Рецензии. Ида
Сложно сказать, надеялся ли Павел Павликовский на Оскар, когда ставил “Иду”. Фильм с трудом соотносящийся с общественными настроениями, не поднимающий наверх проблемы, не вызывающий слёзных желёз, комка в горле и прочих проявлений чувствительности, вызывающий операторски покадрово, слабо запоминающийся и не сопоставимый со зрителем. В целом, здесь огромный ворох вопросительных знаков - “а почему же так произошло”. Спустя пять лет после выхода фильма ответы так и не находятся. Допустим, всё от религии и вопросов веры. Фильмы, ставящие её под сомнения, единичны, Пауэлл, Дрейер, Бергман, Брессон, недавний Шрёдер, можно перечислять долго, на самом деле это та сфера, которая выглядит бесконечной и никогда не будет кальковой бумагой, передающейся от автора к автору, поскольку имеет ли часть философскую, безответную. У Павликовского акцент как таковой на принятии героиней веры не складывается - мечется, колеблеться, решается, страдает и возвращается - в фильме проглатывается даже ход рассуждений персонажа, и за видимой мотивацией не видно механизмов. Зритель стоит перед фактом, перед неким заголовком газетной статьи, под которым не будет текста. Отсюда предельная далёкость фильма от своей аудитории. Тогда допустим, всё от Холокоста, изогнутых линий судеб и человеческого единения, восстановление своего прошлого. Сюда равномерно укладывается поведение Ванды - она имела возможность знать до, имела возможность соотносить и самовосламенятся. Имела ли возможность к этому главная героиня? Имеет ли возможность к этому зритель, для которого история продана в качестве локальной нарезки, применительно к одному, и без того странно существовавшему семейству? Павликовский скуп и безынтересен в каждом из своих вопросов в казалось бы таких широченных темах. Готовясь опоясать всю дистанцию между человеческими грехом и праведностью, он сжимается до уровня малозаметного персонажа второго плана. Герои максимально молчаливы и гротескны в староформатной чёрно-белой тишине, всё, что работает на интонации - это операторские приемы, перспективы, пейзажи, лестницы да причёски персонажей, мечущиеся из одного угла кадра в другой. Должна ли камера передавать настроение героев? Несомненно. Передаёт ли? Нисколько. Это так и отражается в Иде, которая вроде и уходит от церковных келий к мирским радостям, но на самом деле, понятия не имеет, что ей нужно. Может быть разворачиваться, уходить обратно. Правды-то нигде не расставлено. Тогда может быть Павликовский снимал свою картину об этой безысходности в поиске веры с процессом познания жизни? О непознаваемости будущего? Осознании своего “я”, национальности, истории своей жизни? Опять же, необходимость подобных ощущений для героини отсутствует как класс, а то, что она в действительности ощущает - неопределённость Павликовского, вернувшегося в свою родную сторону после десятилетий работы за рубежом и решившего договорить то, о чём было умолчано лет пятьдесят назад. Получилось слишком тихо. 6.1.2019
История еврейского народа трагична и на протяжении всей истории человечества нет народа, который испытал бы столько ужаса и боли. Это 400 лет рабства в египетском плену, средневековые гонения, но самая кровавая из них глава – Холокост, уничтоживший 6 млн евреев. 'Ида' рассказывает историю еврейской девушки, выросшей в католическом монастыре и всегда думавшей, что она – полячка, и что она – сирота. И перед тем как дать обет служения богу, монахиня сообщает ей, что у нее есть родная тетя Ванда. Девушка решает с ней встретиться. От нее она узнает настоящую историю своего происхождения. Оказывается, что Ида – еврейка, чудом спасшаяся от рук фашистов. Вся ее семья погибла в концлагерях. Ванда также потеряла всю свою семью, а о судьбе маленького сына не знает. Вместе с Вандой они находят свой прежний дом, где жили обе их семьи. Пока они путешествуют, Ида решает познать прелести жизни, по примеру своей тети, она сомневается, что хочет остаться монашкой. Надо сказать, что картина снята потрясающе красиво. Классическое европейское кино в самом прекрасном его понимании. Буквально каждый кадр – это шедевр, уровень Андрея Тарковского или Анджея Вайды. Выразительность картины подчеркивается монохромностью ленты. Все течение фильма очень спокойное и какое-то даже будничное. И на фоне этого спокойствия, мы узнаем ужасную историю Иды и ее тети и многих-многих других польских евреев, ставших жертвами Холокоста. Мы видим равнодушие и даже враждебность поляков, которые заняли дом, отобранный у семьи Иды, и которые в конечном итоге оказались убийцами ее семьи, опасаясь наказания от немцев. Но ведь это было тогда, все так делали, сейчас то евреев никто не трогает. Зачем бередить прошлые события? И человечество продолжает жить как будто ничего не было. Так удобно и так спокойно. Но это кричащее молчание, это крики миллионов мужчин, женщин и детей, задыхающихся в газовых камерах или умирающих от голода в гетто, детей, которые никогда не станут взрослыми, не заведут семью, не подарят миру новых ученых, врачей или музыкантов. Этот фильм о том, что надо помнить, чтобы это никогда больше не повторилось. Выясняется, что сын Ванды был убит, и вынести такое она не смогла. Ида же возвращается в монастырь, потому что нельзя продолжать жить в этом мире как ни в чем не бывало. Она становится монашкой, уходит из реального мира, как будто она там никогда не была, как будто она тогда погибла вместе со своими родителями, погибла для этого мира, который не заслуживает прощения. Это молчаливая лента о неудобном молчании, крики которого невозможно заглушить ни течением прошедшего времени, никакими деньгами и компенсациями перед семьями, а только лишь глубоким раскаянием. Сегодня польское правительство приняло закон, запрещающий обвинять Польшу в Холокосте. И пусть антисемиты по всему миру кричат, что этого не было, это не правда, находят этому доказательства. Но я решила написать этот отзыв именно в этот день, день памяти погибших в Холокосте, чтобы помнили и не забывали на что способен человек. Закончу рецензию отрывком из прекрасного стихотворения Евгения Евтушенко 'над бабьим яром памятников нет'. Оно не про Польшу. Но это не имеет значения в данном случае, оно обо всех нас.. 'Над Бабьим Яром шелест диких трав. Деревья смотрят грозно, по-судейски. Всё молча здесь кричит, и, шапку сняв, Я чувствую, как медленно седею. И сам я, как сплошной беззвучный крик, Над тысячами тысяч погребённых. Я — каждый здесь расстрелянный старик. Я - каждый здесь расстрелянный ребёнок.' 10 из 10
