Рецензии. Вампиры
«Вампиры» Луи Фейада — кино-сериал из десятка эпизодов, общим хронометражем в почти 7 часов. Не смотря на вполне однозначное название — вампиров, как таковых, в фильме нет совсем. Вместо этого мы имеем дело с криминальным триллером, снятым во времена, когда такого жанра не было и в помине. Для неискушенного историей кинематографа зрителя, можно определить границы ожиданий от фильма одной лишь фразой: Фейад — автор первой экранизации «Фантомаса». «Вампиры» — группировка хитрейших, неуловимых преступников, терроризирующих французское общество и безо всяких усилий обводящих полицейских вокруг пальца. Лишь журналист Филипп Геранд, ведущий личную вендетту против банды, способен сравниться с преступниками в хитрости и изобретательности. Вот и вся предыстория для стремительного марафона погонь, перевоплощений, покушений, убийств и откровенного безумия, полного колоритными персонажами и почти Бондовским набором гаджетов. Какими бы нелепыми ни были ужимки Мазаметта перед камерой, каким бы ни был мастером перевоплощений Великий Вампир, и сколь ни устрашала беззвучная электрическая пушка Сатаны, главная звезда фильма — Ирма Веп (Irma Vep — анаграмма угадайте-ка чего) в исполнении прелестной Мюзидоры. Ах, эти глазищи, и ох, уж это трико. Между прочим, первое воплощение femme fatale на большом экране, столь же прекрасное, сколь и смертоносное. Стойте, кого-то смутила электрическая пушка Сатаны? Оставьте, это лишь капля в море изощренных инструментов в местном арсенале смертоубийства. Отравленные ручки и кольца, бомбы, ядовитый газ, заколки для волос и даже гипноз — злодеи вооружены до зубов. Люди мрут направо и налево, главный герой чудом избегает смерти раз за разом, а злодеи каждый раз умудряются ускользнуть в последний момент. Что самое ужасное, на это все чертовски уморительно смотреть. Пройдя сквозь призму времен, этот прото-триллер, выглядит как язвительная и остроумная пародия на зародившийся лишь в будущем жанр, что консервирует фильм и выводит его за пределы временного контекста. Актеры ломают четвертую стену, переглядываясь со зрителем и входя с ним в заговор, а придурковатые шуточки тесно граничат с жестокостью и насилием. Не даром этот фильм повлиял не только на прямых потомков в формировании триллера, как жанра, — Ланга и Хитчкока, но и на таких экспериментаторов, как Бунюэль и Рене. Забавно, что у строящих стены и их разрушающих — одни корни. Но при всем сказанном, невозможно абстрагироваться от пережитков времени, умудрившихся просочиться во временную капсулу и прорасти плесенью. Фейад до боли скуп в кинематографических приемах, используя лишь изредка глубину кадра и минимальные эффекты и частенько забывая о возможности двигать камеру. От этого «Вампиры» больше похожи на театральный фельетон или на сценическую пантомиму, чем на фильм. Отсутствие полноценного сценария и излишняя опора на импровизацию, помноженные на минимальный бюджет, пагубно влияют на фильм, излишне затягивая многие сцены. Лишь немногие избранные способны перенести ту страшную пытку, в которую выльется попытка просмотреть все эпизоды марафоном. При осторожной же дозировке и с достаточным багажом кинематографического опыта, «Вампиры» способны доставить величайшее удовольствие. Даже спустя 101 год с момента выхода на экран последнего своего эпизода.
