Рецензии. Скафандр и бабочка
Фильм 'Скафандр и бабочка ' основан на реальных событиях: редактор журнала Elle после пережитого инсульта оказывается парализованным и не может даже разговаривать. Когда вместе с Жаном-Домиником открываешь глаза и наблюдаешь за хаосом сменяющих друг друга врачей, незнакомой обстановкой, неизменным холодным голубым больницы, то сразу же пытаешься понять, каков же этот фильм. Но только потом, когда герой вдруг видит в своем воображении прекрасные места, где он не сумел побывать, то на ум сразу же приходит определение 'изящный '. Изящный фильм (и здесь это слово относится и к манере съемки, и к самой подаче). Сюжет, где герой внезапно оказывается не способен передвигаться самостоятельно и вынужден по-новому приспосабливаться к миру, отнюдь не нов. Но 'Скафандр и бабочка ' счастливо избежал всех штампов, связанных с этой темой. Жан-Доминик не проводит дни и ночи, сожалея о прошлом. Хотя его воспоминания для меня остались едва ли не самыми яркими эпизодами в картине. Его прошлое всегда очень цветное и громкое (как и сам мир, как и сама жизнь). И музыка, что сопровождала эти воспоминания, очень красивая. Она словно разрушала больничную тишину Жана-Доминика и тишину, внезапно обосновавшуюся у него внутри. Запомнился режиссерский прием: вот Жан-Доминик - успешный мужчина с улыбкой на лице в окружении красивых женщин, и тут же кадр с ним сегодняшним - скрюченный в инвалидном кресле, с единственным глазом и перекошенным ртом. Но жалость - вовсе не то чувство, которым стремится наполнить этот фильм зрителя. 'Я хочу умереть ', - едва ли не первые слова, которые 'надиктовывает ' Жан-Доминик медсестре, придумавшей общаться с ним с помощью специального алфавита. 'Как вы можете! О вас столько людей молются! ' - Я в скафандре, я словно в скафандре глубоко под водой, не в состоянии даже пошевелиться... - Но для меня ты стал бабочкой. Это фильм для людей, умеющих сопереживать. И не стыдиться своих слез во время сцены, когда больной отец звонит Жану-Доминику и плачет потому, что знает, что сын даже не может ему ответить. 'Ты пленник своего тела, я пленник своей квартиры '. Жан-Доминик на пляже на День Отца, и жена приводит к нему детей, до которых он никогда больше не сможет дотронуться и ощутить их тепло. Они смеются и играют, а он смотрит вверх на бескрайнее небо. И каждый день думает о прекрасной девушке Инес, которую любит, но которая ни разу не пришла его навестить в больнице, потому что боялась увидеть, каким он стал. Но от этого он не стал любить ее меньше. Мне трудно подвести итог. Так о чем все-таки этот фильм? О том, что нужно ценить каждое мгновение жизни? Или о том, что пока не потеряешь что-то, не поймешь, как оно дорого? Пусть каждый решит для себя сам. Но для меня Жан-Доминик стал бабочкой. И подтверждение тому написанная им книга, и этот фильм, снятый по ней. Но для меня ты стал бабочкой...
«И тогда я почувствовал как вспорхнула бабочка Это было знаком – бабочка символ духа и веры» Жизнь его легкая, свободная, светлая – жизнь бабочки. Он – яркий, пёстрый, красивый. Всё удаётся «по мановению» крыльев: взмах – успешная карьера, ещё один – обожание женщин, невозможно уследить за движениями крыльев – лучшее общество Франции, встречи, банкеты, премьеры – всё дня него. Он – бабочка. Он – Жан-Доминик Боби, редактор журнала «Elle France». Это 1995 год. И это его бывшая жизнь. Всё переменилось в один день. Инсульт. Кома. Парализация. Единственным, что не было лишено движения это его левый глаз. Только так он теперь может общаться с внешним миром. Всё остальное тело превращается в его ад, в его скафандр. Бабочка начинает жить в новом мире глухом, тёмном и несвободном. Всё действие фильма происходит от первого лица. Поэтому мы физически, всем телом ощущаем как Боби окончательно превращают в скафандр, когда ему зашивают правый глаз… Мы видим эти большие стежки врача, мы кричим вместе с ним, но нас никто не слышит. Вместе с героем мы видим мир плоским. Боби может видеть только определённую часть пространства. Мы всё это чувствуем, мы живём вместе с ним. Но в нас нет ни жалости, ни грусти. Потому что бабочки не могут грустить и страдать. В нас есть только самоирония и бесконечная любовь к жизни. «Зачем мне этот внешний мир? – говорит Боби. Когда у меня так много воспоминаний». Он ныряет в них, и вместе с ним. Он живёт и всё вновь оживает вокруг него. В его кусочке жизни, который он может наблюдать одним глазом появляется жена и дети, врачи, друзья. Ему приходят письма и постоянно звонит телефон. Всё снова движется вокруг лёгкой бабочки. Он чувствует и это и хочет общаться. Преодолевая свой скафандр. Сила его желания выше физических возможностей. Доминик начитает общаться с помощью глаза. Моргнуть на нужную букву. Он говорит так. Говорит. Но простое общение не его главная цель. Он задумывает книгу. Она давно в нём. Нужно только «наморгать» её. «Наморгать» 400 страниц – задача не выполнимая и для здорового человека. Доминик же нисколько не сомневается в успехе. И в него верят. Вместе с девушкой-ассистенткой издательства они «пишут» главы этой книги. Работа продвигается медленно. Никто не отступает. Каждый день Боби пытается вырваться из своего скафандра. Лёгкая бабочка бьётся о толстые стенки своей тюрьмы. Каждый день это «преодоление». Это превосходная экранизация Джулиана Шнабеля. Очень точно выполнена главная режиссёрская задумка – показать две реальности Доминика Боби – «внутреннюю»: ту лёгкую бабочку, которая живёт в нём и «внешнюю» - его практически мёртвое тело и абсолютно не нужную Доминику теперь обстановку. Кроме того автор фильма удачно расставляет акценты – он визуализирует два главных образа фильма – бабочку. Мы видим её в кадре. И скафандр – тяжёлый, огромный скафандр под водой - мы так же видим его. Удачно сняты кадры его старой и новой жизни. Первые яркие, наполненные светом. Вторые серые, будничные с редкими «вкраплениями» солнечных лучей. Нельзя не отметить операторскую работу Януша Камински. Очень важно здесь было заснять жизнь «глазами» Боби. Снять именно так как он видит мир герой. В объективе камеры только то пространство, которое он может видеть. Уникальность работы оператора заключалась ещё в том, что зритель не мог отличить кинематографическое пространство от своего собственного. Такое сближение достигается за счёт приёма «первого лица». Зритель словно живёт в Доминике. И переживаёт всё вместе с ним. Актёрская работа Матье Амальрика так же достойна внимания. Матье действительно смог показать две жизни своего героя прежнюю – яркую, гламурную. Где Доминик – самый значительный светский персонаж. Обаятельный, ироничный, жизнерадостный. И жизнь в скафандре – перекошенное лицо и неподвижность. Сыграть неподвижность, думаю, оказалось гораздо труднее. Безмолвно передавать эмоции - так, чтобы зритель чувствовал и переживал их вместе с героем – это мастерство. Сочетание всех профессиональных работ – актёрской, режиссёрской, операторской. Подчинение каждой из этих работ одной идее даёт нам не только качественное кино, но и кино интеллектуальное, авторское. Кино, обладающее своим стилем. Узнаваемое. Увидев «Скафандр и бабочку», мы без сомнения можем сказать: «Это стиль Джулиана Шнабеля. Это его работа». Этот фильм, безусловно, можно отнести к Арт-хаусному направлению кинематографа или, другими словами, «авторскому интеллектуальному европейскому кинематографу». Очень приятно, что такие фильмы выходят на российский экраны. Очень приятно, что есть возможность размышлять над отличной киноработой и получать настоящее интеллектуальное наслаждение от просмотра.