Перед нами черно-белая драма польского режиссера Павла Павлековского под названием «Ида». История фильма глубокая и драматичная, напоминающая рану, которая долго заживает и походу никогда не заживет. Фильм несомненно необычный, и в нем есть что-то, что мне понравилось. Кинокартина получила премию Оскар за лучший иностранный фильм, а также ряд престижных номинаций и наград. Я долго думал об этом фильме и сравнивал его с другим номинантом на премию Оскар «Левиафаном». Наконец, мнение полностью сложилось. Мы видим историю молодой и невинной девушки по имени Анна. Она сирота и воспитывалась в монастыре. Перед принятием обеда в монахини девушка едет к своей единственной родственнице – тете. От этой женщины Анна узнает страшную правду о смерти своих родителей и еще о том, что она еврейка. Героини отправляются вместе туда, где хранится тайна гибели несчастных родителей Анны. Суровая реальность настолько болезненная и жесткая, что отношение в этой жизни ко всему, а главное к самой вере во что-то у Анны навсегда меняется… Кино смотрится в некой абстракции, и это неплохая задумка режиссера. Мне запомнилась операторская работа, она была любопытной, и к этому фильму отлично подошла. Увиденная история в этой картине определенно драматичная и грустная. Все пропитано болью, несправедливостью, чем-то холодным. Кино напоминало жесткий удар, что-то болезненное. Вместе с главной героиней зритель идет по истории полной боли и одиночества, суровой реальности и некой темноты, в которой даже нет лучика света. Тяжелый фильм, определенно тяжелый, и критики глубину его оценили. Не смотря на всю глубину этого фильма, меня при просмотре не оставлял метод сравнения, и я все время сравнивал фильм «Ида» с «Левиафаном». Этот польский фильм определенно заслуживает похвалы, НО «Левиафан» Звягинцева мне понравился больше. Тот фильм еще глубже, еще масштабнее. Он больше дает пищу для размышлений, он сильнее, он еще глубже. Такое вот мое личное мнение и восприятие. В итоге «Левиафан» получил Золотой Глобус, а «Ида» Оскар, хотя я бы сделал все наоборот. «Ида» - тяжелая драма 2013 года и громкий успех Павла Павликовского. Его фильм горячо приняли, и он заслуживает внимание, но картина не для большой аудитории зрителей, она специфичная и оценят ее далеко не все. - Ты еврейка. Они тебе не говорили? Твое настоящее имя – Ида Лебенштайн. Ты дочь Хаима Лебенштайна и Розы Херц. 7,5 из 10
Посмотрели вчера оскароносную и громкую 'Иду' Павла Павликовского. В художественном плане фильм сильно напомнил 'Елену' Звягинцева. Чисто европейское кино. Бесспорно, фильм хороший. До странности даже простой. Позже выяснилось, что авторы нарочито избрали такую будничную подачу материала. Но чего-то не хватило. Послевкусие разочарования. Понятно, что Ида - будущая монахиня, уже научившаяся держать свои чувства под контролем. О них мы должны догадываться слегка, считывая немногочисленные как бы случайные детали. Но, этих деталей, на мой взгляд, было совсем мало. О чём она переживала и что она искала, и искала ли она вообще что-то, - всё осталось скрыто от зрителя за плотными шторами. А хотелось наблюдать сам процесс ломки сознания. Да, что-то происходит с ней. Вот она лжёт священнику, что она имеет еврейские корни. Ей трудно. Вот она не хочет одевать платье на вечеринку и пытается читать через силу Евангелие. Замирает, слушая джаз. Вот она впервые влюбилась. Вот она впервые хихинула на обедне. Вот она убирает бутылки и вскорости прикладывается к бутылке, открывая неведомые для себя вкусы и ощущения. Но...Но причём здесь всё это? Я ловлю себя на вопросе во время просмотра, почему её тетя, а не она, Ида, перебирает фотографии своей ушедшей семьи Лебенштейн. Ей не интересно? Ведь вроде как недавно выяснилось, что она родом совсем из другой стаи, но Иду беспокоит вовсе не это. Она молча переживает борьбу, но почему-то не с этим новым пониманием. Она борется с притягательностью мира. Тема, конечно, важная, но, как по мне, неинтересная. Гораздо более драматичный, живой, и поэтому более запоминающийся получился образ её тётки - Ванды Груз - в исполнении Агаты Кулеши. Убедительная боль. Хотя автор, вероятней всего, на примере Иды и намеревался показать, как в религии человек может прятаться от себя, от страхов, примитивизируя и упрощая действительность вокруг себя. Политической подоплёки, оплеухи полякам я не почувствовал. Не в этом был посыл автора. А если оставить за скобками темы противостояния светской жизни и монашеской, темы обретения своих еврейских корней и конфликта с церковью, - ведь ещё была тема оставленного одинокого ребёнка и поиска, обретения и потери своих родителей. Это драма. Но фильм не был и об этом. 8 из 10
Прежде всего, мне бы хотелось оставить совет, не смотря на остросоциальный сабж, не воспринимать кино именно в таком 'цвете'. В худшем случае вся кинематографическая 'поэзия' надломленных характеров этой картины растворится в беспросветной долгоиграющей гамме. Такого уровня трагичной изощренной работы, одухотворенного современника традиционных работ 'бергманщины' или же приверженца фиологического ученического багажа Павела Павликовского, удастся постичь далеко не всякому любознательному киноману. Современное искусство, я скажу, самая субъективная вещь из всех кино эпох. Анна, воспитанница польского монастыря, прослужившая там на протяжении своей жизни, в картине представляется частью духовной субстанции, всецело отдавшийся богослужению. Само место 'бога' внутри неё не раз подчеркивалось иносказательным подтекстом. Начиная со сцены реконструкции Его 'фигуры', раскрывая нам произвольную одухотворенную отдачу всевышнему (как художника к своей картине), возможно укоренившимся на месте её 'небытия' в этой среде. Тем же самым фактом той 'субстанции' являлся ритмичный распорядок церковной деятельности, проявляющийся в отношении единой функции. Сам зритель не находит в образе Анны ничего для себя, даже во внешнем представлении (за долей операторских контрастов и сгущающихся красок, сам факт существования рыжего цвета волос является сомнительным). Вскоре она получает оповещение о ближайшей встречи с её родственницей Вандой. Ванда является противоположной фигурой в их сравнительном отношении. За её характером числится образ послевоенной Польши, поколебленной массовым геноцидом своего рода. В одной сцене проявляется факт их невинной конфликтной надломленности, нотации всего фильма, 'взаимодействия души и веры'. Анна носила протеже религиозной некоммуникабельной, от мира всего, 'персоны', а Ванда же обреченную на длительное исповедание душу. То же самое 'противоборство' по окончанию полученной шокирующей информации о гибели её материи, отразилось тем же образом и на Анне. Однако, её тетка, уже обременена на внутренний самоистязательный путь к безысходному финалу. Для самой же Анны внутренний конфликт принял знак проявления её духа, а именно в виде признака, присущего каждому субъекту -хрупкость человеческого естества. В концовке фильма, признак проявился в единовременном поколебании веры, путем унаследованного ей антигуманного родословного груза. Подобно любому хрупкому существу (особенно в её юном возрасте) сам отказ от обета принял мотив преждевременной самоотдачи её горечи. Поэтому одной выпитой алкогольной бутылки, выкуренной сигареты и потери девственности было достаточно для сознательного заявления о её процедуральной 'реабилитации'- как о итоговом признаке осознания бытия. Такая фестивальная работа заслужила не меньшей чести получить свою обещанную премию, особенно находясь в одной лодке с многогранной религиозной и одновременно дерзкой киноэпопеей Звягинцева. В таком более противоречивом сравнении 'Ида' выглядит невинным хрупким цветком для своего международного зрителя. В отличие от 'Левиафана' фильм обделяет не громким хлыстом, а горьким пряником, но исключительно на сознательном восприятии. 8 из 10