Год 1915. В Европе бушует Первая мировая (империалистическая) война. Французское кино в жесточайшем экономическом кризисе. Шарль Патэ ликвидирует свои производственные компании, Леон Гомон теряет свои лучшие кадры (кто мобилизован, кто переезжает через Атлантику), парижские иллюзионы превращаются в кинотеатры документальных хроник с ипритовых полей. Чёрт бы побрал эту «Млада Босна», кинематограф «идёт на войну»! В таких спартанских условиях гений Луи Фейада, мастер салонных «комедий нравов» и эквилибрических «рокамболей», создаёт свою лучшую картину — «Вампиры». Фильм-легенда, кино на века, разошедшийся на такое количество киноцитат и жанровых заимствований, что просто уже и не пересчитать. Отсюда «растут ноги» у всех этих бесконечных «бондиад», «борниад», «бэтмениад», «градов грехов» и прочей полукриминальной нечисти в разноцветном латексе и без. Тут вам и первые попытки соединения «мыльной оперы» и комикса (содержание каждой серии выходило отдельным изданием за авторством Жоржа Мейерса). Тут вам и одна из первых поп-секс-икон — актриса Мюзидора, которую вожделели по обе стороны окопов. В общем, фильм-концепт — и не отнять и не прибавить, а вы говорите «пионерия кино». Что называется, это не кино немое — это зритель глухой. Почти семичасовое повествование, сработанное под «фантомасов», проглатывается как добрая бутылка узо с обязательным «анисовым» послевкусием. Условное разделение на эпизоды лишь подогревает желание одолеть весь хронометраж за один присест. Десятки кадров фильма навечно застревают в сенефильской памяти и сотнях иллюстрированных киноэнциклопедий. Бесконечному круговороту переодеваний, обманок, изощрённых методов и визуального буйства позавидовал бы сам Кристофер Нолан. Один Великий Вампир чего стоит, сущим чертёнком-матрёшкой выскакивая из каждого своего нового образа. И пусть это обычный жанровый детектив с кучей побочных мелодраматических линий, но как стильно подан! Евангелие тогда тоже можно было бы назвать судебным мистическим романом про плотника и рыбаков. В общем, как сказали бы братья Люмьер, каждому свой аттракцион, кому-то отрезание голов американских журналистов, кому-то «Интерстеллар». Хотя, в сущности, это одно и то же. 9 из 10
Сейчас в это сложно поверить, но начало прошлого столетия было временем, когда мировое господство в киноиндустрии принадлежало вовсе не Голливуду, бывшему в то время лишь замечательной болотной лужайкой, а моду в кинематографе диктовали другие страны, главной из которых была Франция. Тогдашний Лос-Анджелес находился на берегах Сены, а в американских никелодеонах (первые дешевые кинотеатры, сеанс в которых стоил 5 центов) массово крутили французское кино. Ярким представителем тогдашней парижской кинобогемы был Луи Фейад, интереснейший персонаж, без которого кинематограф был бы немного беднее. «Вампиры» стали новым словом в кинематографе, так как впервые предложили зрителю настоящий криминальный триллер в современном его смысле, историю про крупнейшую криминальную сеть, окутавшую Париж. В центре истории журналист Филипп Геранд, по воле судьбы становящийся обличителем таинственной организации, члены которой безнаказанно совершают дерзкие преступления — от погромов и убийств до мошенничества и киднеппинга. Фильм исполнен в довольно популярной тогда форме еженедельного кинофельетона и состоял из 10 серий разной длительности. Каждая серия развивает часть общей истории, одновременно являясь самостоятельным рассказом. Фейад сделал упор на увлекательный и часто импровизируемый сценарий, невероятные приключения и, в то же время, натуралистичный и реалистичный показ действительности, который бы заставлял переживать за героев. Вместе с тем Фейад всегда оставался ироничным по отношению к себе и собственным героям. В каком-то смысле «Вампиры» прародитель всех последующих криминальных саг про крупную оргпреступность, не говоря уже о влиянии режиссера на детективный жанр. Примечателен этот фильм-сериал также тем, что, возможно, впервые в истории мирового кино продемонстрировал то, как рождаются секс-символы. Роковая женщина Ирма Веп — один из центральных персонажей фильма, а образ затянутой в черное трико стройной женщины с большими выразительными черными глазами будоражил мужскую (да и женскую) часть аудитории. Исполнительница главной женской роли Мюзидора «рожденная в один год с Чаплином и постройкой Эйфелевой башни» под руководством Фейада не только искусно исполняла трюки, соблазняла и перевоплощалась, но и заложила принципы новой актерской игры. Он основывался на отказе от излишней жестикуляции в угоду редким выразительным жестам, символизируя отход от театральной традиции к суровой правде жизни. Стоит принимать в учет и год создания «Вампиров» — 1915, разгар Первой мировой войны. Популярная в то время форма приключенческих сериалов была по душе зрителю, так как Франция, изображенная там, была довольно реалистичной, но в ней никоим образом не затрагивалась милитаристская составляющая действительности. Таким образом, Фейад и сотоварищи отображали подсознательное и естественное стремление народа к жизни без войны. И, возможно, поэтому подобная продукция на ура принимались как цивильными жителями, так и застрявшими на разных фронтах бойцами. А Ирма Веп стала не только кумиром молодежи, но и мгновенно устроилась исполнительницей главной роли в солдатских эротических фантазиях. Самолично воевавший больше года на фронтах Фейад лучше других своих коллег знал, что нужно бойцу в редкие минуты покоя. Популярность его серий была столь значительной, что их часто демонстрировали даже на вражеских фронтах. Все эти факторы позволили «Вампирам» и своему создателю сделать нечто большее, чем обрести временную популярность и неплохой заработок. Снятый не для неизобретенного еще тогда телевидения он смог стать одним из немногих, а может и единственным подобным фельетоном, который прошел испытание временем, был разобран на цитаты и вышел за рамки однодневной продукции на уровень мировой классики.
