Рецензии. Синонимы

sauru-omohide • 15 сентября 2019 в 20:21

Война перекати-поле

Когда вышел американский фильм Вонга Кар-Вая «Мои черничные ночи», Ольга Лобач сказала, что азиатский режиссёр, попав в США, мгновенно уловил суть: страну населяют люди без корней. Это знание вылилось в историю без конца и начала, в мир, в котором у главных героев нет родителей, предыстории и дома. Нация «перекати-поле». В картине «Синонимы» (Synonymes, 2019) ощущается то же щемящее чувство уходящей из-под ног почвы. Израильтянин на французской земле ищет сердце Парижа; бродит, уставившись в пол. Он пере-придумывает собственное прошлое, заглядывая в словарь. Ходит по чужим улицам, мечтая вписаться, стать одним из. Но есть что-то с большей гравитацией: оно мешает и не позволяет выйти в новое пространство полностью. Я сам странник, сменивший десятки квартир, комнат, закутков и постелей. Мир «Синонимов» мне, с одной стороны, понятен: давящая серость неба, случайные знакомые, которые не поздороваются завтра, неуютные утра после ночёвок на окраинах. Что для меня останется загадкой: переход из одного языкового пространства в другое. Кроме слов, которые можно выучить, остаётся миллион подводных течений, которые надобно ловить, расшифровывать, понимать и применять. Иначе ойкумена навсегда останется идолищем из агрессивного асфальта с глазами навыкате. Тем, кому важно быть со своими (а мы все, по большей части, таковы), в «Синонимах» откроется мир без воздуха. Заполненный по маковку вещами, интерьерами, оттенками и словами, он не позволяет остановиться. Ты падаешь сквозь атомы, настолько пусто вокруг.. Вторая тема ленты – война. Иоав, сбежав из своей страны, в которой война – привычный фон, ускользает в мир без событий. Словно Бенджамин Баттон, он в свои двадцать-с-лишним, «слишком стар» для яростного мира и битв, ему впору размеренная жизнь столицы Франции, её скрытая красота и печаль. Немного прохлады. Остыть от обуревающих чувств и мыслей.. Сказать «не моя война» и свернуться на донышке бутылки. 9 из 10

Татьяна Таянова • 5 июля 2019 в 07:59

Я антоним!

Искать в «Синонимах» Лапида, в этом звенящем недомолвками фильме, лишь национальные тему, идею и логику – это все равно что его купировать. Голый и почти мертвый, по крайней мере, остылый, как мертвец, Йоав в начале истории – это не просто человек, который стёр, смыл с себя свою прошлую участь и судьбу, изъял их вместе с национальной идентичностью. Чужые одежда, жилье и язык, чуждая работа и еда, отчуждающие от самого себя связи и отношения – не просто метафоры невозможности смены национальности (как пола, времени или планеты). Все это слишком простые смыслы, которые легко считываются, и этой легкостью от многих закрывают главное. Как быть антониму в мире синонимов? Стоит ли становиться синонимом тех, кто без боя дал стереть себя, свою противоречивость, свою индивидуальную сущность ради лжекомфорта и лжесвободы, сам себе, как добровольный пораженец и раб, вынес диагноз: я скучен, банален, стерилен, сер? Помните, Йоав стоит возле вертушки с красивыми (явно для туристов) открытками? На них промелькивают Наполеон и Курт Кобейн. Они синонимы? Да! Они родственны в решимости позволить себе все, они равны в свободе, неком сверхчеловеческом статусе, который потом наткнулся (как и любой бунтующий романтизм, ненавидящий рамки) на разочарование и трагедию – дуло Святой Елены… В то же время они являются антонимами многих людей, скучных, банальных, серых. Они такие же, как наш герой, так и не ставший синонимом Франции, зато в своей антонимичности ей (а не только Израилю) обретший свою истинную индивидуальность, избавившийся от иллюзии, что счастье – это быть синонимом тех, кто кажется безупречным. Да, в начале истории цель героя довольно примитивная, плоская: убью в себе еврея, совершу обрезание родины, пройду добровольную лоботомию, стерев иврит и историческую память, сжав в кулак сердце, вырву из него семью. Не подобную ли ампутацию памяти из-за смерти любимой и ненавистной жены (как акт духовного самоубийства или самоизнасилования) пытался учинить с собой герой Марлона Брандо в «Последнем танго в Париже» (носитель столь же яркого пальто и столь же кричащей идеи абсурда)? Как поначалу мыслит Йоав? Выучу чужой язык, вольюсь в чужую струю, стану кем-то другим, из еврейского пепла воскресну французским фениксом, приживусь в культурной, свободной, открытой, непохожей на Израиль стране, для которой границ (и войн по их поводу) не существует, а потом буду похоронен на парижском кладбище, смешаюсь с французской землей… Но ему не стать таким, как француз Эмиль, который чувствует себя безысходно банальным, не способен рождать собственные истории, которого отформатировала скука. Кто, будучи молодым, стар и немощен, как вся Европа… «Синонимы» о всяком времени, для всех и обо всех, кто задумался, кто возмутился, оскорбился, вступил в яростную схватку с обступившим со всех сторон «мировым безобразьем». Кто в идеалистическом поиске синонимичного звучания (согласия, единства) попал под сизифов камень. Кто, став на путь такого поиска, стал наматывать бесконечные гекторовы круги возле стен Трои. Есть оборот «бег по замкнутому кругу»? Главный его синоним – Абсурд. Слово, боготворимое французскими экзистенциалистами. Второе имя Франции, Израиля, планеты, человека, на ней живущего. Вот что воистину делает всё здесь синонимами. Роднит и отрицает, убивает… всех. Даже тех, кто под звуки классической музыки в атмосфере всеобщей глухоты, иллюзорной свободы и тотального рабства, думает, что живет в цивилизованной и великой стране, в до неприличия нормальном мире… Есть ли выход у Йоава (если этот выход не Франция)? Не тупик в финале его родина? Насколько оптимистично звучит фильм Надава Лапида? Альбер Камю когда-то задал человечеству острый вопрос: «Разве абсурдность жизни требует избавления от нее при помощи надежды или самоубийства?» Прочувствовав и пережив весь абсурд своего Израиля (апогей абсурда: молитва «аллилуйя» в устах почти стриптизерш и адский смех мамы Йова на кладбище), герой решается на самоубийство в качестве еврея, так как сильна надежда от абсурда избавиться, став французом. И тот, и другой выборы (и самоубийство, и надежда) оказываются никуда не годными. Абсурд везде. Легкая логика смены судьбы (с еврейской на европейскую) сменяется честной и трудной нелогикой одиночества человека как такового. Нелогикой Гектора, который остановил бег по кругу и больше не желает находиться спиной к опасности, нелогикой Сизифа, который больше не хочет катить камень в поисках лучшего места на земле, истинной правды, родины, национальности. Итак, ни надежда, ни самоубийство перед лицом абсурда не выход. Есть что-то третье. «Судьба моя – я сам». Я сам своя родина, своя правда и своя свобода, своя Франция. Перед нами не просто философское кино – кино экзистенциальное, подводящее мысль к пределам, доступным для нее. И вслушиваться на самом острие этой границы в диалог, который ведут главные герои театра жизни: Абсурд, Смерть и Надежда. В ходе их диалога выясняется, что мир, претворявшийся великолепным, на самом деле жалок, интересные люди – скучны, свободные – недалеко ушли от рабов, великодушие любви и дружбы – всего лишь прикрытия ревности, честолюбия, эгоизма и зависти (все это мелкочеловечье читается в треугольных отношениях героев). Ощущение прекрасного нового мира сменяется на ощущение мира абсурдного, где индивидуальная позиция героя для всех - безумие Чацкого (горе от ума, от честности). Истинный талант, ум, справедливо разъяренный творящимися вокруг хаосом, ложью, видит в Йоаве лишь режиссер. Два раза наш герой получает болезненную пощечину абсурда (а то и выстрел в лицо). Первый раз – на унылом занятии для иностранцев, желающих стать французами (стерильная демократия, серая свобода - урок, напоминающий спектакль для умственно отсталых). Второй – когда слушает классическую музыку на концерте, где играет Каролина: механичность жестов, стерильность звуков, бессмысленная пантомима человеческого оркестра в мире пустом, глухом и мертвом, где каждый – заложник/раб навязанной лжесвободы: сексуальной, гендерной, политической, этической, эстетической, религиозной… Реакция на оплеуху абсурда – Тошнота. И точная догадка, что ты везде Посторонний. После таких оплеух есть реальный шанс проснуться. В смысл, в осознание себя, в ответственность, избавиться от иллюзий, стать не гражданином Франции (ее величественные декорации для героя рушатся, когда дверь Эмиля захлопывается навсегда), а жителем вселенной абсурда, испить до дна чашу «первобытной враждебности мира» (А. Камю), сменить инфантильный вопрос «Зачем я еврей, а не француз?» на мужественный: «Зачем я живу, а не умираю?» Многие философы считают, будто первым делом разума является различение истинного и ложного. Фильм Надава Лапида о том, что в мире абсурда они подчас неразличимы, как синонимы. И только тот, кто пошел на риск максимальной честности и свободы, решится крикнуть всем «Я антоним!», взорвавшись бунтом в мире унифицированных, как номера в замятинском романе, синонимов.