«Ида» - фильм П. Павликовского, удостоенный премии «Оскар» в этом году, снят с большим вниманием к визуальной стороне, но, к сожалению, совершено концептуально не продуман. Используя возможности каллиграфически изощренной подачи черно-белого изображения, режиссер создает чрезвычайно анемичное кино, эмоционально сухое и скупое в выборе выразительных средств. Пытаясь добиться брессоновского лаконизма в формальном отношении, Павликовский не справляется с поставленной задачей, утяжеляя восприятие картины длительными статичными планами молчащих героев. Тишина очень киногенична и способна оглушать зрителя бурей чувств, клокочущей внутри сдержанных героев, но она обладает суггестивным эффектом лишь в детально проработанных, ритмически просчитанных кульминационных сценах (вспомним например, эпизоды картины И. Аллегре «Такой красивый маленький пляж»), но пытаться построить на них весь фильм – задача непосильная даже для такого виртуоза тишины, как Антониони, который просил своих исполнителей думать в кадре, что насыщало изобразительный вакуум происходящего, а персонажи Павликовского – пустышки, у них нет ни многогранных характеров, ни даже отличительных черт. Базовой бинарной оппозицией, на которой построена структура фильма, являются образы Иды и ее тети, и если вторая отмечена пусть и отрицательными, но все же экзистенциально достоверными характеристиками (цинизм и разочарование в жизни маскируют духовную пустоту), то центральный образ лишь симулирует подлинную веру, но не выражает ее. Многие выдающиеся фильмы («Дополнение» К. Занусси, например) разрушают распространенное атеистическое клише в отношении воцерковленных людей, воспринимающее их как марионеток, бегущих от своей свободы под крыло внешнего авторитета: жизнь верующего человека, если он духовно трезв, способна быть насыщенной и яркой, полной терзаний и радостей, преодолеваемый иногда нелегко, но всегда с Божией помощью. Павликовский же показывает жизнь в монастыре как что-то автоматическое, механистичное, мертвое, пластика Иды роботизирована, но скрывает за собой вовсе не бездну нереализованных желаний, а вакуум, отсутствие духовного измерения как такового. Ида – это оболочка, пустой образ, никак не связанный с реальностью внутреннего мира христианина, тем более послушника. То, как показана в фильме Ида, сеет в душе зрителя серьезные сомнения в ее способности к молитве вообще. Ведь молитва – это не расслабленная медитация, а концентрация всех душевных сил, консолидация воли, отсечение всех посторонних помыслов и образов во имя живого общения с Богом. Героине все это недоступно, поэтому она, как в забытьи, легко идет на грех, а потом, как ни в чем не бывало – обратно в монастырь. Что это за абсурд? Конечно, зритель уже в первых сценах видит попытку Павликовского наладить интертекстуальный диалог с «Виридианой» Л. Бунюэля, но если героиню испанского фильма раздавили жизненные испытания, ее мечты и благие помыслы были попраны людской жестокостью и эгоизмом, и именно поэтому Виридиана – один из величайших трагических образов в истории кино, то Иде терять нечего, это духовный инвалид, образ, искусственно созданный фантазией режиссера эры постмодерна, неспособного эстетически убедительно воссоздать духовные терзания верующего, потому что они ему непонятны. Слова из советской песни, вынесенные в заглавие этой статьи, очень точно выражают художественные результаты картины Павликовского, причину ее унылой, погребальной интонации. В «Иде» нет ни трагедии, ни даже драмы, несмотря на всю чудовищность рассказанных в ней событий, есть лишь тоска ни во что не верящего режиссера, взявшегося за непосильную задачу говорить о непостижимых для него предметах. Ида, будучи послушницей, узнает о том, что она – еврейка, и что ее родителей зверски убили, но это никак не меняет ее внутренне, вопреки усилиям режиссера, пытающегося драматически насытить долгие общие планы изысканными операторскими приемами, а все потому, что ему недоступно таинство веры, позволяющей человеку пройти сквозь огонь любого, даже самого страшного испытания (вспомним другую картину Бунюэля «Назарин», рассказывающую как раз об этом). Выбрав невыразительных исполнителей, сковав их игру рамками анемичной созерцательности, не имеющей ничего общего с молитвенной сосредоточенностью, педалируя фотографически изящную, но напыщенную красоту общих планов, Павликовский снял картину, тщетно пытающуюся найти ответ на вопрос: «Что же движет христианами?» Но для того, чтобы на него ответить, надо самому иметь опыт хотя бы частичного соприкосновения с жизнью Церкви. И тогда станет понятно, Кто нами движет.
Ида - молодая послушница, готовится принять обет. Настоятельница отправляет её повидать единственного родственника - тётю Ванду. Она сообщает Иде правду о её происхождение и о том, что её родители были убиты во время войны. Две девушки отправляются в путешествие, дабы отыскать место захоронения предков. Картина Павла Павликовского получила премию «Оскар» за лучший фильм на иностранном языке, обойдя наш «Левиафан». Несмотря на то, что «Ида» стала, пожалуй, самой высокорейтинговой лентой года и удостоилась множества премий, на родине (в Польше) она подвергалась всевозможным нападкам, а режиссёра чуть ли не назвали предателем своей страны. «Ида» - чёрно-белый драматический фильм, который даже можно окрестить как роуд-муви. Продолжительность ленты составляет всего на всего 82 минуты. Фильм стал хитом, по меркам польского кинематографа и собрал в прокате 11 млн $. Удивительно, что подобного рода картина обратила на себя столь пристальное внимание не только критиков, но и обыкновенных зрителей. В чём секрет сказать сложно, возможно в особом контрасте, в магии, которую сотворил режиссёр и оператор. Ведь «Ида» - это удивительно сбалансированное кино, где всё на своих местах. Нельзя назвать фильм “заумным”, но и нельзя сказать, что он “простой”. Сделав «Иду» в чёрно-белых тонах создатели тем самым воссоздали атмосферу, присущую Польше в 60-х. Простые декорации, ничем не примечательные помещения так же дополняют общий пейзаж. Правильное настроение задаёт тихая музыка и мрачная природа. Получается, что «Ида» самое что ни наесть атмосферное кино. Продолжительность ленты чуть превышает час, но даже за этот мимолётный промежуток времени Павел Павликовский сумел показать больше, чем многие за два часа. Затянутых сцен нет вовсе, экранное время используется с умом, режиссёр не растрачивает его впустую. Сам Павликовский признаёт, что не обошлось без влияния Годара и Бергмана. Особенно чувствуется сходство с последним. Фильм весьма скуп на диалоги и действия. Но интересно то, что эмоций здесь предостаточно и никакие слова для этого ни к чему. В «Иде» огромное внимание уделено внутреннему состоянию каждого персонажа. Отдельно стоит отметить то, что главная героиня всё экранное время находится в сомнениях, она отказывается от действий, она лишь наблюдает. Люди вокруг неё помогают ей разобраться в правильности выбора, от которого зависит вся её жизнь. Отдельно стоит похвалить операторскую работу. Даже при чёрно-белой палитре «Иду» можно назвать эталоном киноискусства. Интересный операторский приём заключался в том, что герои всегда находятся в нижней части экрана. Актёров тоже стоит упомянуть, особенно исполнительницу главной роли Агату Тшебуховскую, для которой данная роль была дебютом. Достойную пару ей составляет Агата Кулеша, сыгравшая весьма эксцентрично. «Ида» весьма глубокий фильм, задающий правильные вопросы и частично отвечающий на них. Победа на «Оскаре» полностью заслуженна, и на мой взгляд картина Павла Павликовского сильнее нашего «Левиафана». Это конечно моё личное мнение. Если вы не видели «Иду», то рекомендую в скором времени исправить это, в конце концов, фильм действительно стоящий. 8 из 10