399ть минут все же испытание даже для заядлого киномана, но в просмотре спасающим является разделение фильма на 10ть частей. Собственно, не зря Фейяда называют основателя теории сериала. Посмотрев первую серию «Вампиров», которая заканчивается запиской «Я его убил и принял его облик. Не пытайтесь меня найти» — я понял, что неспроста Луис за два года до «Вампиров» снял 5ть частей киносериала о Фантомасе (было бы больше, но один из актеров погиб). Поэтому сначала решил посмотреть «Фантомасов» — зрелище, должен сказать, не менее интересное. Вернувшись к «Вампирам» в каждой серии можно было заметить более отточенные приемы с предыдущего сериала. Некоторые сюжетные ходы и операторские изыски — очень похожи, но «Вампиры» от этого не стали вторичными, наоборот, если не смотреть «Фантомасов» — это абсолютно оригинальное и захватывающее зрелище, кроме того гораздо более профессиональное и цельное. Собственно, прекрасная постановка, часть актеров хоть и не имели особого опыта работы в кино, но справились со своими ролями все на славу. Фейяд — прекрасный режиссер и для развития жанра «детектива» сделал очень много открытий. Хотя некоторые из них в его фильмы иммигрировали с литературной деятельности Артура Конана Дойла о Шерлоке Холмсе. Мои 10 из 10
Я приблизился к последнему пристанищу своей «любимой» жены и внимательно вгляделся в те черты лица, что ещё вчера мне были противны до боли. Мёртвенно-бледный лоб покрывали язвы-струпья, нос почти ввалился и скрылся глубоко за складками мёртвой кожи…. Некогда безмятежно синие, а сейчас выцветшие, лишь с голубыми каёмочками по краям глаза безмятежно смотрели на меня. Да уж, давно я не видел её такой умиротворённой. Чаще в последнее время она всё же кричала и звала на помощь.… Ах, ах, боль была невыносимой, как же. -Фредерик! В комнату величаво прошествовал…. Да, именно прошествовал, а не прошёл, молодой холёный парень в чёрном, блестящем, будто застывшая водная гладь, плаще с блестящей серебряной оторочкой. Лицо его было полускрыто маской в виде так же посеребренного полумесяца с широкими прорезями для глаз. Глаза у него были карие. Лукавые и бесстрастные, будто рассматривающие не иссохший от тяжёлой болезни труп, а сор на идеально вычищенных ботинках. Хотя, нет, сор на его дорогой обуви вызвал бы, как минимум, негодование, но не безразличие. Я любил этого юношу. Старца в теле юнца, мудреца без посеребрённых висков. Любил той самой любовью, которая по природе должна безраздельно принадлежать моей «любимой» жене. Любил страстно и преданно, а он… Он не верил и постоянно насмехался над этим «глупым» чувством. А я ему позволял насмехаться… -Гм, не уж то околела? — с не напускным безразличием поинтересовался Фредерик у меня, так же безразлично возлежащего у гроба и обмахивая себя рукой. — А я-то было подумал, что это не свершиться никогда. Что же, ты совершенно свободен. Можешь завести себе молодого любовника и странствовать с ним по свету. Ведь ты же так любишь эти путешествия, гм, без цели… Плащ приятно шуршал, его ссохшиеся от запеченной крови губы чуть заметно содрогались от брезгливости и трупного запаха. Я с восхищением следил за его нервными движениями. -Я не хочу уезжать без тебя, и ты это знаешь, так зачем же мучить? Хоронить её нужно будет завтра, как подобает, а затем…. Затем мы сможем исчезнуть. -Зачем? Мне и здесь неплохо…. Даже очень. Пища и публика здесь приятная, а кровь юных нимфеток… М-м-м, это так холодит мою