О, как же многого я ожидала от этого фильма! Я думала, что он раз и навсегда изменит моё сознание и меня саму, показав историю одного человека, обладавшего несгибаемой волей к жизни и мужеством, которое многим из нас даже не снилось. Кажется, в соответствии с обстоятельствами, о которых повествует 'Скафандр...' и его наградами, мои ожидания ничуть не были завышены. В соответствии с действительностью это оказалось далеко не так. Помимо эмоциональной встряски я ожидала того, чего ждут обычно от любого фильма: того, что его будет просто интересно смотреть. Даже этого я не получила. Фильм ужасно затянут, нуден и скучен. Мне не понравилась подача сюжета. Можно было показывать сцены из жизни Жандо 'до' в чередовании с интерьерами больничной палаты. Да, это было бы примитивно, но разумно. Вместо этого так: показана сцена из детства (замечательное начало воспоминаний), нелепая поездка с любовницей и сама сцена инсульта. Этого не достаточно. Нам не показана жизнь героя, которой он жил и наслаждался раньше. Воспоминаний должно было быть больше. Или создатели считают, что публика - сплошь философы и мыслители, которым не нужно показывать слишком много - им достаточно лишь намёков на это, и они всё поймут? Уверена - большинство, так же как и я, не такие. Им мало этих жалких обрывков чтобы постичь яркую и многогранную натуру Жандо. Всё остальное время занимают изображения жития в больнице и расплывчатые фантазии Боби. Если режиссёр пошёл не тем путём, которым мог бы пойти (о котором я писала) - ради Бога, не надо! Только дайте насыщенное, трогательное, рентабельное зрелище. К этому были сделаны попытки - к сожалению, они провалились. Одна из фантазий - мечты о ресторане - вызвала у меня даже отвращение. Это не приём пищи - это пожирательство и поглотительство всего, что есть на столе, и поцелуи с набитым ртом! Брр... мерзость! Как можно смотря фильм с таким великолепным сюжетом обращать внимание на такие вещи?? Да я просто циничная, бездушная и чёрствая дикарка! Нет, нет и ещё раз нет! Никогда я не была и сейчас не являюсь бездушной. Наоборот, я очень сентиментальна, чувствительна и вдумчива. Если обращаю, значит 'Скафандр' не затронул тех струн в моей душе, которые должен был. Я-то тут причём? Помимо истории парализованного мужчины фильм повествует также о беспримерной человеческой подлости и возвышенности. Первое - в лице любовницы Жандо. 'Я люблю тебя, очень, но я не хочу видеть тебя таким!' Ну разве не свинство?! И второе - в лице жены Жан-Доминика, до сих пор любящей его, и перешагивая через гордость выступающей посредником между мужем и его любовницей. Не каждая бы так смогла. Но это так - не плюс и не минус фильма. Весь он - один большой комок противнейшего пафоса. Эти банальнейшие избитые фразы, претендующие на мудрость и проникновенность! 'Как жаль, что я не могу обнять своих детей!' - понятно, что жаль. 'Сын мой, ты - пленник своего тела, как я - своей квартиры!' - мы и сами это видим. И таких ещё немало. А то, что Жандо произнёс в середине фильма - это чудовищный вздор и чепуха! 'В своём воображении я могу всё.'. И пытается убедить нас, что мечты способны заменить радость общения, движения, любви, жизни. Нет, не способны. В этом меня не уверил бы даже самый пронзительный и душевный фильм - не то что какой-то 'Скафандр'! И опубликованные здесь - да вообще везде положительные отзывы - это тоже сплошные потоки пафоса. Понятно, чем они вызваны. Они - дань уважения воплощению мужества, стойкости и жизнелюбия, Жану-Доминику Боби. Наивный зритель просто не допускает мысли, что фильм о нём может быть плохим. Увы, дорогие, вас обманули. Этот фильм плох, очень плох. Лучше отдайте дань уважения герою просто вспомнив о нём, ещё раз восхитившись его подвигом, рассказав о нём кому-нибудь. Но не надо, не врите себе и другим - не хвалите этот фильм. Понравились в фильме работы актёров (отец Жандо, его жена, врачи, медперсонал и все остальные - без претензий), прекрасное музыкальное сопровождение и изумительные проделки оператора. Я имею ввиду не взгляд изнутри, который меня в отличие от остальных отрицательных рецензентов не раздражал, как ни странно. А красивые виды, пейзажи, ракурсы, светлые тона и яркие краски. Так что 'фасад' фильма получился весьма симпатичным. А 'внутренности' - нет. А ещё мне невероятно понравилось обрушение скал. Не могу сказать, чем. Но для меня это было шикарное зрелище, я могла бы смотреть на это часами! Я не читала книгу Боби, но я хочу и обязательно скоро её найду и прочту. Я уверена, на 300 %, что книга намного лучше фильма, так как являет собой не исковерканные режиссёрскими выходками мемуары, подлинные мысли и чувства Боби. И вам советую выбрать не фильм, а книгу. Жаль покалеченной ужасной режиссурой такой светлой возвышенной идеи. 4 из 10
Зрение и слух были единственными чувствами, которые, подобно двум искрам, еще тлели в этом теле, уже на три четверти готовом для могилы… Александр Дюма «Граф Монте-Кристо» Художник-неоэкспрессионист Джулиан Шнабель нет-нет да и оставит своё ремесло, каковым считали живопись древние греки, ради служения десятой музе, о существовании которой те же греки и не догадывались. На сегодняшний день снято четыре фильма, три из которых объединяет тема преодоления. В каждом из них главный герой — творец — художник, поэт, писатель. И лишь четвёртый о жене режиссёра — журналистке. Впрочем, и Жан-До, как звали друзья Жана-Доминика Боби, прежде чем стать писателем, поработал журналистом и редактором ELLE France. О трагедии этого реального человека, рассказанной в автобиографической книге «Скафандр и бабочка», Джулиан Шнабель снял одноимённый фильм, ставший третьим и пока самым успешным в его фильмографии. Ставка на три сыграла, да и как иначе? Если верить нумерологии, люди, находящиеся под влиянием числа 3 парят по жизни, словно бабочки. Их кредо — 90% проблем решаются сами собой, причём всегда в их пользу. Так жил до инсульта и Жан-До — гурман, ценитель прекрасных дам — одним словом, бонвиван. Да и Джулиан Шнабель — тот ещё эпикуреец. Похоже, он и сам, осознавал схожесть характеров, перенося эпизод собственной жизни в кинобиографию героя. Троих детей первой жене оставил Джулиан. Жан-До лишь двоих. Впрочем, может опять всё дело в магии? Так или иначе, фильм обласкан фестивальными жюри, кинокритиками, да и зрителями. А всё потому, что на этот раз судьба 10% не была пущена на самотёк, благо тема благодатная, команда серьёзная, с прицелом на Канны, далее везде. Ответственность за адаптированный сценарий принял на себя оскароносный Рональд Харвуд, поднаторевший в искусстве давить слезу из наивного зрителя по методике, обкатанной в «Пианисте» вместе с Романом Полански. Поскольку книга особых поводов для рыданий не давала, вызывая скорее симпатию к главному герою, в сценарий были введены эпизоды из как бы реальной жизни, хорошо принятые зрителем, книгу не читавшим, но отринутые близкими друзьями Жан-До. А самый близкий — фотограф Брис Аньелли заявил: «Фильм вовсе не рассказ о моём друге, а история для Голливуда» Потому и подмешан в сценарий мелодраматизм, озвучено желание смерти героем, хотя едва выйдя из комы он думал о жизни — вернуться в парижскую круговерть, пусть с парой палок. Странная метаморфоза случилась с цветом кожи одного из друзей Жан-До, но в его окружении никогда не было мужчин, злоупотребляющих солярием. И, наконец, о женщинах. Мало того, что превознесена жертвенность матери детей Жан-До, которую он никогда не называл женой, а роль любимой женщины всей жизни напротив принижена, так в дополнение ко всему едва выбравшийся из комы паралитик живо интересуется красотками, коих в его больничном окружении предостаточно. И это после инсульта, с синдромом «запертого человека» Серьёзно? Ему бы хоть на время перестать думать о боли. К сожалению, подобные вольности убили атмосферу книги, оборвав крылья бабочки, но скафандр остался, его показывают часто, навязчиво и бессмысленно, хотя чуть реже, нежели французский алфавит ESA…, при помощи которого герой общается с внешним миром. А ведь можно было снять замечательное сюрреалистическое кино, поскольку книга полна не столь воспоминаниями, сколь игрой воображения — теми самыми бабочками. И оператор Януш Камински поначалу вселял надежду. Он, словно кукольник Шварц, нашёл в военно-морском госпитале тот шкафчик, через дверку которого зритель попадает прямиком в голову Жан-До и смотрит на происходящие в фильме события сквозь его левый глаз. Изображение нечёткое, белёсое, покачивающееся, порой размытое накатившей слезой. Затем сцена с зашиванием правого глаза навевает аллюзии на Бунюэля. Но всё это лишь в начале, далее всё как и должно быть в экзистенциальной драме. Светлый разум Жан-До заключён в безжизненном теле, его возможности свободной коммуникации с окружающим миром весьма ограничены, самооценка стремится к нулю, что может привести к тяжким психическим расстройствам. Такое состояние Эрик Фромм называл моральным одиночеством. Собственное тело стало тюрьмой для разума Жан-До. Его персональным замком Иф. Он давно мечтал написать современную версию известного романа Дюма, но Vanitas vanitatum et omnia vanitas не давала такой возможности. По злой иронии судьбы он получил её, будучи недвижим. Нет, его книгу нельзя назвать романом, это скорее сборник эссе, но он использовал свою единственную возможность вернуться в социум. Книга стала его побегом из собственного заточения, посланием в вечность, духовным завещанием. Она не о новом Графе Монте-Кристо, но странным образом судьба Жан-До повторяет до мелочей страдания менее известного героя романа — Нуартье де Вильфора. Так где же та грань между воображением и воспоминанием?