Юная Анна всю свою недолгую жизнь прожила в женском католическом монастыре, проводя время в молитве, послушании и почти безмолвном общении с сёстрами-послушницами. Когда подходит срок принять постриг, принести обеты и навсегда отказаться от мира, о котором, судя по всему, Анна имела весьма смутное представление, мать-настоятельница отправляет её в Краков к единственной родной душе на свете - тётке Ванде, разрешив или наказав пробыть с родственницей столько времени, сколько потребуется. Тётка оказывается суровой волевой женщиной с трагической судьбой, в гордом отчаянии прожигающей остатки былой красоты и здоровья. От неё Анна узнаёт, что родом она из еврейской семьи, что зовут её вовсе не Анна, а Ида, что родители её погибли во время Холокоста и где их могила могут знать только люди, живущие в их старом семейном доме - и что вполне может быть эти люди их и убили... Если честно, не считаю себя вправе особо рассуждать (а судить и подавно) на тему Холокоста или разбирать особенности определённых конфессий, но попробую как нормальный зритель просто поделиться некоторыми мыслями или впечатлениями от увиденного. Любое серьёзное произведение искусства (а этот фильм определённо к ним относится) обладает бесчисленным количеством граней восприятия его теми, кто с ним соприкасается. Строгого и, в итоге, упрощающего авторского приговора, по-моему, в этой истории не получает ни одна сторона, тема или какой бы то ни было человеческий поступок, поэтому каждому, наверное, будет весьма удобно рассматривать 'Иду' со своей колокольни. Можно ли здесь увидеть богоборческие мотивы? Может быть, если они вас интересуют. Осуждается ли католицизм или монашеское служение? Кто-то и этим себя, думаю, потешит. Оплакиваются ли жертвы Войны? Конечно... Но всё-таки сила этой истории в её лаконичности и конкретных живых персонажах. Для меня, например, путь, который проделала Анна-Ида видится вполне осознанным и сознательно выбранным от начала и до конца, даже упрёк тётки в том, 'какая же жертва от всех твоих обетов, если настоящих искушений пройдено не было' представляется усвоенным и по-своему преодолённым Идой до самого его логического завершения. Без преодоления этого, последнего, искушения, она не чувствует себя 'готовой'. А поддавшись ему и увидев впереди 'нормальную' человеческую жизнь, она уверенно пакует чемоданы и двигается в направлении, противоположном тому, куда несутся по дороге другие люди в машинах и на мотоциклах... Пусть этот фильм будет о верности и сострадании, которое выражается в готовности зачерпнуть хоть немного чужой боли из закрытого уже (потому что человек ушел навсегда), но вечно бездонного колодца отчаяния. А убийцы окажутся ненадолго в могилах своих жертв и нет-нет да и попросят прощения... P.S. А еще этот фильм можно покадрово выложить в альбом или развесить на стенке - и получится галерея невероятных чёрно-белых фотошедевров.
В 2013 году режиссёр Павел Павликовский выпускает свой новый фильм под названием “Ида”. Фильм побывал на различных кинофестивалях и пополучал множество призов. Также картина была восторженно принята критиками. По сюжету молодая послушница Анна (её играет актриса Агата Тшебуховская), по совету своей настоятельницы, едет навестить свою тетю Ванду (Агата Кулеша), которая раскрывает ей кое-какую тайну. Ванда говорит, что настоящее имя её племянницы - Ида, и то, что родителей девочки убили. Также она сообщает, что Ида еврейка. После этого, главная героиня хочет найти могилу своих родителей, и она вместе со своей тётей отправляется на поиски. Давно я такого не встречал в современном кино: мало того, что фильм является чёрно-белым (в последнее время можно встретить несколько неплохих черно-белых картин. Например, “Сын” Арсения Гончукова или “Артист” Мишеля Хазанавичуса), так он ещё и снят в формате 3х4. В таком формате уже почти никто не снимает. Почти все перешли на формат 16х9. Только некоторые кинематографисты ещё иногда работают со старым форматом. К ним и относится Павел Павликовский. По словам режиссёра, он выбрал такой стиль съёмки потому, что “для лиц, портретов это отличный формат. Бергман его любил использовать. Пейзажи получаются вертикальные. Большое, бездонное небо. Каждый кадр важен сам по себе, а не только как ступенька рассказа. Собственно динамика действия мне куда менее важна, чем возможность насладиться композицией кадра”. Наличие малого активного действия и не многословность диалогов придают фильму определённый ритм и стиль режиссёра. Актёры с полной самоотдачей отдают себя своему герою. Особенно это хорошо видно у главной героини. Для Агаты Тшебуховской эта роль стала дебютной в кино. И вряд ли она рассчитывала, что дебют получится таким ошеломляющим. Когда Ида узнаёт о своих родителей, она хочет найти место их захоронения. Эта цель у неё стоит на первом месте. Она ради этого даже согласна отказаться от прав на дом, где раньше жили её родители, для того, чтобы один знающий человек проводил Иду вместе с Вандой в нужное место. Самым невероятным событием в фильме для меня стала концовка. Это было настолько непредсказуемо, что я даже не ожидал, что такое может произойти. Польские фильмы всегда отличались своей спецификой. И эта картина не стала исключением. Павлу Павликовскому удалось восхитительным образом передать дух и атмосферу Польши 60-х годов. “Ида” – это новое кино с Большой буквы. “Ида” – это прогресс польского кинематографа. 7 из 10
Холокост, его прощение, Ванда и Ида - это второй план художественного произведения. Первый план - это авторский взгляд на проблему естественности и осмысленности христианского самоотречения... Сначала между Вандой и Идой полнейшее равнодушие. Ванда слишком умна, порочна и независима для каких-либо родственных сантиментов, жизнь её лишена какого либо смысла и Ида вызывает лишь раздражение. Всё таки Ванда принюхалась к Иде, и нашла в родстве с ней волнительные для себя нотки, она потянулась к Иде, как к спасительному кругу для своей души, как к последней надежде зацепится хоть за какой-то смысл происходящей с ней жизни. Она щеголяет своим интеллектуальным превосходством над примитивными формами окружающего её существования, она пытается нащупать уязвимые места в религии Иды, но она не богохульствует, она не уверена в своём превосходстве на все сто и поэтому не сжигает мосты к возможному покаянию для своей души. Ей стало интересно насколько естественно стремление Иды к христианскому самоотречению. Ида же защищает от Ванды герметичный мир своей христианской веры, она не впускает в него Ванду с её варварски настроенным интеллектом... Но, Господи, что происходит? - оказывается Ида тоже нуждалась в Ванде! Они обе, как небо и земля нуждаются друг в друге! Антагонизм их взаимоотношений выводит нас в некое третье измерение, заставляя эволюционировать наши привычные представления о добре и зле. Тётя со своей племянницей две противоположности: в интеллекте Ванды превалирует острый ум, режущий любые герметичные идеи и стереотипы, в интеллекте Иды, напротив, превалирует духовная целостность и самодостаточность (в форме пока ещё слепого инстинкта самосохранения её души); Ванда выжимает из плотских удовольствий все соки, пытаясь обезболить кровоточащую язву пустоты, зияющую в её душе, любовными утехами и вином, Ида же не только не прикасается к этой стороне жизни, но и даже не смотрит в ту сторону вообще; Ванда имеет значимость в обществе и материальное благополучие, Ида - обычная сирота; Ванда - это бездна отчаяния, высокомерия и беспощадности, одним словом 'Красная Ванда, угрызаемая внезапным фактором совести', Ида же - это милосердие, сострадание и непорочность, её духовный уют настолько естественен, что никакого нарочито-фанатичного аскетизма в ней ни чувствуется, она словно добрая фея - сказочный, не реальный персонаж. Они обе сильные личности, но сила их проявляется в разных срезах действительности, они сосуществуют друг относительно друга в абсолютно параллельных реальностях... эти реальности сошлись в одной точке их памяти о Холокосте. Общая память о главной трагедии их жизни сближает их души, они становятся родными друг другу. Ванда благодоря Иде вновь почувствовала себя живым человеком... Но её природа уже претерпела патологические необратимые изменения, её духовная рана не излечима... Богоборческая диалектика польского кинорежиссера многомерна, и одна из её мер проходит сквозь ту истину, которую я для себя выражаю следующим образом. Нельзя принимать в пользование мир, в котором есть место таким явлениям, как холокост, не требуя от него немедленного покаяния в полном отречении от массового вооружённого насилия. Ванда приняла этот мир зная о его чудовищной червоточине, она даже ни разу за много лет не удосужилась предпринять попытку отыскать прах своих родных уничтоженных Холокостом, она пользовала этот мир для себя в том виде, в котором он ей был дан, выжимая из него все соки и не давала ни чего в замен. Более того, она усугубляла положение вещей в своём стремлением сделать карьерный рост в этом мире, она прослыла Красной Вангой и приговорила к смерти нескольких полит заключённых. Она невольная созидательница следующего 'холокоста'! Ида же не принимает этот мир в традиционном его виде, потому что она родом из холокоста, монашеский обед для неё - это её требование безоговорочного покаяния для этого мира.