отравленную и уже миллион раз перемешанную разными попадающимися старцами кровь…. Ты же знаешь, как я люблю маленьких негодниц, что кокетливо опускают свои бесстыжие глаза в тёмной беседке и поправляют кринолины…. Это чудное место, и я не собираюсь его покидать только из-за того, что умерла чья-то непутёвая жена. За это я его ненавидел. И ненависть эта отравляла похлеще крови мясника, которой я один раз утолял свою неуёмную вампирскую утробу. Ах, как он беззащитно трепыхался без своего топора, как приятно хрустела его плоть. -Фредерик, в мире полно красоток и распущенных девиц — ты можешь развлекаться где годно и когда угодно, но я настоятельно прошу тебя уехать. Я так больше не могу. Не хочу жить безутешным вдовцом. -Отчего же? Претит слава великомученика…. Верно, весь квартал знает, как она кричала по ночам…. Я ничего не ответил. В глубине моей чёрной души не было ни грамма жалости к той, что прожила со мной рядок порядка 15 лет, я преисполнялся страстью к этому недоступному красавцу. Свеча догорела. Но мы способны видеть и в темноте, разве что трупный запах стал ещё невыносимее. Я почувствовал смертельную усталость. От всего: упрямости Фредерика, предстоящих и уже свершившихся хлопот, от того, что сегодня не успел как следует подкрепиться, спеша в церковь…. И сейчас голод дал о себе знать. -Идём отсюда, я хочу есть. Можно будет вернуться на рассвете. -Ты сошёл с ума? Как мы сможем вернуться на рассвете? Мне дорога моя жизнь. -Ну, тогда я закажу погребение на вечер, хотя…. Не уверен, что подобное здесь практикуется…. Он умел мной играть, заставлять и шантажировать, при всём этом особо ничего не делая…. Я придвинул к гробу крышку, положив на неё горсть серебряных монет и записку с просьбой о вечерней церемонии погребения. Фредерик нетерпеливо переминался у входа. Наконец, когда с условностями мы покончили, часы на башне пробили полночь. -Надеюсь, они приоденут её на оставленные деньги. В жизни она не была модницей и мотовкой. -Думаю, да. А сейчас мне нужно утолись жажду. Склеп, затерянный среди могильных плит встретил нас сурово и непритязательно. Заросший, как и вчера, и позавчера мхом и какими-то непонятными растениями отвратительно-серого цвета, он открылся по первому стуку в деревянную колодку у нижнего левого угла. Мы вошли внутрь, где при свете факелов таились два аккуратно отполированных гроба, пространства достаточно вместительного. Мы-то уж знали толк в качественных «приютах усопших», жаль только продавец оказался чрезмерно любопытным…. Его пришлось убить. -Чем станет заниматься? Неужели опять проторчим всю ночь здесь? Я хочу на бал, к тем самым маленьким прелестницам и их нежным шейкам… -О-о-о, да перестать же ты, наконец. Думаешь, мне так легко не высовываться из этой треклятой норы и довольствоваться кровью летучих мышей, чёрт бы их побрал! Он ничего не ответил, лишь тяжело засопев, влез в своё новенький гроб и плотно закрыл крышку. Я остался один. В подвале, за много миль от земли. Я бессильно кричал. От боли, которую не мог услышать и уж тем более, почувствовать Фредерик. Отравленный мышиной кровью не лучшего качества, я обливался кровавым потом, не в силах встать. Плащ разметался по пыльному полу, руки дрожали так, что их безумный танец я был не в силах остановить. Так и заснул — обессиленный и иссохший, зависимый от нехватки пищи. Нехватки крови. Нехватки участия… На нас открыли охоту, причём недурственную… За нами следят… Мы не можем рисковать…