lapistola • 30 апреля 2019 в 10:30

Фильм Надава Лапида донельзя своеобразное, противоречивое, ершистое, местами даже раздражающее, нелепо-сумбурное и хаотичное повествование, но при этом самобытное, интригующе-завораживающее, забавное в своей легкой сюрности и абсурдизме авторское высказывание. Уже с первых кадров главный герой предстает перед нашими глазами абсолютно голым - и в прямом и переносном смысле, стремительно пускаясь в головокружительную (о, эта бесподобная назойливо-эпилептическая камера Шая Голдмана) интеграционную одиссею. Не поднимая головы, бесконечно бормоча под нос заученные французские слова и живя впроголодь Йоав с маниакальным упрямством стремиться отречься от своего израильского прошлого, сбросить балласт своей национальной идентичности, без сожаления стереть себя добела, переписав на французский манер. Главный герой подобно парафиновой капле в маслянистой субстанции обманчивого мультикультуризма кружит, меняет формы и жаждет раствориться в новом, маняще-опьяняющем мире всеобщего братства и любви. Чем рьянее и отчаяннее эти попытки, тем сильнее и мучительнее раздирает изнутри новоявленного космополита национальное естество. Опустошенный творческим застоем французский друг-сибарит с легкостью готов разбавить свою никчемную беллетристику удивительными рассказами новоприобретённого друга, а подаренное им пальто горчичного цвета выдает в Йоаве чужака похлеще кипы. Режиссер-извращенец заставит изрыгать тщательно подавляемый иврит, а занятия по французской государственности удручают своей нелепой декларативностью, высвобождая дремлющее до поры до времени мессианское естество. Даже эхо палестино-израильский конфликт все еще набатом звучит в головах «новорожденных» граждан республики. И вот уже белая майка черна как смоль, а Нотр-Дам под автоматной очередью воображаемого автомата, но Йоав с пьянящим безумством продолжает штурмовать закрытые двери. «Синонимы» получились довольно неоднородной и периодически обескураживающей картиной, но которая вгрызается в душу и память, заставляя переваривать и осмысливать увиденное еще долгое время после просмотра. В этом заслуга не только сценариста и режиссера, но и бесподобного актера-дебютанта Тома Мерьсе, очаровывающего своим потрясающим, фееричным и искрящимся какой-то невероятной энергетикой перформансом. Ну и, повторюсь, покорившая меня сумасшедшая операторская работа. Вердикт: Кулик хвалит это болото!