Когда человек становится пленником своего тела, все, что ему остаются – это украшать стены камеры изнутри. Иначе можно умереть от глухой депрессии, давящей безнадеги однообразной жизни, где только и есть, что потолок над головой да телевизор, оставленный включенным сердобольной санитаркой. Можно кричать, можно смеяться, можно сойти с ума – никто об этом даже не узнает. Но человек остается человеком, покуда живы память и воображение, Мане и Моне нашего разума, позволяющие хоть ненадолго стать свободным, счастливым, влюбленным, гуляющим по улицам Парижа и вкушающим не обогащенную витамином питательную смесь через капельницу, а устриц и вино. И только с красивой девушкой, потому что иначе нет никакого смысла ни в устрицах, ни в вине. Волшебная камера Януша Камински путешествует по памяти и воображению Жана-Доминика, а закадровый голос, словно опытный экскурсовод, проводит экскурсию по сознанию паралитика, человека, у которого единственный ответ на любой вопрос –подмигивание левым глазом. Это секундное сокращение мышц для него и «да», и «нет», и «включите футбол, пожалуйста», и все буквы алфавита от А до Я включительно, и «я каждый день жду, что ты придешь». У эскимосов есть сорок слов для обозначения снега, а у ЖанДома лишь одно подмигивание вместо десятков тысяч слов. Снимать фильмы об инвалидах – такое же читерство, как экранизации истории Хатико. Сентиментальные натуры обливаются слезами, а любое слово критики превращает тебя в закоренелого бездушного циника, чуждого состраданию – единственному, что отличает человека от животного. Джулиан Шнабель играет минор на натянутых струнах души, но только глухой не услышит в этих нотах надежды. Потеряв возможность управлять телом, Жан раскрывает свое сердце – в том числе и для себя самого. А когда ты как зритель, становишься свидетелем чьего-то духовного перерождения, это цепляет. Начинаешь думать, что и для тебя не все потеряно. Правда, не хочется, чтобы обрядом инициации стал инсульт. Так что живи, дыши, говори, смейся, и верь, что дешевая Мадонна из сувенирной лавки – уникальный символ надежды, освященный самим кардиналом. Гуляй по улицам любимого города, пей вино с красивыми женщинами, люби и будь любим, потому что человеческая жизнь хрупка, как крыло бабочки. 8 из 10
Интересно, что так сильно околдовало подавляющее большинство зрителей в этом фильме? Что за мара, что за массовая… не сказать истерия, но пусть однобокая шизофрения, будто кто распылил психотропное вещество, иначе не понять, что могло исторгнуть из постморалинового жителя XXI века столько сентиментальности, чувств, слёз и самое забавное – такое чудовищное количество самоанализа! Воистину поражает! Ну ладно женщины, им простительно, они таковы от природы и это хорошо, но ведь, сколько мужчин подверглось этой плаксивой сенсомании! Мужики, вы что!? Ладно, скинем это на тот факт, что извращения и цинизм порой наскучивают, и хочется чего-то искреннего и рефлексивного. Вот угодил фильм, ко времени подвернулся, наверно сама эпоха, 2007-ой требовал именно чего-нибудь этакого. Устали, устали, устали от спецэффектов, анимации и шаблонов – хотим бабочками стать. Наверно не какой-то там талант режиссёра и оператора (об ошибочной переоценке последнего ниже) позволил фильму нагрести столько престижных европейский премий, а именно эта, вдруг-духовная жажда зрителя. Ведь история Боби хороша только в лёгком пересказе, когда где-то, от кого-то услышал, увидел, или прочитал о ней пару слов, как о забавном факте, стоящем в ряду многих других забавных фактов, осаждающих нас отовсюду каждый день. И нам интересно не то, что поведал там этот парализованный человек, а то, как он это поведал. Интересна механика, а не сущность. Однако же вот он – целый фильм! И 1:47 – слишком много для этой истории. Даже некоторые из ревнителей этой ленты невольно признавались в том, что процесс местами затянут. Какой самый главный минус этой картины? Да, именно операторская работа, точнее решение постановщика избрать такой способ подачи видеоматериала. Режиссёры редко экспериментируют с камерой от первого лица, применяют этот приём осторожно, дозировано, в исключительных случаях и делают это интересно, например, как Джармуш в одной из историй «Кофе и сигареты». Но любой эксперимент рискует быстро исчерпать себя, утомить, наскучить, а поскольку камера первого лица дискомфортна для привычного экранного восприятия, то надоедает незамедлительно, более того – раздражает. В таких случаях статичность первого лица разбавляют «наружной» активностью, подвижностью образов, как, например в фильме «Влюблённый Тома». Нет активности – замени её нетривиальными монологами и диалогами, эксцентричными собеседниками. Нет и этого – изобрази красочный внутренний мир. Ничего не было сделано. Но при этом камера добрую часть времени упорно запирала зрителя в свой душный монокль и всё глубже погружала в свою серую обскуру. Это просто не честно и даже подло, к тому же совсем не сложно, любой оператор сделает это, сложнее даётся как раз трёхмерность, многофигурность, расстановка камер, чередование различных, желательно неожиданных и замысловатых ракурсов с постоянной переменой фокуса, длительность кадра и многое другое – вот, где проявляет себя оператор. Очень давно, когда только начинали пробовать камеру первого лица – это называли просто 'интересным решением', но не в коем случае не «блестящей операторской работой». Иллюзию сложности создало само стремление упрятать зрителя в Боби. Собственно то, что так нас пленило. В этом и заключается главный порок фильма – претенциозность, он претендует, он делает себя высоким, актёр очень хорошо играет, у него такая сложная роль, маргинал, не важно какой, здесь пациент – это всегда тяжело, калечность, неординарность, поэтичность – это априори всегда непросто и т.д. Во всём этом таится навязчивая демонстрация своего творческого прилежания (находчивости) и старания усадить и парализовать самого зрителя, дабы он смог прочувствовать на себе эту трагедию тела. Причём постановщики настолько усердно это демонстрировали, что скоро приходило ощущение того, будто тебя скомкали и забили, простите, в задницу Доминика, и ты как бы оттуда наблюдаешь за происходящим. Герой Брюса Уиллиса в «Крепком орешке», с трудами продвигаясь по вентиляционному люку, так прокомментировал свои ощущения – «теперь я понимаю, как чувствует себя глист». Вот примерно до такого состояния довело настойчивое желание камеры исчезнуть и оставить тебе только глаз. Стирание грани между зрителем и героем, между художником и потребителем, между субъектом и объектом – то, к чему, по мысли искусствоведов и художников-манифестаторов ХХ века, стремилось искусство – чревато концом самому искусству. Если раньше чувствовалась отчуждённость зрителя от произведения, то отныне ощущается обратный репрессивный синдром, заставляющий тебя участвовать, со-участвовать, не со-переживать, а в-переживать. Эта христианская идея «со-», доведённая до логического конца, до метапервого лица, до развоплощения, до 3-D. В этом просматривается старый сморщенный монашеский палец – «почувствуй тоже, что и Другой!», «стань соучастником события!». Здесь проговаривается что-то опасное, смертельное, какой-то лицемерный, фарисейский, моральный, в другом месте аморальный (при такой конвертации оппозиции снимаются) диктат, обратная сторона инквизиции, клерикализма и тоталитаризма. Нам хотят интериоризировать техническим образом структуры и способы восприятия. Демократизация границ приводит к нарушению частной собственности, к утрате свободы личности, к отнятию свободы зрителя. Меня лишают вуайеристской потребности, зрительского самочувствия, цельности. Не хочу чувствовать состояние Боби, не хочу быть в его дублёной шкуре, я просто хочу увидеть историю. Верните мне камеру, кинозал, сабвуферы, экран, границу, снующих туда сюда, ёрзающий на сидениях, закрывающих головами самые интересные моменты, громко разговаривающих, верните мне способность наблюдать, решать, перебирать, интерпретировать, быть свидетелем, а не соучастником «преступления». Один скульптор-концептуалист как-то воскликнул – «зритель – вот самый податливый материал!». Не хочу быть податливым, хочу быть главным и сидеть на своём зрительском троне. Конечно, перегиб, по этому поводу логичнее наезжать на какого-нибудь Гринуэя с его интерактивными видеодиджейскими шоу в круглых помещениях, но самоуверенный успех «Скафандра» вынуждает отыграться здесь и сейчас. К тому же Гринуэй не опустился бы до такой дешёвой техники. Итак, не надо так усердствовать, зубонойно повторять два часа французский алфавит, вы лучше покажите эту пресловутую бабочку. Не смогли, потому как герой отнюдь не порхал. Там была какая-то убогая возня издателя, с тронутыми любовницами, надоевшей женой, с карикатурными детьми, но не слова о тех днях комы, где Боби был не бабочкой в скафандре, а магом в подводном колоколе. Где тот действительно интересный мир из англоязычного варианта книги, когда герой пребывал на границе жизни и смерти? Вот, что нужно было развить и раскрыть, и заставить стробоскопировать. И даже не знаю, как можно переварить эту безвкусную, тягомотную, слащавую поэзию крылатой свободы в стиле «Чайки Ливенгстон» Ричарда Баха, коей нас накормили до упору. Видимо один глаз урезал для Боби не только внешний мир, но и внутренний, или это камера режиссёра всё так урезала? Чёрт, как же нас дёшево покупают!
Ты просыпаешься в больнице и не можешь ничего понять. Учтивый доктор почти мгновенно откликается на вызов и пытается хоть что-то тебе пояснить. Оказывается тебя зовут Жан-Доминик Боби, и теперь ты навечно будешь заперт в собственном же теле. Именно так начинается фильм Джулиана Шнабеля «Скафандр и бабочка». Сразу становиться грустнее от того, что эта история есть откликом реальности. Действительно существовал такой весьма успешный на редакторском поприще человек. И он действительно был заперт в такой странной и отчасти даже привычной для многих тюрьме из собственного тела. Это очень простая история. Она так же проста, как и немногочисленные символические вставки со скафандром, воспоминаниями самого Жана – Доминика Боби и его мечтами. И в этой самой простоте, пожалуй, и состоит его основное достоинство. Он решил написать книгу. Но не про полое существование современного аналога графа Монте – Кристо как он хотел сделать, имея возможность ходить. Скорее про похождения собственного духа. Обособления человечности в лице насмерть перепуганного главного редактора Elle France. Мне очень нравиться идея Шнабеля подать мир старой клиники сквозь глаза (а точнее глаз) Боби. Видеть только то, что видит он и ни каплей больше. Видеть его фантазии и воспоминания. И если Гаспар Ноэ во «Входе в пустоту» с привычной для его работ долей мрачного безумия ощутимо давил на ничего не подозревающего зрителя и его психику, то Шнабель предпочитает давить на более чувственные отрезки нашего собственного мирка существующего лишь перед мерцающим экраном. Как ни странно это бы не прозвучало, но в «Скафандре и бабочке» нет никаких актеров. Точнее они есть, но играют так хорошо, что вместо них предстают самые простые люди. Смущенный Пьер Руссон выживший после длительного плена и религиозная Мари, обладающая удивительным спокойствием. Молодая и вспыльчивая Анриетта (Мари-Жозе Кроз) и искренне старающийся быть веселым Лоран (Исаак Де Банколе) – единственный настоящий друг Боби. Его старый отец и матерь его детей… Их много и никто собой не портит общую картину, а только дополняет ее. Джулиан Шнабель создал действительно прекрасное полотно от мира современного кинематографа. Этот фильм как пьяный корабль Рембо застывший в самом центре океана во время необъяснимого и почти не существующего бриза... Мира из-за простой случайности брошенного в пропасть. И я очень благодарен Джулиану Шнабелю за эти чувства.
