делаем вид, что такого не признаём. Заметаем под ковёр. Мифология о деяниях зашифрованных «наёмников» будит творческую потенцию молодых режиссёров. Ну что ж, лучше так, чем никак. Перемелется — мука будет. Но, это потом. Не скоро.
Моего интеллекта и образования всегда не хватало на то, чтобы внятно понимать, когда население с одинаковыми паспортами образует нацию, а когда нет. Фильм Битокова значительно продвинул меня в этом вопросе. По крайней мере, я теперь знаю, как выглядит население, не образующее нацию. По сюжету мать получает по телефону похоронку на сына. В военкомате ей от ЧВК – неплохое сочетание, правда?, в обмен на подписку о неразглашении – вручают НЕгосударственные награды, фото безымянной могилы и пачку денег. И предлагают забыть. Местная власть предпочитает не помнить, что парень пошёл воевать за деньги чтобы не спиться, потому что работы нет. Родное МО делает вид, что «ихтамнет», а ежели кто не согласен, то вообще-то наёмничество подпадает под статью. Соседи и близкие – включая родного отца парня – и вовсе считают, что обменять живого сына на 5 рублёвых миллионов – сделка довольно выгодная. Единственные, кто с этим не согласен, это совершенно неузнаваемая в роли матери Ксения Рапопорт, и прикомандированный к ней на роль счастливо спасшегося сына вездесущий в 2021 году Юра Борисов. Эта странная пара, где один должен по заданию обуздать отчаяние и протест другого, парадоксально, и в то же время естественно, находят друг в друге отблеск искомого. Она – тень своего сына, оказавшегося не нужным родине для созидания. Он – в её безусловной материнской любви – намёк на смысл его жизни, которую родина взять готова охотно, а смысл так и не предоставила.