Serge Kulikov • 27 апреля 2019 в 16:36

Образы близкие по смыслу, но разные по звучанию

Выражение из заголовка относится ко всему, что вы увидите в фильме Надава Лапида. Режиссер на Берлинале преподнес историю израильтянина Йоава, сбежавшего из Израиля и страстно желающего стать французом. Европейское жюри не раз одаривала призами работы об иммигрантах. Это и документальный “Море в огне” (2016), и мотивирующий “Добро пожаловать”(2009), и трагичный “Дипан”(2015). Ожидаемо, что “Синонимы” Лапида получили главный приз в 2019-м. Причина не только в остросоциальной теме наплыва беженцев в Старый свет, а в способе, который режиссер выбрал для демонстрации происходящего в Европе. Это язык метафор и аллюзий - зрителю предлагается самому провести параллели с нашими реалиями. Начиная с образа умирающего Марата в ванной до протащенного волоком поверженного Гектора, автор показывает разные судьбы людей, пребывающих в поисках нового дома. Вот и герой Тома Мерсье - голый и замерший - оказывается в пустой квартире. Его согревают, одевают, выдают все необходимое (даже мобильный) добрые соседи - Эмиль и Каролина. Они - гротескные образы французов. Один живет в достатке, но считает свою жизнь скучной, вторая - пройдя через распутство, находит себя в музыке. Эмиль увлечен историями израильтянина, Каролина скептически настроена. Отношения с новым другом следуют дорогой метафоричности - пусти в дом, подари жену. Сюжетный путь героя поделен на вехи монологами слов. Подбирая синонимы, Йоав проходит по истории через ненависть, смятение, жестокость, потребительство и опустошение. Каждый из этих эпизодов вызовет свои эмоции. Кому-то будет противно от самонасилование героя, кто-то вздохнет от его встречи с отцом, а кто-то обозлится на поведение Йоава в чужой стране. Надав Лапид не боится разных эмоций зрителя, как не стесняется Мерсье разгуливать в фильме абсолютно голым. Это вызов. Вызов европейскому обществу словами тайваньской девушки, которая поет гимн Франции “...враг бежит кровавую стезею”. Вызов иммигрантам заявлением: “У великодушия есть свои границы”. Вас ждет еще много синонимов, смыслов, которые скрываются за дрожащей порой камерой и молчаливыми сценами. 7 из 10

Морган Фриман • 27 апреля 2019 в 10:34

Вот мы и дождались выхода на российские экраны фильма-победителя последнего (2019) Берлинского кинофестиваля от израильского режиссёра Надава Лапида. 'Воспитательницу' я не смотрел, однако, точно могу сказать, что 'Синонимы' получились куда сильнее довольно удачного 'Полицейского'. Но обо всём по порядку. Йоав сбегает из Израиля во Францию в поисках новой жизни. Он не хочет быть израильтянином, он хочет стать французом. Настолько, что даже отказывается говорить на иврите. Идея обречена на провал, от корней не избавиться. Но о чём же фильм? О том, что Йоав оказывается чужим и в Израиле, и во Франции. Он может сколько угодно учить синонимы французского языка, ходить в 'истинно парижском' пальто ярко-горчичного цвета, всё станет лишь хуже: именно эта манера речи и характерный наряд выдаст в нём приезжего. Недаром рано или поздно Йоав очередной раз окажется голым (в самом прямом смысле слова). Весь фильм мы будет наблюдать мучительную натурализацию героя, попутно разглядывая какой-то нездоровый космополитизм Европы. А заодно и другие пороки общества, к которому Йоав так стремился - навязывание ценностей, которые по факту не соблюдают те, кто их навязывает, скотское отношение к людям (особенно проявляется во время работы героя в посольстве), стремление к выгоде, а космополитизм превращается в 'ори на иврите!'. Ряд можно продолжать долго. Не менее интересна линия отношений Йоава и его друзей - Эмиля и Каролины, а также Йоава и его соотечественников. Каждый находит в герое что-то своё. Каролина - любовника, такого необычного и чертовски красивого. Эмиль - кладезь историй из прошлого героя. Но, легко заметить, причиной дружбы является именно то, Йоав - не француз. Стоит заметить, что Лапид осуждает и героев-соотечественников. Ведь вся их любовь к Израилю выражается лишь в кулаках и нападках на слабых. Почему в нашем космополитическом мире подобных людей всё больше? Что значит слово 'национальность' в современном мире? Фильм можно охарактеризовать как 'неровный'. Во всех смыслах. Например, камера то статична, то 'трясётся' перемещаясь по следам Йоава, то показывает окружение 'глазами Йоава'. Так или иначе, Париж в картине узнаваем. И неприветлив. Как и Тель-Авив. Фильм вызывает очень разные эмоции. Он то раздражает, то умиляет, то смешит, то расстраивает, то злит, этим 'Синонимы' и притягательны. И тошно нам станет тогда, когда тошно станет Йоаву. Актёры. Том Мерсье играет блестяще. Крайне трудно поверить, что это дебютант, и этим всё сказано. Кантен Дольмер хорошо смотрится в роли писателя-буржуа, а Луиз Шевильот вполне органично смотрится с ним в паре, являющейся метафорой 'той самой французской молодой семьи'. 'Синонимы' полностью заслужили свои награды. Отличное авторское кино, хоть в рамочку ставь. Легко смотреть даже зрителю, незнакомому с культурой Израиля (что нехарактерно для израильского кинематографа). 10 из 10 P. S. Когда Надав Лапид представлял свой сборник короткометражек в Москве, он сообщил, что короткометражка 'Подружка Эмиля' задумывалась как первоначальный вариант 'Синонимов'. Уж не знаю, как там на самом деле планировалось, но 'Подружка Эмиля' теперь выглядит как логическое продолжение 'Синонимов'.