– Вы живы, и это главное! – А это жизнь?! ЭТО жизнь?! – взрывается криком Жан-Доминик Боби, герой картины Джулиана Шнабеля «Скафандр и бабочка», в ответ на саркастическое замечание врача. Но этого возгласа никто не услышал, потому что Жан-До, преуспевающий 44-летний бизнесмен, перенес инсульт, после чего оказался полностью парализован. Этот фильм биографичен, ведь он снят по книге, написанной самим Боби, в то время, как он пребывал в «бодрствующей коме». Именно так называют данный синдром врачи. Но как же он, обездвиженный, умудрился написать целую книгу? В его распоряжении остался левый глаз. Он усердно моргал им на нужной букве, когда ассистентка зачитывала специально составленный для него французский алфавит. «E, S, A…» – буква за буквой, моргание за морганием, и вот перед нами полноценное произведение, по которому в 2007 году был снят фильм. Если Вы ожидаете увидеть нервотрепещущее и слезовыдавливающее зрелище, то лучше сразу нажать кнопку «выкл». Здесь не будет нудных нравоучений об упущенных возможностях, несбывшихся мечтах и бессмысленности такой жизни. Нет, это лишь рассказ от первого лица, каково это – быть запертым в собственном теле-скафандре, который начал свое медленное, но неумолимое погружение на дно одиночества. Каково это – не мочь самостоятельно одеться, умыться, потянуть затекшую руку, смахнуть муху, щекочущую нос, и даже дышать. Но наш герой не пессимист. Единственное, что осталось непарализованным – его воображение и память. С их помощью он способен на любые путешествия, любые поступки, исполнение любых желаний. В своих всесильных фантазиях Жан-Доминик может за одну ночь облететь вокруг света, но с витрины на него глядит перекошенная физиономия человека с отчаянно вращающимся глазом. А ведь когда-то он был редактором популярнейшего женского еженедельника «ELLE». Амбициозный и, пожалуй, циничный, он вел богемный образ жизни. Как истинный француз любил красивых женщин и дорогое вино, одновременно являясь хорошим отцом, но никудышным мужем. Теперь он учится другой жизни, учится принимать нового себя. Но Жан-До довольно быстро осознает, а главное, принимает свое нынешнее положение. Даже потеряв всякую чувствительность, он остался все тем же ироничным ловеласом и выдумщиком. Хотя первым его предложением и было четкое и лаконичное «Я хочу умереть», но Жан-Доминик не такой. И даже после трагедии он хочет жить, мечтать, любить… И он будет. Активный и энергичный, Жан-Доминик тонко чувствует время и ситуации и легко и быстро приспосабливается к ним. Упрямый и напористый, он хочет жить по-своему, в соответствии с собственными убеждениями и в гармонии с самим собой. Убежденный атеист, даже свою спасительную бабочку-душу Жан-До называет воображением. Французский актер Матье Амальрик сыграл Жана-Доминика Боби. Нет, не сыграл – прожил, прочувствовал. Казалось бы, что сложного, лежи себе весь фильм, не двигаясь, да изредка покручивая глазом. На поверку все оказалось гораздо сложнее. Как выразить радость, грусть или гнев, когда ты не можешь говорить, не можешь шевельнуть ни единым мускулом лица и тела? Лишь глаз – единственное зеркало эмоций. И Матье справляется гениально. Герою сопереживаешь, поддерживаешь, боишься и надеешься. Один из самых ярких и трогательных моментов фильма стал разговор, точнее монолог, отца Жана-Доминика, позвонившего в клинику. Пожилой, почти дряхлый старик, глотая слезы, говорит своему сыну то, что не успел до катастрофы. Про то, как он его любит и гордится… Но сын не в состоянии ответить. «А ведь мы с тобой оба затворники – продолжает несчастный родитель – ты в своем теле, я в собственной квартире». И тогда Жан-До понимает своего отца, отчаянно искавшего общения с ним, по крупицам собиравшего возможности увидеться… В тот вечер бывший балагур и весельчак впервые заплакал. Основной проблемой фильма является вопрос о том, что первичнее в человеке – его тело или душа? Этот неслышимый вопрос легко читается и в самом названии картины. Скафандр – грузная, неповоротливая, неуклюжая оболочка, едва сдерживающая порхающую душу-бабочку. Ответ очевиден. И Жан-Доминик не препятствует своей бабочке, позволяя ей отправляться в самые замысловатые приключения. Эти полеты как письма из застенка, послания от обреченного калеки. Фильм крайне образен. Самым ярким, безусловно, является сама бабочка – символ души, бессмертия, возрождения, ведь это прекрасное небесное существо появляется из уродливой земной гусеницы. Так перед нами мелькают кадры из документального фильма – из сухого стручка-куколки выбирается на свет, на свободу бабочка. Она расправляет пестрые крылья и отправляется в новую, увлекательную жизнь. Еще одним значимым образом становится глаз, как единственный способ связи со всем миром. Он олицетворяет знание, озарение, свет, символ разума и духа. А в конце фильма зритель видит разрушающиеся горы и ледники, отделение героя от Бога, прекращение его духовного роста, крушение всех прежних устоев и идеалов. Но Жан-Доминик смиряется со своей участью, постепенно привыкая к новой жизни, и тогда горы начинают обратно нарастать и возвышаться. Госпиталь, где находится герой, расположен на берегу моря, символа вечной жизни, бесконечного движения. И вот Жан-До, один, на инвалидном кресле посреди бескрайней бушующей воды… Но на берегу есть маяк, его хранитель, который поможет бывшему редактору найти выход из погружающегося удушливого скафандра. Практически сразу же, с первых кадров, зритель представляет себя на месте героя. Причиной тому – оригинальное операторское решение. Половину экранного времени камера – это глаз Жана-Доминика. Расплывчатые контуры, непривычные ракурсы – мы видим то, что видит он, начиная с рисунка дочери и заканчивая карточкой с именем врача. Общие планы, пейзажи, где камера обретает привычную подвижность, становятся приятной отдушиной. Потому что ощущать себя парализованным героем, погружаться в его мир, задыхаться от ничтожности поступающей информации с каждой минутой становится все тяжелее. Музыка же в фильме отнюдь не грустная или унылая. Наоборот, полная жизни, движения, желания и надежды. В конце она сменяется на тягучую мелодию нетерпеливого ожидания и массивные звуки приближающейся развязки. – Вы счастливый человек! – сообщает однажды Боби его помощница, записывающая буквы. – Вы так думаете? Может быть… – задумчиво отвечает он. И ведь действительно окруженный заботой, вниманием и любовью Жан-До вновь оживает. Начинает заново мыслить, мечтать, творить. Его желание и стремление ЖИТЬ не позволяет ему окончательно погрузиться на дно безысходности и пустоты.
«Скафандр и бабочка» - самая известная картина Джулиана Шнабеля, бывшего художника, режиссера таких фильмов как «Баския» и «Фальшивомонетчики», и как оказывается неспроста: полное, но не показное, отсутствие в ленте даже следа сентиментальности, экспериментальный характер видеоряда, уникальность истории, поданной в нешаблонном оформлении, объясняет ее международную славу. Шнабель, как бывший художник, делает первую половину фильма почти видеоинсталляцией, обусловленную съемкой от первого лица полностью парализованного человека, надо признать, что получилось у него это эффектно, но не вычурно, вторая половина картины более традиционна, наполнена флешбеками и воображаемыми героем вставками. Сама история, которая могла бы послужить в США поводом для душераздирающего слезовыжимательного кино, изображена Шнабелем со сдержанной мужественностью, обусловленной самим характером книги, написанной человеком в состоянии полной парализации. Восхищает актерское мастерство Матье Амальрика, способного передавать переживания своего героя, имея в своем распоряжении только один глаз. Конечно, мы видим и воображаемые сцены, и эпизоды воспоминаний, в которых исполнитель работает в традиционном ключе, имея в распоряжении все средства актерской техники, но таких сцен мало. Пытаясь передать причудливое, ассоциативное мышление парализованного человека, Шнабель отказывается от линейной драматургической структуры, создавая своего рода мозаику эпизодов, отмеченных невероятной жаждой свободы, как физической, так и психической. Но прежде всего, в картине восхищает сама история человека, ставшего заложником собственного тела, основное послание ленты прямо противоположно аменабаровскому «Морю внутри», оправдывающему эфтаназию. Жан-Доменик Боби, герой «Скафандра и бабочки» живет ради лишь одной цели – написать книгу о своем состоянии, репортаж изнутри своего тела, ставшего тюрьмой, как только он выполняет свою задачу – он умирает. Таков реальный, невыдуманный сюжет «Скафандра и бабочки». В фильме уделено много внимания возможным причинам той катастрофы, которую пережил Боби, и показаны они в почти религиозном ключе, несмотря на то, что в ленте есть и ощутимый антиклерикальный посыл, выраженный в эпизодах, посвященных Лурду, месту многочисленных католических паломничеств. В этом удивительный парадокс фильма: он критикует католицизм, но в то же время почти религиозно осмысливает человеческое страдание. Герой фильма легкомысленно относится к свое семье, детям, легко их бросает, отдается мнимому очарованию случайных любовных связей, но лишь оказавшись в тюрьме своего парализованного тела, он начинает ценить любовь своих детей и жены. Чисто французское амурное легкомыслие и распутство намеренно оказалось без критического комментария в картине, чтобы зритель почувствовал, что сама история, случившаяся с Жаном-Домеником Боби – своего рода наказание, то есть указание, наказ от Бога, а не кара, не бессмысленная жестокость, чтобы герой научился ценить то, чем он всю жизнь разбрасывался, чтобы он увидел, кто его по-настоящему любит, и кто заслужил любовь с его стороны. Но фильм не сентиментален, потому он без стеснения показывает нам, какие двусмысленные ситуации случаются, когда герой разговаривает с любовницей в присутствии жены, сколько в этом неподдельного, неслезливого драматизма. Также восхищает в фильме деликатность и внимание со стороны врачей и близких людей, которые, не жалея времени работает с Жан-Домеником, чтобы понять его, в этом смысле фильм – настоящий гимн гуманизму, человечному обращению с пациентами и родными, но прежде всего, «Скафандр и бабочка» - фильм не об этом, как и не о том, что надо ценить то, что имеешь, хотя этому уделено много внимания, он прежде всего хорошая прививка от уныния здоровым людям, которые не оказались в той же ситуации, что и Жан-Доменик. Ведь даже изнутри телесного скафандра можно писать вдохновенные и лиричные письма миру, раскрепостив свою душу, стать бабочкой.
