Рецензии. Недобоги

Вкушающий • 19 мая 2021 в 23:16

Мир — как склеп. Люди — словно навозные черви.

- Вот это и есть твои Чернокоровичи. - Молчат. Почему они молчат?... Ай-яй-яй-яй-яй... А ведь здесь люди жили. Один к одному. Как у человека зубы. И никто никому не мешал. Немецкие колонисты и русские, украинцы, поляки, белорусы. Никому не было тесно. Всем была работа. Какие здесь были ярмарки... Какие ярмарки! И ты мог выпить немецкого густого пива, купить макитры у украинского гончара или хорошие цинковые ночвы у старого еврея, чтобы купать своего младенца... 'Обратной дороги нет', 1970, реж. Г. Липшиц Сказочный гротеск потрясающий своими первыми кадрами. Сумерки цивилизации выродившейся совершенно. Обломки помпезного величия устремлённые столбами пустых глазниц в небо. Кариесные, безмолвные, безжизненные. Что перед нами? Где мы? Это Париж? Лондон? Мадрид? Рим? Берлин? Может ли наш мир выглядеть иначе? Наш привычный мир? Архитектурные композиции высоток - жилых, административных строений на которые в привычном, обыденном ритме совершенно не обращаешь внимание. Ну, стоят себе, и - на здоровье. Пусть дальше стоят. Мне то что? На разбитые клумбы газонов в ухоженности приглядной флоры, смотрим? Или, скажем, на шум и гомон птиц, снующих по делам в широте проспектных автострад. На потоки машин, толпы людей, солнечный свет, смурную тучу накрывающую дождём...Просто так. Остановившись и вглядываясь в красоты, в красоту? И ещё массу всяких привычных мелочей, от которых не холодно и не жарко. Привычка налагает на нас свой отпечаток - не замечаем, не видим. А между тем, всё это, очень хрупко. Всё 'это'! ...и вот однажды мир рухнул. Тот, каким мы его знали - перестал существовать. 'Недобоги' - а в иной вариации - 'Подземные боги', как раз об этом. Тут, - как говорят русские, - словно Мамай прошёл. Ядерная зима причиной, с обменом ударов великих держав? Возможно. Почему нет? И груды развалин - куда не кинь взгляд. Всюду. Везде. Пыль бетона, грязь штукатурки, вспененный асфальт полопавшимися трещинами, груды камней, хлама-лома. Серость тона однообразием пейзажа. А люди? Что стало с ними? Остались? Выжили? Как это было в 'Осеннем марафоне' Георгия Данелия? 'Горестная жизнь плута. Земля была беспорядочно замусорена, уродлива. Консервные банки, клочья газет, мотки проволоки валялись на ней. Между чёрными столбами были протянуты верёвки, на них весело серое бельё. Старик в белой одежде...' Да-да, некий сюрреализм, развергшимися чертогами. Тогда, там - и сейчас, здесь. Визуализированный. Мчит, по когда-то шумному проспекту, колоритный Студебеккер. Рёв мотора лишь вспарывает ужасающую тишь. Грузовая будка катафалка, скорой помощью (первая злая ирония режиссёра). Две нечёсанные, немытые рожи в салоне. Грязные, прокопчённые, чумазые. Медбратья они? Да, так, как будто бы. Трупы подбирают с улиц. Доходяг высматривают. Лежит - стало быть окочурился. Пора его к другим мытарям в компанию определять. Так что? Раз-два, взяли? Месиво из людских тел в багажном отделении этой телеги... А дальше истории людей с мерзостями души которые они-мы, периодически выпускаем на свободу, погулять. Что есть ревность? И как она выглядит? Желаете взглянуть? Режиссёр приготовил этюд. А с жадностью пригодилось соприкасаться? Да ещё и с подлостью увязанной? Что ж, смотрите тогда, что из этого может получиться. Стадность обалванивая толпы в массовом оглуплении - следующей зарисовкой... Ну и так далее. Уродливость мрачной сатиры на полтора часа. Босх, Иероним, нетленными шаржами на мир человеческий напоминанием о себе. 7 из 10