После того, как наш «Левиафан» пролетел с Оскаром за лучший фильм на иностранном языке, я таки решил ознакомиться с победителем. И знаете что, Павликовский недалеко от Звягинцева ушёл. Фильмы роднит, как общая серость и унылость, так и превосходнейшая операторская работа. Слава Богу, хоть без килолитров водки и чернухи обошлись. Несомненный плюс «Иды» — незатянутость (но честное слово, заскучать вы всё равно успеете). Фильм касается не очень приятной страницы в истории оккупированной Польши, когда евреев убивали не только оккупанты, но и польское население. Вот без сарказма сейчас, любой геноцид это позорные отпечатки в истории любого народа, в любое время. Но. Но разве об это не спето, написано, снято уже миллион раз? Сколько можно использовать этот продуманный политический ход (а давить на совесть нации — атата, какую вы мерзость 70 лет назад творили, разве это не политика?), эта тема уже настолько заезжена, что вызывает скорее отторжение, чем сочувствие. Точно не лауреат Оскара. Место и время действия — послевоенная Польша. Сюжет не блещет оригинальностью, если кратко, то девушка-послушница, выросшая и воспитанная при монастыре перед принятием монашеского обета должна встретиться со своей тётей (в прошлом — прокурор, «Кровавая Ванда», теперь судья, жёсткая и едкая). Она-то и открывает её страшную тайну, что на самом деле она еврейка, родителей её убили во время войны, но место погребения их неизвестно. И вот, проникшись к молодой послушнице симпатией, используя свой напор и связи, тётка помогает ей найти могилу родственников. Больше всего параллелей «Ида» вызвала с прекрасным фильмом «И всё осветилось», тоже такое роуд-мови, но неся в себя отголоски ужасов войны, насколько же он ярче, светлее, оптимистичнее. Настроение «Иды» в тон чёрно-белой гамме фильмы. Эта встреча наивности и набожности с холодным окружающим миром. Представьте девочку, которая воспитана лет так с 6-7 при монастыре, практически в таком религиозном интернате. Жизнь её была определена расписанием церковных богослужений и вечерних молитв, словно в аквариуме, в практически полной изоляции от мира, большинство знаний о котором она почерпнула тоже из церковных книг и разговоров с монахинями, с лицами строгими, как у засушенных рыбин. Так вот, эта девочка внезапно попадает в мир, где возможно убийство людей (и даже младенцев) ради клочка земли с четырьмя стенами на нём, и сталкивается с необходимостью найти могилу родственников (так ли это было необходимо?). А значимым взрослым рядом с ней оказывается её тётка, которая в процессе поисков попутно живёт не самой благопристойной жизнью, попутно спорит о религии с без пяти минут монашкой, а потом вообще такое происходит, что любой человек может задуматься: а не удалиться мне в монастырь, от греха подальше… Но говорила она ей, что она так молода и красива, что не нужно ей жизнь в монастыре губить. И она задумывается, а может и правда не готова она ещё в монахини идти, может пожить? Пока с тёткой ездила, насмотрелась, как жить надо. Так и попробовала. Во все тяжкие, облегчённая версия. С соответствующими экстраполяциями на свою дальнейшую судьбу. По сути, это трагедия человека, выросшего в очень изолированных условиях, не социализированного и неприспособленного к жизни. Поэтому выбор её очевиден. Что ещё остаётся сделать инфантильной наивной девушке, которую случайно занесло далеко от её зоны комфорта, если ничего, кроме простого существования в монастыре она не знает — ешь, трудись, богу молись, всё просто, как дважды два, на кой ляд ей этот жестокий мир. И тут я могу понять героиню. Но мне сложно принять это торжество серости, замкнутости и унылости, покорности перед жестокостью мира, судьбой и системой. Это то, что так раздражало меня в «Левиафане». Но если Звягинцев вообще не даёт никаких ответов и решений, то Павликовский даёт – но тоже как-то безрадостно от таких перспектив. Подмена поиска Пути на избегание и самоизоляцию это не решение. Может это действительно задумка режиссёра, показать эту ограниченность на фоне эха трагических событий, тогда оправдан и выбор чёрно-белой гаммы. Но если нет, и это всего лишь сознательная попытка расчертить — вот это хорошо, а вот это плохо, то это конечно полный крах «божественного замысла на отдельно взятом участке». Ведь мир-то на самом деле цветной и многоликий, хорошими и плохими вещи становятся в глазах смотрящего, проходя через ум и сердце смотрящего. И не отвернуться, принять, а тем более любить, пожалуй, не каждому под силу. Я уж про изменить вообще молчу… 6 из 10
Вы слышали это, Вы это видели? Свершилось! «Иде» дали премию, ура, товарищи! Мировая сенсация. Такой-то фильм! Девушка Анна сирота, поэтому провела детство и юность в монастыре. Перед важным событием в монашеской жизни, девушка встречается со своей родственницей — Вандой. От неё Анна узнаёт, что она еврейка и что её родители стали жертвами холокоста. Вместе они отправляются в путешествие для того, чтобы узнать всю правду о судьбе семьи. Так уж получилось, что полного понимания арт-хаусных фильмов мне понадобилось некоторое время. Надо было закончить университет, прочитать большое количество литературы, пересмотреть много фильмов, сходить в армию, обзавестись семьёй и начать работать. Если раньше я мог сказать что-то вроде: наверное, есть в фильме что-то особое, раз кому-то нравится… короче, был толерантен. Сейчас я говорю, что редкий любитель с определённым складом характера скажет про такое кино, что оно интересное (наверное, главное достоинство). Как досмотрел этот шедевр? Вероятней всего, я немного герой, потому что досмотрел. Сразу оговорюсь, что не всё, что зовётся арт-хаусом бездарно, есть замечательные, из последнего, что видел «Двойник» (2013) и «Враг»(2013) Девушка из монастыря узнаёт подробности о своём происхождении и своих родителях. Узнаёт имена, частично характер людей. Дочь Розы Кхер. Отец вообще никакой, да и вообще всё как-то не очень с родителями у девочки. Да ещё и еврейка к тому, страсть-то какая. Половина американцев может сочувствовать девушке. Так непросто жить с осознанием такого… Вспоминаются сразу представители национальности. Первый на ум приходит великий Спилдберг. Но если он делает кино талантливо и для людей, то это кино для… Не могу сказать точно для кого, вероятнее всего, ценителей! Любите арт-хаусное кино, то самое, где дерево растёт, рядом дом, где всё разваливается и дурная погода, но без экспрессии. Штиль, монотонный, нудный и долгий. История не увлекает, не даёт пищу для