Парализованность, отчаянность, пустота, грусть, безразличие, одиночество, безысходность - все те чувства, которые настигают главного героя Жан До в момент осознания того, что он полностью лишен возможности жить полноценной жизнью и поддерживать связь с внешним миром. Именно это состояние характеризуется как жизнь в скафандре, который идет ко дну, и физически 'выплыть' уже крайне трудно. Но оказывается быть заложником своего тела не самое ужасное. Хотя Жан До не способен физически чувствовать все прелести и краски жизни, его спасло его душевное богатство и знания, которые он собрал за всю свою недолгою жизнь. Как бы ни было жаль героя, всё же в конце я прихожу к выводу, что не зря он остался в живых. Такое чувство было, что он стался в живых ради того, чтобы родилась на свет эта замечательная история. Самое главное в жизни ценить родных и близких. Однако мы? сами того не замечая, теряем весь смысл нашего существования. Только лишь попав в неприятную ситуацию, мы понимаем 'Боже, прости, как же я был глуп... как бы мне хотелось все изменить...' Остается надеяться, не веря в свое будущее. У этого героя пролился свет в окошко, когда в его жизни появились такие замечательные, родные люди, окружавшие его. Они вселили в него надежду и веру в светлое будущее. И мне кажется, что именно с этих пор Жан До олицтворяет себя как бабочка, стремящаяся выйти на свободу. Удивляет и заставляет верить, что есть такие люди, которые готовы бороться за свою жизнь в самом худших стечений обстоятельств, которые видять смысл продолжать жизнь, люди, которые не только любят жизнь, но и хотят продолжать жить и творить благо. По-моему, это то самое 'человеческое' чувство, которое должно преобладать в нас, именно оно может помочь и спасти нас в трудные моменты нашей жизни, а может даже и наших близких друзей. Как говориться: 'Нам больше, чем кому-либо, необходимо духовное здоровье, бодрость, вера в творческие силы разума и воли'. Это больше чем просто фильм: это реальная жизнь и история одного талантливого человека, жизнь которого была освещена для нас, чтобы мы поняли как цена каждая секунда и каждый вздох нашей жизни. Даже если мы физически больны, нельзя позволять людям пренебрегать нами и называть 'овощью', так как человеческое сердце еще бьется, разум не покинут, а душа до сих пор в теле! Ну и хотелось бы добавить пару слов об актерской игре, режиссуре и операторской работе. Матье Амальрик гениально испонил эту нелегкую роль, заставил волновать зрителя и поверить в реальность случившейся истории. Отдельная благодарность режиссеру и оператору, которые сняли этот фильм не только по написанному биографическому роману, но и внесли свои позиции, эмоции и чувства в фильм. С огромным восхищением, спасибо Жан-Доминику Боби за эту великолепную книгу! 10 из 10
Очень сложный фильм не для слабонервных, а когда задумываешь о том, что история реальна, становится безумно страшно. Страшно, потому что мы все чего-то хотим в лучшем случае или плывем по течению в другом, но мы не думаем в большинстве своем, что один миг может изменить все до полной неузнаваемости и это не смерть, это еще страшнее. Фильм снят по книге главного редактора французского “Elle” Жана-Доминика Боби, который на пике своего творческого подъема был парализован и оказался “запертым в собственном теле”-так называемый синдром locked-in. Единственное движение, которое он мог произвести- сомкнуть левое веко. “синдром locked-in? Ежегодно синдром «запертого человека» (или locked-in) ломает тысячи жизней, обрекая своих жертв на полную неподвижность. Виной всему — кровяной сгусток, застрявший в артерии у основания мозга. В большинстве случаев прогнозировать наступление подобного состояния невозможно. «После комы люди с этим синдромом остаются, парализованы и немы при полном сохранении сознания. Человек все видит, слышит и понимает, но не может общаться», — объясняет Вероник Бланден из ассоциации ALIS. Пока не найдено никакого способа лечения, но возможна реабилитация больных. Благодаря ей некоторые пациенты начинают двигать одним пальцем — так они уже могут управлять креслом.” Вопрос повисает в воздухе: почему такое случается с людьми на пике их успеха, когда ничего не предвещает беды, а кажется наоборот все налаживается. Этому примеров очень много и в фильмах, вспомнить хотя бы “Малышку на миллион”, да и в жизни их хватает. Много лет назад мне так же было непонятно, когда в возрасте 39 не стало моего папы. Возможно, поэтому смотреть этот фильм мне было еще сложнее, ведь в фильме показана трагедия Жана-Доминика Боби и его близких, детей, друзей, любимых. Жану-Доминика Боби было 43 года, когда с ним случилось эта трагедия: к печати готовился юбилейный выпуск “Elle”, был подписан контракт на издание книги, которая должна была бы стать новой версией романа «Граф Монте-Кристо» в его исполнении. Книга, все-таки, будет им написана, а точнее намиганна. Два месяца по три часа ежедневно ассистентка, Клод Мандибиль, вслух проговаривала буквы алфавита, начиная с наиболее часто встречающихся во французском языке, и Боби подмигивал на нужной: 140-страничный труд потребовал двести тысяч морганий. Фильм снят очень необычно и достаточно тонко передает внутренний мир героя. Режиссер Джулиан Шнабель получил награды за режиссуру на Каннском кинофестивале 2007 года, Золотом глобусе 2008 года. Фильм был номинирован так же и на многих других кинофестивалях. Все же я повторюсь и скажу, что этот фильм это не для всех. От такого кино меня не “пробивает на слезу” скорее это реальность, которая заставляет задуматься и лишний раз порадоваться тому, что у нас есть, было и будет, каждому мигу, каждому вздоху. Так же мне бы не хотелось в рамках этого поста впадать в личные эмоции и переживания, сопоставляя аналогии из жизни, но это действительно тому подобное есть, встречается в нашей жизни, это не выдумка кино.
Жан-Доминик, редактор известного французского журнала, впал в «предварительную» кому. Проснувшись среди людей в белых халатах, Доминик начинает осознавать один печальный факт: все части тела парализованы, кроме левого глаза. Доктора утверждают о том, что ситуация не тупиковая, и нельзя терять надежду. Забыв о радости к жизни и не желая больше жить в этом мире, Доминик понимает, что бесцельно лежать в койке, забыв о семье – это то же самое, что убить своего отца. Доминик ставит цель – с помощью утомительного перечисления сестрой французского алфавита и до сих пор действующего контракта с писательским изданием, он начинает писать книгу о том, как его скафандр (тело) погружается на дно океана (смерти) вместе с бабочкой (с душой). «Море внутри» - это более упрощённая версия «Скафандра и бабочки». Не буду сливать сущность в одну душевную трагедию, но стоит сказать, что «Скафандр и бабочка» - вызывает меньше слёз, но больше тем на размышления, когда «Море внутри» сильнее заставляет плакать и меньше задумываться (относительно). На первый взгляд эти два фильма могут показаться таким же плагиатом как два китайских «Звонка» и «Проклятья», но напротив (боже упаси вспоминать подобное в подобных фильмах). Не смотря на свою общую схожесть и проблемную «жизнь» людей, «Море внутри» и «Скафандр и бабочку» можно сравнивать и возвышать друг с другом, но говорить, что один из фильмов не интересен или скучен… на это, как раз есть цитата из фильма, которую сказал кто-то из известных личностей: когда шутка глупая, над ней смеются дураки. Человек, впавший в подобное состояние, имеет единицы плюсов: «нет!» налогам, «нет!» работе, «нет!» заботам и «да!» бесплатному питанию. Тебе ничего даже не надо делать: за тебя разминают твои руки и ноги, дабы не допустить появление залежей, тебя моют, и кормят через трубочку... Но только в этом случае ты будешь заключён в тюрьме, именуемой твоим телом, твоим скафандром, застывшем далеко ото всех на глубине океана. Такую жизнь и жизнью трудно назвать. В наше время многие люди «зажрались»… и даже я, иногда настолько глубоко зажираюсь и поддаюсь примитивным человеческим прихотям, что забываю отдавать себе отчёт о своих глупых действиях, забываю набивать цену сегодняшнему дню и своим бесценным родителям, братьям и сёстрам… очутись ты на месте Доминика, ты захочешь наверстать упущенное, ты заново полюбишь свою семью, свою жену и свою жизнь. Но стоит вернуть обратно жизнь парализованному человеку, тогда многие из многих позабудут о бесценности всего на свете и опят возьмут в рот сигарету, перекрашивающую в чёрный цвет еле работающее лёгкое. «Скафандр и бабочка» технически и психически, благодаря своей качественной передачи эмоций и проблемы парализованного человека, заставляет глубже вникать в данную проблему и задуматься над своей жизнью. Задуматься над своей жизнью может заставить любой фильм. Даже любая дурацкая комедия или ужасы… я это говорю для того, что бы моё «заставляет задуматься о жизни» не показалось пустой фразой, которую всем надоело уже слышать. «Скафандр и бабочка», не забрасывая в депрессию и не смотря на трагическое состояние главного героя, действительно заставляет задуматься о жизни тех, кто не смеётся над глупыми шутками и тех, кто готов заглянуть в палату номер 119, дабы узреть Доминика, успевшего поделиться с миром крыльями своей бабочки, своей души.