ars-projdakov • 27 апреля 2019 в 06:41

Для нашего времени миграция в другие страны стала уже привычным явлением. Но здесь остается справедливым вопрос, а что именно побуждает людей покинуть родину, чтобы навсегда связать свою жизнь с чуждым миром? Конечно, если на твоей родной земле творится хаос и беззаконие, то мотивы ясны. Но что если родина готова дать им больше, чем другая страна, почему они рвутся порвать с ней все связи? Обо всем этом говорится в психологической драме «Синонимы». Синопсис Израильтянин Йоав переезжает во Францию с твердым намерением забыть родину, родной язык и все, что связывало его с прошлым, в надежде обрести в другой стране новый дом и стать своим среди местных. Однако, несмотря на упорные старания Йоава, «новый дом» не готов просто так принять его в свои объятия. Игра актёров В первую очередь, хотелось бы отметить смелое исполнение Тома Мерсье, для которого данная роль стала дебютом в большом кино. Его герой получился необычным персонажем, словно отрешенным от мира и живущим в своих фантазиях, периодически возвращающийся в реальный мир полный бури эмоций, которые он со всей накопившейся обидой выплескивает на окружающих. Также в определенной степени понравилась игра Кантена Дольмера в роли Эмиля, пожалуй, единственного друга Йоава, среди жестокосердного окружения Парижа, начинающего писателя и интеллектуала, ищущего скрытый смысл в окружающих вещах. Режиссура Определенно Надав Лапид станет настоящим путеводителем по израильскому кино, поскольку он уже успел завоевать поклонников, сняв в свое время «Воспитательницу», весьма успешный ремейк которой мы не так давно могли увидеть в кинотеатрах. Конкретно в «Синонимах» он обратился к непростой теме связи человека со своей родиной, культурой, историей и языком. Казалось бы, Израиль – одна из самых развитых стран мира. Однако этот факт не остановил главного героя от попытки не просто переехать в другую страну, но разорвать все контакты с прошлым вплоть до языка. Герой упорно пытается стать своим, почувствовать дух города, стать настоящим французом. Но все более погружаясь в новую жизнь, Йоав понимает, что и во Франции есть свои проблемы. Не желая возвращаться обратно, но и не будучи готовым жить с неприятием со стороны, Йоав пытается бороться с «системой», открыть глаза французов на их проблемы, которые они привыкли не замечать, ставя себя в нелепые ситуации. Сценарий По сюжету главный герой приезжает в зимний Париж. Заселившись в чью-то заброшенную квартиру, в первую же ночь кто-то крадет все его вещи вплоть до трусов, оставляя герой без документов и средств, голым и абсолютно одним посреди незнакомого города. Едва живого его находит молодая пара Эмиль и Каролина, которые одевают его с ног до головы в дорогую одежду, вручают айфон, пачку евро и пакет с модными шмотками. Заручившись поддержкой своих первых и единственных друзей, герой перебирается в крошечную квартиру с дыркой в стене и начинается изживать в себе израильтянина. Он отказывается от общения на иврите, при разговорах об Израиле называет его самой затхлой страной мира, пытается почувствовать нутро города, день ото дня передвигаясь по его улицам пешком, но при этом не обращая внимание на его великолепие. Однако спустя несколько месяцев жизни вместо ожидаемого результата стать французом герой осознает, что Франция – не такая идеальная страна. И дело именно в самих людях, в том, что они позабыли свою историю, свою культуру, свои ценности. Не будучи французом, но пытаясь им стать, Йоав отчаянно пытается «помочь» французам вспомнить то, кем они являются, но не находит должного отклика, ставя себя в нелепые ситуации. Итог «Синонимы» получился очень интересным фильмом, полным абстрактным глубоким смыслом на тему связи с родиной. В определенной степени этот фильм – это признание режиссера в любви к родной стране и ее прошлому и явное отторжение ее настоящего. Фильм, действительно, заставляет задуматься о многих вещах. Поэтому смело рекомендую к просмотру. 9 из 10

Оуэн • 25 апреля 2019 в 19:02

Закрытая дверь

Интересная вещь национальное самосознание. Переехав в иную страну, можно ли полноценно стать её гражданином не в плане паспорта с нужной пометкой, а больше на уровне ментальном? Возможно, кажется, что достичь такого будет не сильно тяжело, но можно ли быть уверенным, что даже тогда точно пропадёт та часть человека, что была с ним давно, исчезнет со всеми особенностями менталитета и, что важнее, историями, которыми была полна прошлая жизнь? О чём-то подобном и размышляет Надав Лапид в своём новом, где-то биографическом фильме. Его главный герой, израильтянин Йоав, пытается стать французом с рьяным усердием, которому можно и позавидовать. Как важнейший пункт своего становления в новой стране, первым делом Йоав покупает себе словарь - куда ж без него - откуда черпает всё новые и новые слова, поглощая один за другим синонимы, чтобы, например, красочно описывать не любимый им Израиль. Конечно, одна страна, как верно подмечает собеседник, не может быть всем перечисленным, но не для Йоава, отчаянно не желающим считаться израильтянином в Париже. Для этой цели он не глядит по сторонам, как всякие другие туристы, проходя даже мимо замечательного Нотр-Дама, и полностью отказывается от речи на иврите. Да он даже легко готов отдать свои личные истории из прошлого, лишь бы не оставлять связи с собой ранним. Это всё части сложного и большого преображения, которое, по милости Лапида, начинается совершенно с чистого или, вернее, голого листа в пустой квартире. Дальше судьба с помощью милой молодой французской пары - писателя и гобоистки - даёт финансовые возможности Йоаву войти в новую жизнь, чем он и пытается всеми силами воспользоваться. А те самые корни, тот самый нелюбимый Израиль из жизни, кажется, никуда уходить и не собирались: работа в родном посольстве, а помимо французских друзей товарищи сплошь израильтяне. Да какие: то в кипе звучно и по-хамски запоют гимн в метро, то идут на встречу с неонацистами ночами, словно Гектор, что не боится никаких Ахиллесов. Какая судьба постигла античного героя вспоминать или рассказывать детям не стоит, ведь самого Йоава, как и автора, знающего этот итог, это не сильно волнует в каком-то драматичном плане. Переживает главный герой, по большей части, из-за голода, который легко утолить в местном ночном клубе, где даже простой израильский парень легко станет звездой вечеринки. Ну, и ещё волнуется из-за любви. В этой обновлённой жизни возникает сильная, только, по началу непонятная, любовная неразбериха: сексуальное напряжение между двумя близкими друзьями хоть режь, а потом внезапно оказывается, что милейшая Каролина тоже привлекает к себе пристальное и горячее внимание. Чудесный Париж и вся эта яркая жизнь, кажется, движется по полной в самых разных формах, чего горевать? Но Йоав, очевидно, так сильно мечтающий стать французом, к своему внезапному сожалению не может избавиться от своей национальной идентичности, как бы сильно не старался стереть существующие границы хоть у самого посольства. Осознание этой связи с родиной к нему придёт при самых, наверно, странных обстоятельствах, но тем оно, пожалуй, ценнее и крепче. Будь то курсы по гражданству, сообщающие что такое хорошо, а что такое плохо, или же эротичные съёмки с палестинской девушкой - осознание, разгоревшееся новыми красками, будет сиять всё сильнее. И гимн на родном иврите будет петься с гордостью, а истории, так легко отданные недавно, необходимо будет вернуть. Ведь, пожалуй, суть человека именно в тех самых историях - личных и только его - которые передать кому-то ещё из-за попыток загладить вину или же в попытках отбросить былое - решение не самое лучшее, ведь нельзя убить часть себя, переродившись в нового человека с абсолютно чистого листа. Без прошлого никуда, хоть оно и, думается, лишь мешает в желании стать кем-то ещё 'Синонимы' - кино не самое выдающееся и захватывающее, но очень интересное. Оно легко может заставить скучать, а в следующий момент рассмешит и наполнит дикой, живой энергией. Неровные и сбивчивые, тем не менее, 'Синонимы' оставляют после просмотра странное, но приятное ощущение с желанием обдумать и разобраться в обрисованном образе человека, пытающегося изменить себя. Просто вот ведь повезло кому-то родиться, скажем, французом, а какому-нибудь Йоаву, сколько он не тужься, стать таковым, отринув корни, не удаётся. И вот таким невезунчикам, на самом деле, остаётся в этих условиях принять одно судьбоносное решение: вернуться к себе самому или же продолжать ломиться в закрытые двери в, видимо, тщетной надежде их разрушить.