ума. Если бы я смотрел на стену полтора часа, то эффект был бы почти таким же. Главная героиня… Вспоминается песня известной группы со словами «Это кто же такой там мохнатенький, у кого глаза виноградинки…» Вот примерно так можно сказать о девушке. Не поймёшь, то ли играет, то ли просто ходит с аморфным видом и светит своими виноградинками. Если бы это кино завоевало «Пальмовую ветвь», то я бы ничуть не роптал, но это же Оскар! Почему малоинтересная история в блеклой обёртке произвела такое впечатление на тех, кто выносил решение – загадка. Можно только говорить снова о том, что церемония во многом политизирована. Странное стечение обстоятельств, что если нет явного претендента на премию, то её получает фильм с темами: о войне хороших американцев с несогласными (ой, простите, террористами), нетрадиционной любви и расовом неравенстве. Фильм оказывает усыпляющее воздействие. Хочется спать, но не можете? Включите это произведение искусства! Две трети фильма молчание. Музыка инструментальная, спокойная… Кстати, неплохо бы снять короткометражку с таким названием и чтобы никто не говорил, побольше разрухи, брошенных домов и ещё какой-нибудь неведомой ерунды. Может, премию дадут. Поможет от бессонницы! Дерзайте!
Совершенно отвлеченно и политически не заангажированно (в свете итогов недавнего Оскара-2015 и победы в противостоянии с нашумевшим звягинцевским «Левиафаном») можно назвать «Иду» очень европейским кино. Эдакое камерное, старательно примеряющее каноны жанра «нуар», ретроспективное переосмысление всего европейского кинематографа в фазе его наивысшего расцвета. Фильм напрямую отсылает нас к тогда еще совсем молодому и новаторскому, авторскому кино 60-х, представленному наиболее значимыми образцами французской, немецкой, чешской «новой волны», итальянского неореализма, равно включая и знаковых «шестидесятников» отечественного кинематографа: Шпаликова, Данелия, Хуциева, Тарковского, Тодоровского… Мимикрия «Иды» в столь значимую для всего мирового кино эпоху поражает: досконально проработана черно-белая палитра, сама картинка, лица, костюмы, антураж, музыкальная подложка. На бэкграунде можно расслышать популярные в социалистической Польше «песни советских композиторов» и даже модный во времена молодости моих родителей шейк «Руди ритс» (а по-русски – рыжий). А джазовая классика Колтрейна «Найма» проводит прямую параллель с другим культовым фильмом 60-х: «Лифтом на эшафот» со столь же меланхоличной и пронзительной трубой Майлза Дэвиса. Если бы не титры, многие бы догадались, что фильм снят в 2013-м, а не, скажем, в 1964-м году? Но проникновение в эпоху является лишь первым, поверхностным слоем «Иды». Новое кино 60-х, несмотря на довольно жестко-прагматичный взгляд на жизнь, имело больше светлых красок и надежд. Недаром та эпоха ассоциируется с весенним возрождением, оттепелью. Но «Ида» не дает этих красок: в палитре лишь серая осенняя промозглость и ощущение неминуемой утраты человеком рая на земле. И в этом принципиальное различие года 2013-го от 1964-го: ни новая волна, ни неореализм никогда не поднимали табуированной для кинематографа и столь болезненной для послевоенной Европы «еврейской» темы. Отдельного упоминания, в этой связи, заслуживают визуализация образов главных героинь. С одной стороны, совершенно потустороннее, безжизненно-безэмоциональное, средневековое лицо Анны-Иды, словно взятое с мрачных гравюр Гойи или апокалиптических видений Босха: бездонные черные глазницы будто смотрят из самой преисподней, что лишь добавляет контраста к серому монашескому пальтишку. Словно автор, вслед за классиками, в который раз повторяет фразу, что «правды нет и выше», и «оставь надежду всяк, сюда входящий». С другой стороны – остервенелая, человеконенавистническая гримаса «кровавой Ванги», не знавшей жалости к «врагам народа», не заслужившая жалости и к самой себе. Но автор, отнюдь, не спешит расставить акценты. Он лишь созерцательно и даже отстраненно дает каждому пройти для себя этот путь: путь самоосознания, обретения, прозрения, разочарования, утраты, прощения, искушения, покаяния … Жанр роуд-муви еще никогда не уводил его новых рекрутов настолько далеко от разбитой проселочной дороги в поисках самих себя… Baddy Riggo, 26.02.2015 7 из 10
Европейская киноакадемия признала «Иду» лучшим фильмом года. Триумф польской драмы укрепили награды за лучшую режиссуру, сценарий и операторскую работу. Картина Павла Павликовского, безусловно, стала заметным событием в мире авторского кино, но, к сожалению, была незаслуженно обделена вниманием российской критики. Давно пора чем-нибудь заполнить этот информационный вакуум. События фильма переносят нас в Польшу 60-х годов ХХ века. Перед тем как принять обет, молодая послушница Ида вынуждена съездить к тётке, своей единственной живой родственнице. Ванда Груз не собиралась никогда забирать девочку из приюта, несмотря на регулярный поток писем к ней – «не могла и не хотела» - да и теперь не шибко ждёт свидания с племянницей, ставшей монашкой. По большому счёту, первое, что Ида слышит от тёти, так это о своём происхождении: «Ты дочь Хаима Лебентштейна и Розы Герц». План навестить могилу родителей усложняется известным фактом непростой участи польских евреев в период Второй Мировой войны. Как бы это цинично не звучало, но нацистская оккупация была удобным поводом для многих поляков, чтобы окончательно и бесповоротно решить еврейский вопрос. После 45-го, конечно, об этом говорить было не принято. Да и многое ли можно было твёрдо доказать? «Что, если ты поедешь туда и поймёшь, что бога там нет» - полушутку-полувсерьёз спрашивает Ванда. Так фокус истории постепенно смещается в сторону мадам Груз, женщины циничной и жестокой. Прямолинейная, властная и сильная - бывший государственный прокурор, ныне судья - этот образ знаком многим, с чем-то подобным вы могли столкнуться в «Позе ребёнка» Кэлина Петера Нецера. Эти несколько дней, проведённые вместе с харизматичной тёткой, станут для девушки важнейшим жизненным опытом. Сама история неизбежно подведёт зрителя к не самым очевидным поворотам событий, которые, конечно, являются хорошим поводом для того, чтобы предаться глубоким размышлениям. Сценарий, написанный Павлом Павликовским вместе с Ребеккой Ленкиевич, не содержит в себе очевидных ответов на вопросы и оставляет пространство для интерпретаций. Однако, этот фильм прекрасен, прежде всего, не столько своим содержанием, сколько удивительной и незабываемой формой. «Ида» - кино старомодное, даже аскетичное, но удивительно красивое! Изящный минимализм операторов Рышарда Ленчевского и Лукаша Зала практически не имеет современных аналогов. Нестандартное соотношение сторон приводит к смелым творческим находкам в построении композиции. Лица часто смещены в нижнюю половину кадра, по сути, мы даже не всегда видим их целиком. Фильм полон потрясающих приёмов ухода от симметрии, ломающих шаблоны восприятия. Есть сцена, где часть картинки затемнена, чтобы выделить главное. Ещё долго будут всплывать в памяти ритмичные рисунки (например, из монашек), акцент в которых даже выходит за пределы отображаемого изображения. И, что потрясает больше всего, это настолько гармонично, что чудачества некоторых экспериментальных кинематографистов кажутся на таком фоне лишь неудачной попыткой сойти за больших оригиналов. Фильм, учитывая всё написанное выше, относительно далёк от идеала. Сама идейная концепция драмы имеет достаточно расплывчатые контуры и лишена изящества и простоты визуального оформления. Тем не менее, работа Павликовского достойна того, чтобы обратить на себя внимание притязательных киноманов.