Скафандр и бабочка - экранизация автобиографии Жана-Доминика Боби. Он ее написал молча. А что такого - все молча пишут. Но дело в том, что он ее наморгал. Вполне здоровый человек со своим сыном едет в театр и по пути его хватает инсульт. Через 20 дней он проснулся. И из всех органов, которые могут двигаться остался всего лишь левый глаз. Инсульт хватил его так, что его парализовало. Он слышит, понимает, видит. Но двигаться не может вообще. И доктор-логопед разработал систему общения - один раз моргнешь - это 'да ', два раза - 'нет '. И чтобы можно было составлять предложения и слова она читала ему алфавит и когда нужная буква попадалась - он моргал. Так и жили. Невероятное кино. Несмотря на свою, скажем, некоторую арт-хаузную направленность, смотрится быстро и интересно. Несмотря на то, что действие фильма разворачивается только в больничной палате и на берегу моря, кино все равно очень красивое и насыщенное. У Джулиана Шнабеля получилось выстроить атмосферу не всепоглощающей тревоги, беды и несчастья, а атмосферу чувства, что даже если ты полностью парализован, ты должен продолжать жить и закончить то, ради чего живешь. Меня очень порадовало наличие фантазии и мечтательности у главного героя. Радует, что он не сдался и нашел хотя бы одно место где может быть свободен - и морально, и физически. Главную роль сыграл в фильме Матье Альмарик. Скажете вы: а что тут играть?! Просто надо лежать, не двигаться и вот Вам вся роль. Но нет. Задача у него была намного сложнее. Представьте, что вы на его месте. Представьте, что Вы сидите на инвалидном кресле и мимо Вас проходят или пробегают люди и Вы тоже так хотите, но понимаете, что не можете. Представьте, что Вас переполняют эмоции, чувства и нервы на пределе и вы хотите их выплеснуть, но не можете, ибо у вас отсутствует речь и вы можете показать это все лицом, а сказать - нет. Так вот, Альмарик справился со своей задачей прекрасно - он передавал своим лицом и глазом все свое душевное состояние, показывал, как ему хочется вырываться из этого тела, которое его сковывает. Просто замечательно. Кому еще надо отдать должное, так это Максу фон Сюдову. Этот человек появился на пару минут в фильме, но зацепил так, что потом долго еще вспоминать можно. Один его диалог с сыном - это вся гамма чувств, которую может пережить человек. Простой, но в тоже время цепляющий и душещипательный диалог. Он не сказал ничего особенного, потому что нечего было сказать. Да и к тому же Жан До сам все прекрасно понимал. Ух ты, какие женщины, а я выгляжу как размазня ' (с) . В этот трудный период его окружали три женщины - нанятая, чтобы диктовать, сам доктор-логопед и его бывшая жена. Все его любят в какой-то степени, но жена больше всех и даже ревнует к его подружке Инессе. Без них бы ничего не совершилось и умер был Жан так и не оставив после себя ничего. Насчет их игры. Меня она не затронула, разве что логопед пару раз поволновалась так натурально и жена его когда была вся в ревностях, а в остальном - симпатичные лица видеть приятно, но хотелось бы каких-то эмоций, более развернутых ролей и характеров. Но будем довольстоваться тем, что есть. Чтобы идеально перенести на экран такую автобиографию потребовалась рука профессионального оператора. Такой попался, а этим 'кто-то ' стал постоянный оператор Стивена Спилберга - Януш Камински. Вот если честно, будь у меня воля выбора на Оскаре, а именно кому отдать номинацию за лучшую операторскую работу, так я отдал бы ее именно Янушу. Прежде всего у него хорошо получилось передать роль камеры 'от первого лица ': состояние, когда отошел от комы, когда смотрит на кого-то и когда умирает. Также хорошо вышли крупные и открытые планы, в частности очень понравились сцены на фоне свободного и бескрайнего моря. Также стоить отметить вставки, которые к фильму не имеют никакого отношения: всякие-разные насекомые на цветках, в том числе и бабочка и конечно очень красивое, в замедленном темпе, крушение айсберга. Несмотря на простой сюжет и, повторюсь, находясь всего лишь в двух-трех локациях, кино смотреть необычайно увлекательно. Это наверное из-за того, что Шнабель выстроил весь фильм, уделяя внимание каждой детали в фильме немного времени. Благодаря этому кино смотрится без провисаний и оставляет приятное послевкусие. Мне еще интересно, как на кого подействовал фильм. Я после просмотра начал думать по-другому, смотреть на людей и на их жизнь, судьбу совершенно иначе. Он изменил мое мнение к здоровью (надо следить за ним, чтобы не случилось, как у Жана До. Вдруг у него была какая-то болячка, а он о ней не знал.) и к жизни, к тому что надо быть более бережнее к своей судьбе и ценить все минуты и все мгновения, все приятное, что произошло в твоей жизни, чтобы потом умереть без сожаления что что-то забыл сделать важное в своей жизни. Посвящается Трофеи, Селестии и Хортенс. Я желаю им много бабочек. С величайшей благодарностью Клоди-Имин-Дибил, вы же понимаете, что без нее книга не была бы написана. 10 из 10
8 декабря 1995 года в возрасте 43 лет Жан-Доминик Боби перенёс сильнейший инсульт, когда они с сыном направлялись на прогулку на новом спортивном автомобиле. Через двадцать дней Боби вышел из комы и обнаружил, что у него парализовано всё тело, кроме левого глаза, собственно с этого момента и начинается его новая жизнь. Он осознает, что полностью парализован, его тело – скафандр, в котором он оказался запертым, и единственным средством общения с внешним миром ему может служить только левый глаз, сохранивший способность моргать. Единственным утешением ему служит чудесная способность человеческого сознания создавать образы, представления, идеи и манипулировать ими, называемая воображением. С помощью него автор мог бы «…воспарить в пространстве или во времени, отправиться на Огненную Землю или ко двору царя Мидаса» «…нанести визит любимой женщине, проскользнуть к ней и погладить ее еще сонное лицо» «…строить воздушные замки, добывать Золотое руно, открывать Атлантиду, воплощать свои детские мечты и взрослые сны», однако, судя по фильму, его фантазии не хватило на большее, чем визит к любовнице. Фильм наполнен переживаниями автора по утраченной комфортной жизни мещанина, который имел все радости жизни, будучи редактором модного журнала, играя роль своего рода идеолога (не путать с диетологом), втюхивающего дамочкам – представительницам «среднего класса» или тем, кто тянулся к ним, рецепты красивой жизни по доступной цене. До того, как он окончательно осознал свое положение, в его планы входило: путешествие, написание романа, постановка театральной пьесы и даже появление в продаже фруктового коктейля его собственного изобретения, но все эти мечты оказались задвинутыми на задний план суровой реальностью. Питаясь с помощью соединенного с желудком зонда, через который «две или три склянки коричневатой субстанции» ежедневно доставляли необходимую порцию калорий, бедняге оставалось только мечтать о нормальной еде, что он и делал: «…сочная говядина по-бургундски, мясо в прозрачном желе и торт с абрикосами, в меру кисловатый. В зависимости от настроения я угощаю себя дюжиной улиток, свининой с картофелем, кислой капустой и бутылкой золотистого гевюрц-траминера позднего разлива или просто яйцом всмятку с ломтиками хлеба, смазанными соленым сливочным маслом. Какое наслаждение!». Мы не увидим раскаяния о бесцельно прожитой жизни. Есть, кончено, сожаления, но и их не так много. Этот фильм не назидание потомкам, раскрывающий смысл жизни в новом неожиданном ракурсе. Ничего вышеперечисленного здесь практически не встретишь. По сути, здесь не встретишь вообще ничего. Стоя на самом краю жизни Баби продолжает мечтать лишь о тех радостях, которые получал в этом «скафандре», и сожалеть лишь об удовольствиях, которые не успел получить, о глупостях, которые не успел совершить, остальной мир со всеми проблемами остается за границами его ойкумены. Уход в мелочное мещанское существование характерен для людей эпохи капитализма. Большинство проживает жизнь в состоянии бодрствующей комы, и даже момент смерти не несет в себе просветления, не заставляет оглянуться и задуматься. В мире частной собственности и всеобщей отупляющей конкуренции мировоззрение конкретного человека движется в русле общего тренда, характерного для конкретных общественных условий. Особенности производственных отношений и классовая принадлежность оказывают решающее влияние на формирование мировоззрения. Здесь уместно вспомнить размышления героя автобиографичного романа Чарльза Буковски «Хлеб с ветчиной» – Генри, который рассуждал следующим образом: «Будь у меня новенький авто и такие же клёвые телки, да е…. бы я все эти базары о социальной справедливости». Тот же Генри, который на своей шкуре испытал все «прелести» бедности, дает нам свое объяснение подобному эгоцентризму: «…молодые богачи, соприкоснувшись со зловонием бедности, учатся относиться к нему с легкой насмешкой. Они должны выучиться смеяться, в противном случае нищета будет ужасать, мешая пищеварению. И они преуспевают в этой науке, также сказывается многовековой опыт предков». Баби, судя по всему, был из разряда подобных людей. Тем не менее, история знает и другие примеры социального поведения людей, куда более благородные и достойные уважения.