schwelle • 25 апреля 2019 в 09:05

В прокат выходит обладатель “Золотого медведя” последнего на сегодняшний день Берлинского кинофестиваля. Фильм “Синонимы”, совокупление израильской и французской стороны в застенках Парижа и в сознании преступно-самобытного режиссёра Надава Лапида. Странное и экспрессивное, местами романтичное и нежное, а местами отталкивающее, грязное и грубое, оно смотрится с удивлением, но даёт откровенный ответ, почему всё же главный приз теперь покоится в его багаже – у этого фильма нет аналогов и этот фильм в любом случае заставит о себе говорить. Йоав – израильский беженец, мигрант (преступно много их было в последнем синематографическом десятилетии, но такого, опять же, ещё не бывало), яростно ненавидящий свою страну до полного запрета на её упоминание, попадающий в пустую парижскую квартиру, и после непродолжительного помывочного акта согревания в ванной, остающийся абсолютно голым – предметы его одежды украдены, жильцы дома на крики о помощи не откликаются. Ванная оказывается единственным приютом, ковчегом в пустом и закрытом парижском мире, где он отключается, постепенно замерзая. От смерти его спасают двое – золотой мальчик Эмиль и его музыкальная девушка – Каролина. Йоав заканчивает свой свой приезд невероятной удачей – Эмиль рассматривает его как подопытного кролика, одевая его с ног до головы и предоставляя ему все условия для существования. Париж начинает поглощать Иоава. Впоследствии, в этой рваной и поломанной мозаике человеческого восприятия сгустятся несколько тегов – тут будет и прозаический сказ о понятии слова “родина” с тем счастьем, что находится за горизонтом, и необузданность чувства свободы человека, оказавшегося наедине с собой в месте, где нет прошлых, привычных ограничений, и торжество свободы молодого поколения, то самое, с некоторой аллюзией на “Мечтателей”, и абсурд общественной жизни, с пейзажами ночного города, рваными и нервными кадрами, меняющими свою плоскость и абсолютно художественными эпизодами, вычурно-комическими, которые призваны откладываться в памяти. Понять Йоава будет невозможно. Смотреть на его наготу, не только в плане идеализированной наивности характера, но и физическую, телесную, в какой-то момент станет неуютно – не от самого древнегреческого вида, а от отсутствия раскованности героя и слов, за этим стоящих. Синонимы, так часто повторяемые героем и ставшие одной из ярких деталей ленты, пропадают, и лишь снова выйдя на улицу и почувствовав свою свободу, Йоав начинает говорить. Посыл ленты хранится между всеми перечисленными в ней тегами и заключается в буйном непостоянстве человеческой души, когда у неё нет никаких границ. Именно поэтому картина имеет такой ритм, успокаиваясь, она набирается энергии и злости, срываясь на крик. Главный герой, пришедший в свой рай из кажущегося ему ада, обнаруживает, что, как такового рая нет, и в чистом поле также имеются непросматриваемые препятствия. Надав Лапид, отдавшись воспоминаниям и ощущениям от собственной эмиграции, бросает Йоава в пекло, потом достаёт, причёсывает, украшает подстать блеску Парижа, и вновь кидает его в пропасть. Это первое и основное чувство, которое будет знакомо любому зрителю – то самое ощущение вседозволенности и животной необузданности мышц в одиночестве незнакомых городов. Запретные законом и моралью действия, которые останавливаешь каждый раз, пытаясь сохранить в себе хомосапиенса. Йоав этого лишён – лишь почувствовав, он пойдёт следом за своими эмоциями, что выльется в последующее разрушение привычной реальности – с каждым проявлением общего сумасшествия “Синонимы” искажают и без того абсурдную статику переселенческого существования. А дойдя до предела своего внутреннего сюрреализма, фильм и вовсе окажется огромным высказыванием о поиске человеком идентичности, национальной принадлежности и родины. Комичный израильский милитаризм перекликается с идиотичным нравственно-патриотическим французским образованием для вновь прибывших, а под Марсельезу можно также легко услышать выстрелы из разрывающегося мелодичностью автомата. Для двадцать первого века социальные проповеди так же низменны, являются точно такими же дешёвками, как и любая военная форма совместно с применением оружия. Тогда-то Иоаву и станет тошно. От понимания, что нет никакой благоденствующей площади и великой красоты, нет никакой свободы и что в кажущемся и становящемся безграничном мире всё равно полно границ – двери обязательно будут закрываться. Будет тошно и зрителю. С одной стороны, поскольку он всё понимает. С другой – потому что следов чувств, растянутых вслед за лентой, он не увидит. Великая трагедия – одновременно переживать за наивность героя и испытывать дискомфорт в свете его поступков. А других же больших и великих трагедий нет вовсе. Понятия “страны и государства” синонимичны с общей пустотой, до проблем миграции так же далеко, как до поиска правды. Ложь или правда? Нет и не может быть такого вопроса. 19.4.2019