Молодая послушница монастыря Анна отправляется в гости к единственной родственнице - судье по имени Ванда. От нее она узнает, что на самом деле она еврейка по имени Ида, и все ее родные погибли в холокосте. Для того чтобы проследить трагическую судьбу родственников, они отправляются в небольшое путешествие. И после череды расспросов, бесед и встречи с симпатичным саксофонистом Ида/Анна понимает, что не до конца уверена в своем выборе жизненного пути. По правде говоря, поиск режиссерами нового слова в киноязыке порой начинает утомлять, поскольку погнавшись за свободой самовыражения, они начинают забывать о донесении мыслей с экрана. Предвижу массы несогласных со мною отзывов, но лично для меня эта картина оказалась абсолютно мертвой, стерильной и поверхностной историей с совершенно неубедительными прорисовками поведения персонажей и проблематики, особенно это касается неуклюжего перевоплощения из застенчивой монашки в светскую девицу, и депрессивного поведения разбитной женщины, известной в прошлом как Кровавая Ванда. Мысли картины настолько потерялись в желании режиссера выпендриться 'инстаграмовской' картинкой (которая, к слову, и правда очень красива, хотя постоянное размещение объектов по нижней периферии кадра очень утомляет), что нет никаких внятных объяснений и психологических мотиваций как для колебания Иды в своей вере, так и для впадения Ванды в депрессию. Возникает ощущение, что первой просто захотелось попробовать мужика перед уходом в монастырь, а вторую слишком тяготило военное прошлое, но уж как-то слабо все это выглядит, притянуто и неубедительно. По поводу актерской игры - если Агата Кулеша еще смогла создать образ человека, живущего с затаенной душевной болью, то на лице черноглазой Тшебуховской в роли Иды невозможно прочитать ни одной мысли или эмоции, ее выражение не меняется ни на секунду от первых до последних минут. Режиссер пытается добиться многозначительной пустоты, извлекая ее из обычных разговоров, рассматривания поз персонажей в пространстве, и в итоге получает пустую многозначительность c синдромом поисков глубинного смысла, выглядящую скорее как выставка фоторабот, поскольку и актеры, и камера, и происходящие события на удивление статичны. Ну а поскольку кино про холокост априори надо хвалить, фильм был номинирован на 'Золотой Глобус' и вошел в шорт-лист фильмов-номинантов на 'Оскар' в категории 'лучший иноязычный фильм'. 6 из 10
Фильм «Ида» притворяется то исторической и психологической драмой, то роуд-муви, но на самом деле он про другое. У картины есть одна центральная идея, объединяющая весь его сюжет и всех без исключения персонажей. Это идея человеческой слабости. Слабости, заставляющей предавать и убивать своих соседей, не дающей возможности взглянуть в лицо своему прошлому и принять себя в настоящем, слабости, заставляющей убежать от мира, едва вступив в него после долгой изоляции. В жизни каждого из персонажей произошла трагедия. Она прожита, но не пережита, гештальт не завершён, и трагедия возвращается снова, в старом или новом обличье. А пережить её нет ни умения, ни сил. Бессилие пропитывает собой и проявляется во всём: в медлительности развития действия совсем недлинного фильма, однообразии и скупости мимики актёров, механистичности их движений, почти полном отсутствии эмоций на экране. Среда, в которой разворачивается действие, вполне соответствует героям, её наполняющим. Туман, грязь и запустение — вот декорации для каждого кадра картины. В этой давящей атмосфере полноценная жизнь невозможна, и судьба героев предопределена. Голос жизни звучит лишь в прилетевшей издалека джазовой мелодии, но музыка смолкает, табачный дым рассеивается, и каждый остаётся наедине с собой и своими проблемами, решить которые он не в силах. Да, говоря откровенно, никто и не пытается. Единственным персонажем, способным на поступок, оказывается антагонист, только он точно знает, чего хочет, и добивается своего. Но и он в конце концов попадает в вырытую им самим яму. Но всё же главным антагонистом в фильме является не человек, а система. Выбранная режиссёром эпоха — не просто декорация, в которой проходит действие, но самый деятельный его участник. Та самая «новая Польша», поощряющая убийц и молчащая об их жертвах, говорящая лозунгами и не способная дать осмысленного ответа на вопрос: «А что потом?» С ней невозможно ничего сделать, она подавит и раздавит любого, кто попытается. Это героини фильма знают наверняка. Остаётся только бежать, каждому своим путём, но в любом случае за пределы этого мира. И дождаться тех, кто окажется сильнее. 6 из 10
Эти две женщины и в самом деле странная парочка: разбитная дама - судья с прокурорским прошлым по прозвищу Кровавая Ванда, и юная послушница из женского монастыря, отправившаяся прощаться с миром, прежде чем окончательно удалиться от него в сестринскую обитель, а эта тётка осталась единственным носителем родства, о котором стремилась забыть, избегая встречи с племянницей, с младенчества отданной в церковный приют. Война. Причина отчуждения кроется в неизвестном девушке прошлом, проясняющимся ей откровением раздражённой женщины, берущей девушку в попутчицы, отправляясь в места, хранящие тела и память о жертвах, одна из которых объясняет кровожадность мстительной прокурорши и невыносимость её существования перед лицом невосполнимой утраты, оставшейся в ней сгустком горя, переданного эстафетой племяннице, чья жизнь оказывается обманом смерти, спасением, у которого есть история и цена: другое имя, чужая вера, приёмный дом. Кино выглядит так, будто сделано в шестидесятых: черно-белые кадры несут в себе все атрибуты места и времени - предметы, музыку и пригрешения людей, знание которых оборачивается главным испытанием для будущей монашки, заглядывающей глубоко в душу несчастной женщины, решая, что делать с открывшейся правдой о себе, другой по роду и племени, кому рождением было предписано одно, а злой рукой отдано другое. А теперь ей надо принять данное или отказаться от чужого выбора, сделав свой, уже навсегда. Нервные встречи, расспросы и разговоры. Гнетущая тяжесть замирающего времени и стынущих слов, выражающая нарастающее давление истории, хранящей ужасную правду об издержках выживания и целесообразности выбора между жизнью одних и смертью прочих, тяжким бременем ложащейся на плечи девушки, от которого забывается плотский соблазн. Будоража прошлое, явление послушницы становится испытанием для её тётки с равнозначным определением выбора, продолжением чего будет решение самой девушки, для которой обет верности Иисусу означает не приближение к Богу, а принятие другой сущности, отказ от выполнения земной миссии, опостылевшей неприветливой родственнице, внезапно бросившей терпеть, создав образную альтернативу уходу из мира, придающую акту веры суицидальное значение, осознавая которое, Ида, не то, чтобы пускается во все тяжкие, но с помощью доброго знакомого, познавая себя, постигает истину. И в этой истине - мало чего хорошего о людях, собственно, оттого так тяжело было досмотреть до конца этот рискованный фильм.