Уже в начале фильма зрение подвергается мучительному испытанию. Размытый, расфокусированный кадр резал глаза. Чрезмерно крупные некрасивые планы. Такое чувство, что актёрам поставили задачу влезть ухом, глазом, носом в камеру. А если уж считать, что камера от первого лица и является глазами главного героя, то я это вообще представлять отказываюсь. Теперь о самом герое. Простите, но разве для того, чтобы показать, что человек действительно жив хоть и парализован, нужно чтоб единственный глаз без остановки вращался в безумном порыве? Где чувства, которые может выразить глаз – зеркало души? Хм заплакать, эффект затуманивания кадра? Всё? Так совпало, что за несколько дней до просмотра я прочла Графа Монте-Кристо. В фильме герой сравнивает себя с Нуартье, что для меня совершенно неприемлемо. Да, старик из знаменитого романа Александра Дюма, разбит параличом, но глаза его были более выразительны. Кроме того, Нуартье даже в таком состоянии всеми силами помогает своей любимой внучке. У него есть цель, он хочет жить и посвящать себя действительно важным заботам. А что делает Жан-Доминик Боби? Пускается в утопические мысли, граничащие с меланхолией. Смятение, желание умереть, жалость к себе, смирение с собственным положением, всё это можно понять, но ведь не размусоливать это на весь фильм, хронометраж которого и так оставляет желать лучшего. Он говорит: «Сейчас моя жизнь кажется цепью маленьких неудач: женщины, которых я не умел любить; шансы, которые я упустил; мгновения счастья, которым я позволил исчезнуть». Наконец осознав это, пусть и такой ужасной ценой, ничего не изменилось. Он всё так же думает о любовнице, да ещё фантазирует о новых любовных интрижках. Не замечает жену, а дети вызывают лишь чувство жалости. Ах да, он же пишет уникальную автобиографию. Кстати, тут у меня возник вопрос: контракт о написании книги был заключён ещё до инсульта, так каким образом могла выйти автобиография полностью парализованного человека? Разве тема книги, её примерная аудитория и тираж не оговаривались ранее? Единственным, что запало в душу после просмотра, были две замечательные сцены с отцом, которого сыграл Макс фон Сюдов.
Фильм 'Скафандр и бабочка' (Франция, США) получил много наград, в частности приз за лучшую режиссуру Джулиану Шнабелю на Каннском Кинофестивале 2007, приз за лучший зарубежный фильм от Национального совета американских кинокритиков, был номинирован на Оскар и т.д. Уже одно это дает любителям кино повод его посмотреть. Как было написано в одной рецензии: ' Такие фильмы надо смотреть, когда тебе плохо. Или – наоборот – слишком хорошо. Оказывается, бывает не просто плохо, а совсем плохо. А умереть не дают. Еще такие фильмы надо смотреть, когда тебе хорошо. Чтобы не забывать: все может кончиться в один момент. А вот к этому почему-то никто никогда не готов.' История рассказанная в этом фильме хорошо известна и потому не буду ее перессказывать. Казалось бы, она не очень кинематографична. Нет настоящей интриги, нет действия, есть тяжелобольной неподвижный человек и попытки общения с миром, которому он стал чужим. Именно по этой причине меня фильм не очень сильно задел эмоционально, а для меня это важно. За исключением самого начала картины, когда мы видим мир глазами, точнее одним глазом, главного героя. Это несомненно блестящая находка режиссера, мастерски реализованная оператором (Я. Каминский). Невозможно не поставить себя на место этого попавшего в беду человека, про которого мы еще ничего не знаем. Невозможно уйти от вопроса: 'А если завтра это случится с тобой?' Митрополит Антоний Сурожский как-то сказал: 'Мы живем так, как будто пишем черновик, думая, что обязательно у нас будет время переписать его набело'. Увы, как правило, жизнь не дарит нам такой возможности. 'В чем застану, в том и судить буду,' - говорит Господь. Жану-Доминику Боби (Ь. Амальрик) эта возможность была дана. Когда он понял что с ним произошло, первая его просьба была о смерти, он хотел умереть. Он бы и умер, если бы эта беда с ним приключилась несколько десятилетий назад, но современная медицина творит чудеса. Он оказывается в прекрасной клинике на берегу моря, его окружают замечательные врачи. Они все исполнены оптимизма и говорят ему, он жив и все будет хорошо. 'И это жизнь?', - кричит он своим благодетелям, но его крика никто не может услышать. Однако, его слышим мы, собственно это наш крик. А дальше фильм, как мне кажется, и является попыткой ответить на этот вопрос. Что такое вообще жизнь? Как отличить живое от неживого? Когда мы живем, а когда просто существуем? Постепенно мы узнаем о прошлой жизни нашего героя. Казалось, он достиг всего, о чем только можно мечтать: богат, успешная карьера, известность, трое замечательных детей, хотя их мама не его жена, но они его любят. Он окружен обворожительными красотоками. Ему еще и удивительно везет. Несколько лет назад он откликнулся на просьбу незнакомого человека и отдал свой билет на самолет, полетев на другом рейсе. А тот рейс был захвачен террористами, и 'счастливый' обладатель его билета просидел 4 года в Бейрутской тюрьме. При этом создается впечатление, что он не пошл и не циничен, хотя, конечно, атеист. В фильме есть прекрасный эпизод поездки с подругой на порно-уикенд в Лурд, где на фоне этой 'целулоидной святости' он выглядит единственным живым человеком. Там же он произносит слова, явно не случайные для понимания фильма: 'В Лурд приезжают больные, чтобы исцелиться, а я приехал здоровый, чтобы заболеть'. (А может, он как раз и исцелился благодаря своей болезни?). Его нежные и трогательные отношения с престарелым отцом, которого гениально играет М. фон Сюдов, показывают, что несмотря на всю это погоню за успехом и благами мира сего, он не потерял чего-то очень важного. И все же слова модного шлягера из культового фильма 70-х 'О, счастливчик': 'Running here and running there, Keep on moving, sonny, don`t be spared! (Живей туда, живей сюда. Давай, давай, сынок. Не думаю, что дадут передохнуть!)', точно передают стиль жизни Жана-Доминика. Казалось бы, жизнь его бьет ключом, о чем можно еще мечтать? Но вот она так страшно обрывается, точнее замирает, делится на две неравные части: 44 года до и год и два месяца после. Жизнь баловня судьбы и почти овоща. И вот вопрос: когда Жан-Доминик был более живым? У каждого будет свой ответ на этот вопрос, и во многом он будет зависеть от того, что мы считаем жизнью. Великий соотечественник Жана-Доминика Боби Марсель Пруст считал, что 'жизнь есть усилие во времени'. Т. е. нужно совершать усилие, чтобы оставаться живым. На протяжении всего фильма мы видим колоссальные усилия, которые прикладывает Жан-Доминик, чтобы жить, и не просто жить, а жить максимально осознанно и осмысленно, несмотря на то, что все его тело мертво, за исключением левого ока. Он всматривается в свою жизнь, в людей, которые его окружали. Такое впечатление, что он их только сейчас начинает по настоящему замечать, благо времени теперь много. Он не просто вспоминает, мечтает, фантазирует, он творит, он пишет книгу, что в его ситуации просто подвиг. Как многие на его месте с легкостью впали бы в уныние, отчаяние, ропот и на самом деле бы превратились в овощ! Как многим для этого необязательна инвалидная коляска. 'Быть человеком - значит быть направленным не на себя, а на что-то иное' (В. Франкл). Потеряв человеческий вид, оказавшись в скафандре, человек начинает усиленную работу над тем, чтобы стать человеком (бабочкой) и вырваться на свободу. В одном интервью режиссера этого фильма спросили: 'У вас есть какой-нибудь рецепт по освобождению себя?'. Тот ответил: ' Это очень большой вопрос. Мой рецепт: я пытаюсь быть верным себе, я отвечаю за себя, я виновен в своих грехах, и я виновен за то, что я сделал правильно. Нужно всегда принимать ответственность за свои действия, это единственный путь к свободе.' Наверное, этот рецепт не всем подойдет, меня лично он не очень устраивает. Именно поэтому фильм, несомненно заслуживающий того, чтобы его посмотреть, не стал для меня событием, потрясением. Но, как мне кажется, не так важны ответы, к которым приходят авторы художественных произведений, сколь важны те вопросы, которые они перед нами ставят. И в заключении хотел бы вспомнить историю, рассказанную американским психотерапевтом Д. Бьюдженталем в его книге 'Наука быть живым'. Он вспоминает, что будучи еще мальчиком, он оказался впервые со своим отцом в кинотеатре. Увиденное сильно потрясло его, и выйдя из кинозала он спросил своего отца: 'Папа, а мы живые или на пленке?'. Хорошее кино для тех кто не боится задавать себе вопросы. 8 из 10