Ilinet • 4 августа 2021 в 08:30

Неподходящий синоним

Побег от национальной идентичности, борьба с предопределенностью и поиски натуралистичного и правдивого приводят Йоава в Париж. Отказавшийся от родины, религии, отца, матери и собственного языка он изо всех сил старается стать французом. Без денег, планов и целей Йоав в первый же день сталкивается с неудачей. Ограбленный, голый и отчаянный на фоне осеннего Парижа он спасается молодой парой, с которой у него завязывается связь. Принимая щедрые подарки новых богатых знакомых и вооружившись 'лёгким' словарём начинается тяжёлая жизнь иностранного антонима, пытающегося стать синонимом чужой очаровывающей Франции. Беспечные, поедаемые скукой и Эмиль и Каролина, незаметно для Йоава, снисходительно и покровительски с ним обращаются, используя в собственных интересах. Увлечённого писательством Эмиля, несмотря на постоянную готовность к помощи, интересуют только его рассказы и необычный стиль изложения, сформированный неестественностью выражений благодаря неродному языку, которые служат вдохновением для его романа. Каролина - похотливая бросающаяся на всех девушка, живущая с Эмилем, очевидно, ради его забавы. Все, чем притягивает и интересует её Йоав - это сексуальное вожделение. Неудивительно, что все перетекает в любовный треугольник. Спустя полгода, так и не найдя работы, проживая в разваливающейся коммуналке впроголодь, в поиске сердца французской индивидуальности, отвергая, по его мнению, обманчивый шарм и дурманящую красоту атмосферы Парижа, слоняясь в сотый раз по его кварталам в горчичном пальто с застывшим, устремленным под ноги взглядом, внутри Йоава начинают зарождаться сомнения касательно 'великой' нации, её безупречности и своих шансов приобщиться к новому дому и стать её частью. С этого момента семя раздора между собственными убеждениям и трезвой стремительно проявляющейся реальностью начинает прорастать. Свадьба, процесс восстановления паспорта и получение гражданства, курсы языка - все отражается в негативном ключе. А в особенности встреча с давно искавшим его отцом. Сухость, равнодушие и безучастность приобретают полную силу, которые предстают перед глазами на тошнотворных, пресных языковых курсах и механическом, бездушном музыкальном концерте. Он окончательно понимает, что ему никогда не стать даже подобием Эмиля, скучного, заурядного, пустого и безвкусного француза. Принимая на себя болезненный нокаут жестокой реальности, теряются все прежние ориентиры, весь восторг, одержимость и боготворение перед недавно обожаем ой, а теперь совершенно чужой и противной страной. Йоав в попытке убежать от самого себя, словно Гектор в безумном страхе бегая от Ахиллеса вокруг стен Трои, в конце концов был настигнут и побежден. Острое чувство боли и отрешенность поразили его, будто Ахиллесово копьё с капустным треском вошедшее в шею Гектора. Как некогда радушные двери дома богатого 'друга' были навсегда закрыты, так и резко захлопнулись идиллистические планы, возможности и гостеприимные ворота Франции перед посторонним израильским беженцем.

gorelove • 4 мая 2019 в 15:47

Скитание между мирами. Рецензия на фильм «СИНОНИМЫ»