По всем качественным и количественным показателям, фильм «Ида» - настоящий польский хит в глобальных масштабах. Но если отобрать все эти трофеи – то это ничем не выдающееся кино, которое просто затрагивает легкую для восприимчивости тему. Дух послевоенной Польши передан просто потрясающе, несколько сюрреалистических персонажей, декорации и черно-белая съемка действительно перекидывают нас в то время. Но вот с концептуальными идеями у режиссера не сложилось – судьба главной героини и ее тети абсолютно не беспокоят зрителя после того притока осознания, который приходит на мысль, когда главные герои находят уже место захоронение своей семьи. То есть поиски своих корней у главной героини, разрушительная сила социализма у ее тети – темы остро поставленные и не чужды к восприимчивости. Но вот метаморфоза из монахини в светскую девицу, и депрессия ее тети с дальнейшими последствиями – это уже режиссерский прием сделать этот фильм немного выше человеческих проблем. И эта тенденция режиссера во второй половине создает впечатление, что он заигрывал со зрителем нечестно. Почему поют дифирамбы этому фильму – пока честно говоря не понял, возможно, из всех проблем поднятых в фильме «Ида» ни одна мне не оказалась близкой. Хотя нет, тут есть проблема человечности, но увы, автор остается в этой позиции недолго, и предлагает зрителю нечто гениальное на его взгляд. Только разделить его гениальность не каждый среднестатистический зритель сможет. Если быть циником – вытянутая за уши тема о репрессиях евреев, в которую добавили слишком много индивидуальности с художественной точки зрения. 5 из 10
В этом году количество представленных к рассмотрению Американской киноакадемией картин в номинации «Лучший фильм на иностранном языке» побило рекорд. 83 страны выдвинули свои ленты на «Оскар». Среди них оказался польский фильм 'Ида' режиссёра Павла Павликовского, который показывает нам Польшу 1960-х годов, представляя главной героиней молодую сироту Анну, которая прежде чем принять обет и стать монахиней, по совету настоятельницы едет в гости к своей тёте Ванде, которая в своё время была судьей и прокурором. Павел Павликовский снимает свою необычную драму в чёрно-белых цветах, что придаёт фильму более глубокий смысл, а ещё более точно отображает то время, придавая некий реализм. Актёрская игра в фильме сведена к минимуму, ибо сюжет сам по себе прост без излишнего драматизма, однако для актрисы Агаты Тшебуховской, сыгравшей главную героиню Анну (Иду), вполне достойный дебют. Ида, узнав своё настоящее имя и происхождение, решает выяснить трагическую судьбу своих еврейских родителей, которые были убиты во время холокоста и вместе с тётей отправляется в путешествие, которое проливает свет на их прошлое, определяя будущее. Павел Павликовский снял хороший, однако местами скучный фильм, ибо не только актёрская игра была сведена к минимуму, а также и диалоги. Хотя режиссёра можно понять, ведь он стремился нам показать вовсе не какую-либо эмоциональную драму, а переживания людей, которые толком ещё не разобрались в своей жизни, держа всё глубоко внутри. Павликовский как бы нам говорит, что невозможно познать истину, не испробовав в жизни всё. Однако режиссёр делает это не спеша, шаг за шагом, но всё же даёт своей героине испробовать жизнь, вкусить её, дабы та познала истину и определила своё будущее! Как бы не казался фильм простым, на самом деле он тяжело смотрится. Режиссёр показывает нам, по истине, трогательную и эмоциональную драму, однако он делает это совершенно спокойно, не выплёскивая эмоции на экран, дабы зритель сам познал глубину этих чувств и переживаний.
Жанр древний как наша цивилизация. Одной рукой Гомер держал кубок, второй обнимал гетеру, а рассказ о дорожных приключениях Одиссея становился интереснее с каждым глотком вина. Потом, вместо гетеры пришлось взять стилос в руки, а затем и вовсе обе руки понадобились: камеру держать. В общем жанр “роуд муви” заезженный как та самая гетера, про путь человека к себе, через пространство, время и конечно приключения. Только не будет в этом фильме ничего подобного, будет дорога, будет фильм, но никакого “к себе” вы не найдете, не будет и приключений. Это дорога памяти, которая приводит одну героиню к отчаянию, а другую к отречению. Ида и Ванда, племянница о тетка. Два совершенно непохожих человека, связанных семейными узами и историей, одной для всего еврейства, но для каждого еврея своей. С самого начала фильма черные дыры глаз, не мигая, наблюдают за нами, мы вместе с ними узнаем мир за границами монастыря, наблюдаем за превращениями католической послушницы Анны в Иду, еврейскую девушку. Постепенно, обрастая памятью, историей, трагедией Ида перестает быть просто зрителем своей жизни, она начинает действовать, как будто из шаблонной куклы, вылепленной умелицами монахинями она превращается в человека, с сомнениями, чувствами, болью и радостью. Тем ярче и неистовей кажется Ванда, открытая всем порокам и страстям. Ее порывы, это чистая страсть. Субъект действия, постоянно вступающий в конфликт с реальностью. Приняв и поняв друг-друга, они находят общую историю. Разрыв могилы родных женщины обнажили страшное прошлое. А затем трепетно перенесли и погребли заново, уже в семейном захоронении. Что это, метафора исторической памяти польского народа? А может и всех народов Европы? Павликовский не дает ответа, он аккуратно ставит вопросы которые считает тот кто захочет искать ответы. Вопрос, который звучит в конце ленты: “А что потом?”, не дает покоя каждому из нас, потому что если задавать его достаточно долго, в конце ответом будет: “смерть”. 10 из 10