Рецензии. Стихи забвения
Живым во времени свойственно умирать. Но естественность смерти обманчива и работать с этой вещью нельзя легкомысленно. У смерти есть вес, который с годами всё растягивает себе место в вашей памяти. Сколько лет работнику морга, который встречает нас в этом фильме? Восемьдесят, но, может быть, и тысяча – бережное отношение к смерти растянуло его память до мельчайших деталей тех далёких времён, когда легкомысленная 'демократия' ещё не поселилась в этом месте. Он помнит все слова, поступки и знает количество прошедших дней на своём рабочем месте. Помнит всё, кроме имён. Для вас, регуляторов, смерть естественна, как вода, смывающая кровь. И к её не понятому вами весу вы добавляете тяжесть террора, растягивая место смерти в памяти людей до океанской глубины. 997-я могила, 998-я, 999-я… Возможен ли счёт дальше? Неужели в памяти ещё есть место или она переполнится и зальёт безумием всю оставшуюся жизнь старушки, ожидающей тела дочери? Вот поэтому вы придумали демократию. Сократить размер памяти до электорального цикла, а размер вечности – до 15 лет, отменив постоянные могилы. Смысл ваших лозунгов – забвение: 'Прошлое пройдёт'. Прямо как в фильме, где Пабло Ларраин рассказал нам о попытке забыться двумя буквами: 'NO'. Но у мёртвых всё по-другому. Память о них не даст вам забыть, что вы были штукатуром при палаче, и живьём утащит в глубь архива, где вам вечности будет мало для чтения одних только имён, следующих по кругу друг за другом, пока вы ищете выход в страну живых, вами разрушенную. А о новой стране уже известно и на небе, и в морских глубинах, и киты приплывают сюда умирать. 'Мир исчез, и я должен тебя нести'. Фильм открывается строками поэта, пережившего Холокост. Тысяча и одна могила, книга этого мира закончена. Человек из морга (у кого-то вообще есть имена в этой стране?) взваливает на себя и старушку, и её дочь, и никому не известную девушку, чтобы подарить кому спокойствие, а кому – настоящую вечность без сокращений. Серёжки в форме кита как символ новой безграничной жизни. Теперь его ждёт первая ночь и первое утро, овеянное морским воздухом, принесённым из вечной страны живых. 8 из 10
'Продвинутому' эстетствующему зрителю на заметку. 'Другое кино' для осмысления. Около двадцати лет он на одном месте. Изо дня в день. Без выходных. Всегда при деле и в суете дел. А как же иначе? Живой, служащий мёртвым. Кладбищенский архивариус. Глубокая седина в его облике. Он словно древний старец с вёрстами дней за спиной. Усы, борода, брови, волосы - пепельная белизна прожитых лет. В его походке, сухожилия суставных связок, в устатке служения. Сколько же лет они носят это тело? Истомились работой видно. Истёрлись в летах прожитого. Покоя смиренного, требуют в отдыхе. Едва-едва волочат, передвигая с места на место хозяина. Сеть морщинистых волокон лица и внимательный взгляд. Глаза, не потерявшие естественного жизненного блеска, выдают в нём человека многого повидавшего на своём веку. Проблески улыбки добавляют солнечных красок в характер. Именно так очерчивает режиссёр картины знакомство зрителей с главным действующим лицом этой драмы. Внешность и сухость эмоциональной составляющей отгадкой кто перед нами. Есть ли имя у этого человека? Представьте себе, нет. Странно? Может быть и странно. Вот только 'нелепость' эта коснулась каждого из тех кто предстаёт в череде кадровых сцен. Никто нам не назван. Ни одного обращения по 'имени-отчеству' мы не услышим. Что это значит? Что это за приём такой? Где мы вообще находимся? Кто перед нами? Туман 'напускает' создатель на своё детище. Не с этого ли и начинаются загадки предлагаемые автором? Не называя имён, ни слова не говорится в какой именно части света мы находимся. Что за страна предстаёт взору? А годы? 70-е? 80-е? Новое тысячелетие? Здесь уместны свободные ассоциации в разбеге лет. Каков период границ? Ну, скажем, эдак в полстолетие. Стало быть фильм носит притчевый характер. Это, говорит маэстро, - могло случиться и здесь, и там, и у нас, и у Вас. Где угодно. Рассказываемая история не имеет границ ни во времени, ни в месте 'произрастания'. Языком Эзопа наполнена лента. Иносказательные приёмы, доступные для понимания мыслящего человека, здесь в россыпи. И мало увидеть, тут стоит напрячься. В задумчивость погружаясь. И тогда кино заговорит с Вами. Тогда приоткроет себя. Удивит необычайно. Конечно же удивит. Ведь сюжетные мотивы - в столь сакральном месте. На кладбище. В усыпальнице людских страстей. Кресты и надгробия, могильные ямы и цветочные клумбы, морозильные камеры морга - атрибутика полутора часов. А ещё архивная канцелярия и нить Ариадны в лабиринтах стеллажей тоннелей. И полуслепой 'крот' чахнущий над бумагами в следовании букве закона. И лифт спускающий в подземелье Аида за получением санкции. И мало чего стоящая жизнь ведь отнять её могут в любой момент, а вот погребённым на законных основаниях быть это ещё большой вопрос. И место похорон предметом торга в обмен на иное похуже с доплатой. И церковная месса даже слепцу подвластная... и много-много других 'разностей' иронично поданных с грустью слезы в голосе. Красноречива одна из начальных сцен на кладбище. Человек, убивший из-за любви к женщине троих мужчин и наказанный тюремным сроком, помнит своё злодеяние. Даже гордится содеянным. А вот постыдное занятие в оштукатуривание стен после расстрелов, 'затирка' крови, приведшее к досрочному освобождению, не признаёт... И всё же, где мы? Это Чили. Режим генерала Аугусто Пиночета. Захват власти и установление осадного положения, сроком в один месяц, привело к гибели более чем 30 000 человек. Один месяц и 30 000 жизней очистительным террором. Расстрелы, убийства, сокрытие тел. События 1973-1988 годов ещё ни раз будут волнительно напрягать струны души. А кинематограф раз за разом будет вновь и вновь обращаться к этой теме. Слишком велики потери. Слишком велик масштаб трагедии народа. Человек и система. Ценности личности и безжалостный маховик истории противопоставлением. Размышление и осмысление. Полюса единого целого. И океанское взморье с касатками там и тут в отражённой печати лица этого старца. 7 из 10