«Синонимы» израильского режиссёра Надава Лапида относится к той редкой категории фильмов, очаровывающих не столько своими художественными заслугами, сколько излучаемой энергетикой. К новой работе Лапида хочется прикоснуться на физическом уровне, она вызывает желание погрузиться в неё с головой и стать её частью, «Синонимы» настолько поэтичны, что в них влюбляешься без остатка. И подобного эффекта “алкогольного опьянения“ у зрителя режиссёру удалось добиться без больших бюджетов, без узнаваемых на каждом углу голливудских красавцев в актёрском составе и уж тем более без каких-либо сложных технических ухищрений. Напротив, у Лапида на руках был лишь жизненных опыт, собственные воспоминания и любовь к тому, что он делает. В этом и кроется секрет успеха «Синонимов», в них есть душа, которая, после победы на 69-ом Берлинале, начала своё шествие по миру, покоряя сердца зрителей. По сюжету, молодой человек по имени Йоав прилетает в зимний Париж, чтобы начать жизнь с чистого листа. Он только что сбежал из своей родной страны — Израиля, в котором он не видит ничего хорошего, он сводит его с ума, он ему омерзителен. Сразу стоит понять, что Йоав не типичный бунтарь, действующий в угоду эмоциям — все его действия в фильме имеют свою логику, ведь он живой человек и, соответственно, принимаемые им решения имеют обдуманную мотивацию. Первым делом, он вселяется в чью-то брошенную квартиру без отопления и без мебели, всё что в ней есть — душ. И пока Йоав моется, стараясь хоть как-то согреться под слабой струёй тёплой воды, кто-то похищает все его вещи, в том числе трусы и спальник. Таким образом получается, что Йоав оказывается совершенно голым в пустой квартире и в неизвестной для него стране. Потерявшего сознания от переохлаждения голого Йоава находят соседи — Эмиль, успешный в финансовом плане, но пустой внутри человек, возомнивший себя писателем, и его подруга Каролина, академический музыкант по профессии, совершенно “нечистая” в моральном плане. Незнакомцы отогревают несчастного Йоава, одевают его, вручают телефон, пачку евро и помогают освоиться в новой для героя стране. Почти с самого начала все действия, происходящие в «Синонимах», кажутся чем-то нереальным. Складывается ощущение, что персонаж Йоава умирает уже в первые минуты фильма, а Франция — некая интерпретация Рая, а Израиль — Ада. Купив себе французский словарь с синонимами и начав изучать его, Йоав очень быстро начинает делиться своим мнением по поводу всего окружающего его мира, который он делит на чёрное и белое. Израиль для него — самое ужасное место на планете, он ненавидит всё, что с ним связано. Ему не нравится, что война, по мнению израильтян, — это самое великое событие в жизни мужчины, а какое-либо проявление светлых эмоций воспринимается как слабость и считается непозволительным. Франция же в его глазах — чистая, невинная, умная и великая страна. Он отказывается от собственных воспоминаний, он активно учит французский и полностью перестаёт говорить на своём родном иврите, поскольку для него есть лишь одна цель — стать французом. Вот только к своему удивлению герой понимает, что Рай и Ад в его понимании совсем не то, чем кажутся. Франция и Израиль и есть те самые синонимы в этой истории. Просто в одной стране человеческая жестокость и низменность получают воплощение в лице войн и бесконечных убийств, а в другой — это элитные клубы с безвкусной музыкой, под которую в экстазе бездумно пляшет богемная тусовка Парижа. Более того, Надав Лапид пытается своей работой донести до зрителей, что не существует плохих или хороших стран, поскольку не они сами себя такими сделали, а именно люди. В каждой культуре, стране, человеке есть набор качеств, которые, в сравнении с другими, и будут синонимами, только вот почему-то многие люди, как и персонаж Йоава, поначалу, отрицают тот факт, что в каждом человеке помимо светлой стороны обязательно будет присутствовать ещё и тёмная. Что удивительно, «Синонимы» хоть и поднимают очень много остросоциальных тем, но они не разваливается на части, а чувствуются осознанной, аккуратной и законченной картиной. Надав показывает словно современный Париж, страдающий от наплыва беженцев, из-за чего город страдает от неонацистских движений, безработицы и общей деградации культуры. Но это вовсе не значит, что «Синонимы» просто кидают всех и вся в одну лужу грязи, хорошенько перемешав, напротив, Надав Лапид снял очень личную для себя картину, с присущей ему поэтичной и весьма экспрессивной манерой подачи. Через призму Йоава зритель начинает познавать окружающую действительность. Всё то, что изначально казалось главному герою чистым и невинным, в итоге обретает истинное лицо и оно не настолько прекрасно, каким казалось на первый взгляд. Получается так, что Йоав скитается не столько по Франции, а сколько между мирами собственных иллюзий. Он приехал во Францию из страны, в которой его учили выстрелами из пулемёта попадать в такт и ритм народных песен, с ворохом ожиданий, расколовшихся об суровую реальность. Окружающие его люди хранят много грязных секретов в своих шкафах, как и сам город, в котором хватает, как говорится в самом фильме, сумасшедших художников. Структурно «Синонимы» во многом автобиографическая картина о человеке, который в один момент своей жизни решил сбежать от себя самого. Йоав страдает из-за отсутствия собственной индентификации, ему чуждо всё, что связано с его родной страной, но в тоже самое время он ничего не может с собой поделать, ведь личность определяют воспоминания, которые у неё никто не сможет отнять. Потому что национальность человека определяется не географическим положением государства, в котором он родился, она исходит откуда-то изнутри, из души, против которой человек бессилен. Надав Лапид хоть частично и снял кино о себе, но он сделал его универсальным для каждого зрителя, который сможет по-своему интерпретировать происходящие в ленте события. «Синонимы» дарят слишком много точек пересечения с любой категорией зрителей, они универсальны для любой аудитории. «Синонимы» — это до невозможного очаровательный фильм, перед теплотой которого сложно устоять. Получается даже так, что ему и не хочется сопротивляться, когда он очень ритмично и с чувством такта начинает влезать зрителю не только в голову, но и в самое сердце, оставаясь там навсегда. У Надава Лапида получилось вписать «Синонимы» в ту редкую касту фильмов, против которых критика бессильна, поскольку вложенная в него душа разрушает любые преграды на пути к любви зрителя. Это тот самый случай, когда простота и лёгкость не портит картину, а наоборот, играет ей на пользу, раскрывая для неё новые горизонты. «Синонимы» — событие, кино-опыт, это стопроцентное авторское кино, такое, каким оно и должно быть. 9 из 10