cine-aghori • 27 ноября 2021 в 12:28

Апокалипсис сегодня

Прокатившийся по нескольким международным фестивалям якобы независимого кино, яркий полнометражный дебют молодого испанского фотохудожника и режиссера (работающего в Англии) тихо опустился на дальние полки сетевых хранилищ, так и не получив ни одной награды, на которые его номинировали в Монреале, Кливленде, Глазго и Таллинне. И если незаурядную художественную составляющую фильма, как и убедительную игру всего актерского состава скромно отметили, то его концептуальную часть – судя по довольно многочисленным отзывам кинокритиков (преимущественно британских) – совершенно не поняли. Отсутствие у Undergods призов – явление в современном мире некоммерческого кино показательное. Наиболее ценным критерием успешности работы теперь является уровень шока от просмотра. На втором месте идет затейливость сюжетных ходов, зачастую неотличимая от их вычурности, но вполне заменяющая судьям оригинальность киноязыка. На третьем месте располагается всё остальное, существенной роли в оценке, впрочем, уже не играющее. Поскольку Undergods выигрывают, в первую очередь, по последнему из перечисленного (не избегая, однако, время от времени встряхивать искушенного зрителя недетскими откровениями и радуя свежестью сюжетных взаимосвязей), призов они не удостоились: учись, мальчик, убивать изощреннее и бессмысленнее, не жалей кетчупа, а тем более зрителя, и у тебя появится шанс помахать остальным веточкой победителя; вот посмотри на мамзель Дюкурно, которая со своей твердолобой титановой тварью и пафосными идейками в красочном томатном оформлении заткнула за пояс ноющего Каракса!.. (Да, про независимость площадки в данном случае, конечно, говорить не приходится, но в разряде 'арт-хаус' пример победы надуманной пустышки над шедевром разительный). Но недобог с ними, с наградами; в конце концов, ценность произведения искусства определяется не прицепленными к нему медальками. Куда печальнее то, что жанровая неопределенность Undergods смешалась для критиков с неопределенностью концептуальной. Ярлыков, правда, всё равно навешали, вплоть до такого фантастического, как 'научная фантастика' (??), но в целом сошлись на том, что это 'жуткая апокалиптическая антология в сложно определимом жанре и с не совсем понятным смыслом'. А один великобританец обнаружил здесь пародию на современную политическую ситуацию в Соединенном Королевстве. Любопытная теория, хотя есть некоторые сомнения в том, что испанец так сильно проникся английским юмором. Насколько бы парадоксально (или глупо) это не звучало, но основная идея фильма Мойи оказалась настолько проста, что ее просто не заметили, имея привычку копать вглубь, а не смотреть вширь, и устраивать колодец даже там, где рядом течет чистый ручей. Главной помехой тут выступает восприятие Undergods именно как антологии, хотя видение здесь грядущего апокалипсиса или абстрактной антиутопии (некоторые угостили и таким штампом) не менее губительно для непредвзятой оценки этой работы. Удивительно то, что хотя и поданные в довольно резких переходах, рисуемые режиссером миры воспринимаются критиками как бессвязно существующие, тогда как Мойя, имея возможность создать действительно антологию, совершенно определенно связал их в цельное пестрое полотно, не видеть которое в своем единстве – всё равно что не иметь возможность прочесть какое-нибудь слово, составленное из детских кубиков, по одной буковке на каждом, и, забыв об элементарном внимании, разбрасывать такие предметы по углам комнаты. Режиссер наивно посчитал, что взрослые справятся с поставленной им несложной задачей, ибо отсутствие прочного клея между этими кубиками вовсе не является следствием его лени или скудости фантазии, а намекает зрителю на иллюзорность границ тесно соседствующих миров и быстроту возможного перехода между ними, апофеозом чего является вариант знакомства двух господ с миром собирателей трупов. И в этой прямой взаимосвязи пространств существования героев, мир условного постапокалипсиса Undergods перестает быть перспективой возможного будущего человечества, но становится 'апокалипсисом сегодня': в сути своей похожим и на явленный нам в известном одноименном, совсем не фантастическом, фильме, и таким, какой сегодня показывают в отрывочных кадрах военного репортажа с очередной и бесконечной человеческой бойни. Да, всё это существует совсем рядом с нами, и в гораздо более страшном виде, чем в фильме испанца; только покуда запах пороха, свист пуль и крики насилуемых не достают нашего окна, мы, за текущими заботами, страстями и развлечениями, вспоминаем об этом лишь в кино. Не драматизируя детали, но и не доводя свою печальную иронию до откровенного фарса, режиссер показывает не только эту нашу забывчивость и наше подсознательное неприятие вернувшихся из ада, но и напоминает о том, что в своих мелочных заботах и пустой жажде наживы мы не ценим имеющееся, потерять которое можно гораздо проще и неожиданней, чем нам кажется. Используя минимум компьютерной графики и пренебрегая спецэффектами, не спекулируя насилием, но делая ставку на свое исключительное восприятие пространства и объектов съемки как фотохудожника, Мойя уверенно создает выдержанное для каждой линии повествования ощущение погружения в страшную сказку на грани с реальностью. Загадочная в предугадывании, но простая в воплощении, полусказка эта обдает зрителя инфернальным холодком, усиливающимся от местами намеренно абстрактной относительно сценографии негромкой музыки в стиле синт-попа начала 80-х, написанной специально для этого фильма и являющейся еще одним связующим элементом его частей. Тему тотального взаимопроникновения Мойя с иронией зашифровал и в названии фильма. Перевод undergods на русский как 'недобоги' звучит хлёстко и интригующе, и в общем контексте действительно близок к тому, что пытался вложить сюда режиссер. Во всяком случае, возможные здесь варианты 'подбогов' и 'подземных богов' явно хуже. Но интересно еще обратиться к переводу undergods на язык страны, где разместились основные локации фильма, ведь название его для местного проката явно обсуждалось с режиссером. Эстонское Alljumalad – это придуманное словосочетание, в котором окончание первого слова является началом второго, что в близко к дословной интерпретации их составляющих можно обозначить как 'больные боги', а в орфографически-смысловой – скорее как 'боговно'. Тут, вдруг, обращаешь внимание на то, что и в искусственном undergods спрятан незаметный с первого взгляда глагол undergo (испытывать, подвергаться), что существенно разнообразит не столько смысловую нагрузку исходного названия, сколько его восприятие как слова просто составного. Так или иначе, пытаясь рассуждать о названии фильма в контексте его содержания, на ум приходят всем хорошо известные строки из Бытия о том, по чьему образу Бог создал человека; человека, в свободе выбора своих действий равного богу, но в действиях своих беспрерывно его и себя оскорбляющего, забывшего собственную божественную природу и погрузившегося во все темные земные грехи. Вот и получаются 'недо', 'больные' и прочими подобными приставками и эпитетами характеризуемые боги. И пока эти 'людикие' создания остаются во тьме свой дикой неосознанности, любой из них должен быть готов к тому, что стеночка его уютной спальни может в одночасье рухнуть, а за ней окажутся товарищи Z и К с их уже менее уютным грузовиком и уже совсем неуютным миром.