Фильм «Скафандр и Бабочка», в основе которого лежат реальные события, рассказывает историю написания одноименной книги бывшим главным редактором французского «Elle», Жаном-Домиником Боби. Особенность этой книги не только в звучном названии, но и в том, что автор «надиктовывал» ее с помощью единственно функционирующего века, будучи абсолютно парализованным, после внезапно перенесенного им инсульта. Итак, ситуация с кричащей трагичностью – человек в полном сознании и абсолютно неподвижном теле преодолевает ужас и отчаяние своего положения для того, чтобы поговорить еще с миром из глухого скафандра своего ставшего мертвым тела, где трепещущей бабочкой задыхается, но все еще жива его душа. Что же напоследок мог рассказать, тот, кого вдруг заперло собственное же тело, когда он был на взлете, имел славу, деньги, власть, свободу, любовь женщин, а о смерти и немощи не думал и в последнюю очередь? Само собой, при подобной тематике не ждешь от фильма легкости просмотра, готовишься скорее к тесту на способность к сопереживанию и обязательному для подобного жанра пониманию ничтожности своих повседневных проблем в пользу непродолжительного стремления к простой радости жизни и любви ко всему окружающему. Вопреки же ожиданиям, данное кино не шокировало меня, не заставило сопереживать главному герою или любящим его людям, не заставило задуматься о вечном, оно даже не раздражало. Попробую себя оправдать. Если не знать, что фильм основан на ситуации, бывшей в действительности, то можно сказать, что он о жестокости…о жестокости режиссера к зрителю. С первых же минут камера хватает нас в тиски мутного блуждающего взгляда человека, который не может произнести ни слова вслух (может, поэтому озвучка главного персонажа поначалу сильно напоминает манеру озвучивать ребенка из «Уж кто бы говорил» с Траволтой – такими неестественными кажутся фразы, которые выдает про себя герой). Нам раз за разом повторяют французский алфавит миловидные женщины, а действие топчется на месте со строго сведенными бровями и эмоциональным градусом в районе 0. Нарочито хладнокровное повествование за шкирку тащит заробевшего от вживую зашитого глаза зрителя по представленной истории. А она о том, как паралич вдруг скрутил праздного буржуа, который походя, хватал от жизни лучшие куски: вот тебе заискивающая дружба всех вокруг, вот достаток, вот штабеля влюбленных женщин, вот, несмотря на предыдущий пункт, преданная жена с оравой милых ребятишек и трогательный старик-отец, где-нибудь подальше в доме престарелых. Все это было у Жан-До, а веры в Бога и совести не было. И об этом нам рассказывают его воспоминания после того, как этого не самого плохого, но и не сильно хорошего, а такого, усредненного, но приправленного долей успеха, человека злой рок в насмешку превратил в живую мумию, способную только моргать, вспоминать и мечтать. Воспоминания не строят историю жизни героя, не пытаются объяснить случившегося или рассказать о его отношениях с кем бы то ни было. Они словно безмолвные свидетели рисуют Жана-Доминика серым в повседневном мелькании обычной и счастливой жизни, серым и пустым. Заявленные в слогане мечтания, которые должны были стать окошком в скафандре, тоже довольно невнятны и сводятся к паре поцелуев и паре красивых кадров с французскими пейзажами. Такой вот морализаторский конец – жил он в пустую, пока его не заперло его тело похуже болезни отца-инвалида или террористов, из-за него захвативших случайного знакомого. Но тут он исправился, увидел свою внутреннюю бабочку и ушел с миром, получив «отзывы просто супер» за свою лебединую песню. Жаль, но это было на самом деле, и думаю, тот, реальный Боби, чувствовал гораздо глубже и вряд ли хотел именно засунуть всех в свою шкуру буквально, как это сделал режиссер. Этот фильм имеет отношение к реальным событиям столько же, сколько отражение луны в … нет, не в луже даже, а в оконном стекле, отражающемся в заляпанном зеркале, стоящем в дальнем углу комнаты. Зато фильм с женским лицом – жена Боби, любовница, логопед, терапевт, секретарь дарят зрителю свои улыбки, слезы, ясные заботливые и озабоченные взгляды, эти портреты не самых молоденьких, но все еще воздушно легких француженок, усердно твердящих букву за буквой, чтобы понять запертого внутри себя любимого человека – единственный утешительный приз от садиста-оператора. Во всем остальном, я промахнулась с выбором фильма, совсем не мое кино, я его увидела и с чувством удовлетворения разбавляю ему высокий рейтинг. 2 из 10
Шедевральный фильм, красивый, эмоциональный! Затягивает в мир героя, его реалии, заставляет отожествлять себя с героем настолько, что даже удивляешься впоследствии, что имеешь иные формы экпрессии, кроме мигания глазом. Не так часто фильм заставляет смотреть все титры вплоть до последнего звука. Не переворачивает все с ног на голову, не такая в нем заложена революционная идея, а скорее укрепляет в мысли той, что нужно ценить жизнь, питать жизнью и солнечным светом бабочку и, желательно, не только свою, давать возможность ей проявить себя, сделать мир лучше, красивее, двигать скафандр к цели, любой достойной цели, как бы субьективна она не была. Ценить каждое мгновение, оно ценно, сказать «повремени, мгновение» мы всегда успеем. Прекрасно, что герой, видя или чувствуя, что впадает в отчаяние, начинал иронизировать, шутить. Это создает особую атмосферу фильма. Заметил, что во всех фильмах на подобную тематику герои всегда шутят, иронизируют со своего положения. У них слишком мало времени, чтобы жалеть себя, они достаточно несчастны, чтобы снова и снова убеждать себя в своем горе. Не лучше ли жить, быть Человеком, смеяться с провидения, рока? Дальше наверняка будет пустота, не лучше ли перед нею заполнить жизнь чем-то стоящим?
Я думаю тем кто находится в поисках смысла жизни стоит посмотреть этот фильм. В этом фильме Джулиан Шнабель показывает нам запертого в себе человека, который не может полноценно жить, но всё же стремится к этому. Его поистине великим достижением становится написание им книги. И я, посмотрев этот фильм, я подумал,что если человек прикованный навсегда к постели, всё же не потерял тягу к жизни, не пал духом, занялся своей профессиональной деятельностью - написал книгу, то мы свободные полноценные люди не должны терять времени понапрасну, а воспользоваться отведённым временем и стараться реализовать свои мечты.
Существует на свете страшное и редкое неврологическое расстройство, которое называют «синдромом запертого человека» или «псевдокомой». Иногда в результате инсульта или других причин, когда повреждаются бульбарные структуры мозга, человек больше не может двигаться, говорить, жевать, даже порой самостоятельно дышать. Его тело охвачено параличом. Но его сознание при этом остаётся целостным и невредимым. Человек оказывается как бы заперт внутри собственного тела. Эти случаи врачи нередко путали с подлинной комой, и человек, который всё слышал, видел и понимал, не имея возможности об этом сообщить окружающим, оставался обречён жить, как бабочка в скафандре. Иногда десятилетиями. Современная диагностика позволяет определить наличие сознания у человека в псевдокоме, а это даёт возможность облегчить его состояние. Изредка люди излечиваются от этого страшного недуга. К сожалению, случай из фильма, не тот. Фильм «Скафандр и бабочка» снят Джулианом Шнабелем («Ван Гог. На пороге вечности») по автобиографической книге редактора престижного журнала Жана-Доминика Боби, который после инсульта впал в состояние псевдокомы. На его счастье, один глаз у него продолжал видеть, и он им мог моргать. Благодаря этому, медперсоналу больницы удалось не только наладить с больным контакт и организовать его общение с близкими, но и максимально облегчить его жизнь. В течение двух месяцев ассистентка Боби по несколько часов проговаривала ему специальный алфавит и записывала буквы, когда он моргал. Так появилась на свет книга, которая рассказала о переживаниях, мыслях, чувствах человека, запертого в недвижимом теле. Автор едва дожил до выхода книги, через пару дней после этого он умер, так и не узнав, что она станет бестселлером, выйдет огромными тиражами в тридцати странах. И что спустя десять лет по ней будет снят фильм, который завоюет «Золотой Глобус» и ряд других престижных наград. Может быть, Шнабель не самый сильный современный режиссёр, но задача, за которую он взялся – снять фильм о полностью неподвижном человеке, где практически никакого действия – очень сложна, и он с ней справился. От картины трудно оторваться, она держит нерв – режиссёр рассказывает об очень непростой судьбе и задаёт очень непростые вопросы о жизни и смерти, которые зрителю самому предстоит после просмотра осмыслить. Большая часть фильма операторски построена так, словно зритель видит мир глазами (вернее, левым глазом) Жана-Доминика. Что-то попадает в его поле зрения, а что-то выходит из него – у героя нет возможности даже толком сфокусировать взгляд. Нельзя сказать, что этот фильм о мужестве – Жан-Доминик порой оказывается весьма слабым, тем более, что в прежней, здоровой жизни он был избалован богатством, успехом и вниманием окружающих – его желание написать книгу – это такая же потребность, как дыхание, ведь благодаря этой работе он сохранил не только себя в социуме, но прежде всего она позволила ему продолжать чувствовать себя живым человеком, ведь человек – это его душа, и даже запертая на сто замков, она продолжает любить, страдать, скучать, радоваться – жить. 8 из 10