Александр Попов • 2 мая 2019 в 15:34

Трагедия отречения

Один из самых обсуждаемых фильмов этого года выстрелил в Берлине во многом потому, что разоблачил ценности современной Европы и выступил в защиту духовной Традиции. Как это не удивительно, но фильм, направленный против толерастии, таки удалось снять! Как давно мы все об этом мечтали! Но снял его не русский, а израильтянин и на деньги тех, кого он разоблачает (высший пилотаж!) «Синонимы» - картина неровная, противоречивая, монтажно несобранная, но при этом мощная, резонирующая реальной болью, в ней нет шаблонов в отношении несчастных иммигрантов, более того, сама иммиграция впервые в европейском кино показана как предательство человеком своих онтологических корней. Когда я впервые услышал об этом фильме, завоевавшем «Золотого медведя» в Берлине, не обратил на него особого внимания, разве на то, что он почему-то не понравился Юрию Быкову (режиссера, к мнению которого мы с женой прислушиваемся, буквально ловя каждое его слово), посчитавшего, что Лапид обманул своих продюсеров, кусая ту руку, которая его кормит. И вот теперь, выйдя из полного зала (!), что для воронежского кинотеатра нонсенс (значит не все ушли на «Мстителей», есть и думающие в праздники люди), я полностью согласен с решением Берлинского жюри. Лапид путем описания безумных эскапад своего героя, готового ради натурализации буквально на все, включая унижение своего человеческого достоинства (единственная мерзкая сцена в целом вполне целомудренного фильма, которая вместе с тем является и его кульминацией, потому без нее не обойтись, но, считаю, что можно было и сократить тошнотные подробности) показывает нам, что отказ от своей Родины, ее традиций, веры, языка ведет человека к полному порабощению смердящей секулярностью Европы. Ведь почему фильм так назван: эта история синонимична множеству иных, и не важно кто ее герой – еврей, араб или русский, и не важно в какой европейской стране она происходит – все это случается каждый день, просто мы не хотим ставить вопрос ребром, так как это делает режиссер «Синонимов». Единственный аналог этого фильма (а он у него есть, я не согласен с Долиным) – картина Генри Бина «Фанатик» (да та самая, с молодым Гослингом), она тоже была о мучительном поиске героем своей идентичности, о экзистенциальной ране в сердце, отсутствии национальных и иных привязанностей, которые обрекают его на гибель. Подобно герою Гослинга и харизматичный персонаж Мерсье, бывший израильский военный, ищет себя не там, где следует: ненавидя свою страну и все, что с ней связано, он и Европой буквально изблеван в никуда, в междуумочное пространство, в пустоту. Когда-то алжирский еврей и великий французский философ Жак Деррида в своей статье «Эдмон Жабе и вопрос Книги» писал о том, что еврей всегда расколот, раздираем внутренними, прежде всего теологическими противоречиями, он сам по себе бездна, его путь квинтэссенция любого человеческого пути, его противоречия усиленно выражают трагедию человека вообще. Так и герой «Синонимов», упрямо постигающий чужую культуру и чужой язык, забывая себя с усилием, через не могу, но забывающий, - не просто предатель, он жертва собственных экзистенциальных противоречий, своей неспособности принести свою свободу в жертву духовной Традиции. Режиссер «Синонимов» через мучительные для зрителя и героев диссонансы показывает нам, что обрести свободу иначе, как принеся ее в жертву чему-то большему, нельзя. Нельзя отказавшись от своих корней остаться человеком, можно лишь стать моделью для изощренной стрельбы по ней извращенной, предавшей саму себя Европы. Лапид осуществил мужественную для себя и своей карьеры попытку не просто покритиковать толерастию на ее же деньги, но отвергнуть ее всецело, гнушаясь ей и ее культурой. И пусть другие герои «Синонимов» получились мелковатыми в сравнении с раздираемым противоречиями Иовом (обратите внимание на его имя, имя многострадального ветхозаветного праведника), но они - все его двойники, такие же неприкаянные, бытийно неустроенные люди, как и он сам, как все мы. И пусть герой так и не нашел того, чего хотел, он уже сделал ощутимые шаги на пути к обретению себя, которое невозможно без обретения Родины, веры и родного языка.

katerinabil • 26 апреля 2019 в 20:25

Красота в глазах смотрящего

«Если бы я узнал, что никогда не создам ничего фундаментального, то я бы убил себя»... «Синонимы» — новая сенсация российского проката. Я успела посмотреть этот фильм дважды до официальной премьеры и хочу поделиться своими наблюдениями об этой феноменальной картине и о тех, кто ее посмотрел. О режиссере: Для Надава Лапида фильм очень во многом биографичен: он, как и главный герой, служил в армии (и даже, к стыду своему, получал от этого удовольствие), уезжал в Париж и пытался стать настоящим французом. «Сегодня на все это я смотрю под другим углом. В начале фильма Франция для главного героя — это легенда. Из худшей страны мира он бежит в лучшую. Для меня Франция была местом, где предпочитают разговор, дискуссию, анализ. Люди там ценят чувства, тонкость человеческой натуры. Им нравится задавать вопросы, находить на них ответы. Это то, чего вообще нет в Израиле». О наготе: Давайте сейчас поговорим откровенно. Вас пугает/смущает обнаженка на экране? Почему? Что вы в этом видите, кроме обнаженного тела (в данном случае, с объективной точки зрения, еще и очень красивого)? Давайте подумаем, с каких пор голое тело в кино стало предметом таких жарких споров. Послушаем размышления самого режиссера: «В фильме фокус направлен на одного человека, и важно увидеть не только его душу, но и его тело. Наше тело — это все, это мы. Поэтому нагота очень логична. Но в то же время нагота создает у зрителя чувство дискомфорта и одновременно волнует. Этот шок, это впечатление — очень правильная вещь для кино». Шок и дискомфорт. На мой взгляд, не нагота должна шокировать публику, а модная одежда героя. Присмотритесь, и вы заметите, что это настоящая маска, щит для героя. Пока он в пальто Kenzo — он обычный француз со своими повседневными заботами и делами. Но как только пальто оказывается на полу, перед нами предстает совершенно другой персонаж. Обратите внимание на сцену, где он кричит на Каролин, где он разговаривает с Эмилем, или где он участвует в модной съемке. Без своего пальто и своих считалочек-синонимов Йоав не француз, а его жизнь кажется лишь беспорядочным калейдоскопом событий. Какой она и есть на самом деле — без иллюзий и без обманов. Пара слов о публике: Публика в кино всегда делится на тех, кому кино понравилось и нет. Однако после сеансов этого фильма в воздухе практически трещало электричество. С одной стороны (для поборников морали и сугубо традиционного кинематографа) «Синонимы» получились слишком затянутыми, а сцены с обнаженным Томом Мерсьером вызывали чувство неловкости и отторжения. Завуалированные и полные аллегорий события фильма все больше запутывали, чем давали ответы на бытовые вопросы и приводили в тупик тех, кто искал логику в поведении героя. С другой стороны, для тех, кто терпеливо растил свое чувство прекрасного на авторском кино, арт-хаусах и старой классике, фильм Надава Лапида «Синонимы» стал своего рода прорывом. Режиссер после долгих поисков и открытий сумел передать насыщенное внутренними событиями и столкновениями осознание себя, переход от отрицания мира к отчаянию и сожалению о нем, от трепетного и робкого восхищения к грубому насилию и фигуральному уничтожению прекрасного. Если говорить чуть проще: через гениальное соединение визуального, звукового и смыслового ряда режиссеру удалось рассказать безупречно красивую историю о том, как со стороны выглядит попытка бегства от самого себя. 10 из 10