Рецензии. Пассажирка
Анджей Мунк – один из самых ярких представителей польской школы кинематографии середины 1950-х — начала 1960-х годов, черпавшей вдохновение в итальянском неореализме, трагически погиб в автокатастрофе 20 сентября 1961 года по пути на съемки своей пятой и, как уж вышло, последней полнометражки «Пассажирка». Фильм по повести Софии Посмич остался недоснятым, а соратник Мунка Витольд Лесевич собрал все, что есть, снабдил своими краткими комментариями и выпустил на экраны спустя два года, по сути, ничего не меняя. Закадровый голос сообщает о том, что задачи продолжить режиссерскую мысль с того места, где она оборвалась, не стояло, и никто не решился взять на себя право ответить на поставленные Мунком вопросы. Комфортабельный пароход подобен острову во времени. Когда кругом лишь плеск волн и бескрайняя поверхность океана, когда прошлая жизнь осталась далеко позади, а будущая еще и не думала показываться за горизонтом, есть только незамутненное беспечное сейчас. Пассажир сам подобен острову в отрыве от привычных людей, связей, отношений, привычек и уклада жизни. Однако минувшее имеет удивительное умение настигать даже в самых неожиданных и укромных местах. Немка Лиза, возвращающаяся на родину спустя несколько лет после окончания Второй мировой вместе со своим американским мужем, внезапно замечает во время остановки в английском порту женщину, чье лицо ей до боли знакомо. Дама поднимается на борт, и Лиза с ужасом узнает ее. Следующие минуты мы слушаем короткий, но проникновенный рассказ героини, ее откровенные признания мужу об узнице Освенцима Марте и о своем бесславном нацистском прошлом. Лиза рассказывает, как летом 1943-го ее определили на должность надзирателя, как прониклась она к одной из заключенных самоотверженной симпатией, как выгораживала ее, как спасала от смерти и как устраивала ей тайные встречи с женихом Тадеушем из соседнего блока, пока оба влюбленных, уже без участия Лизы, ни оказались в «бараке смерти»… Сцены на корабле отсняты так и не были. Сохранились лишь некоторые рабочие материалы, которые и вошли в финальную версию картины. Поэтому зритель то и дело наблюдает некое подобие комикса – слайд-шоу из кинокадров с крупными планами, выразительными застывшими эмоциями героев. Он сам может дофантазировать, какие сцены могли бы произойти между двумя этими женщинами по прошествии стольких лет. Однако фильм не пойдет по болезненному пути «Ночного портье» к обнаженному нерву, и, вместо того чтобы развязать эмоционально-психологический конфликт в настоящем, режиссер снова с головой погружает нас в прошлое, пробуждая вторую, качественно иную серию воспоминаний. Это уже не отчаянные оправдания героини перед пораженным мужем-американцем, приукрашенные и преувеличенные, – это дотошный самоанализ, глубокий внутренний диалог со своей противоречивой натурой, желание докопаться до истинной сути событий, что так усердно и остервенело вымарывались из памяти, признаться себе самой в совершенных грехах, переосмыслить мотивацию своих поступков и дать оценку своим действиям… Вспомнить, как все было на самом деле. Рассказанная Мунком история двух женщин – простая и приземленная. В ней нет того размаха и эпичности, моду на которые в 1993 году введет Спилберг, а в 2002-м продолжит Полански. Нет романтизированной трагичности «прекрасной» жизни за колючей проволокой, запущенной на экран в 1997-м Роберто Бениньи. Концлагерь в «Пассажирке» – не минорная схематичная декорация, как в «Склонности» Матиаса и не прячущийся за кадром жуткий символ нацистской чумы, как в «Мальчике в полосатой пижаме» Хермана. Это степенное, сдержанное, повествовательное кино, в котором, однако, есть одна десятисекундная сцена, представляющаяся наглядной квинтэссенцией настроенческой подложки всего фильма, – как то самое мимолетное кроваво-красное пальтишко на фоне трехчасового черно-белого «Списка Шиндлера». Маленькая еврейская девочка подбегает к караульному в эсесовской форме и радостно гладит по голове его овчарку. Немец слегка наклоняется к ребенку и на секунду расплывается в широкой добродушной улыбке. Ровно на секунду, после чего резко делает каменное лицо, выпрямляется и неосознанно озирается по сторонам. Через полвека после выхода «Пассажирки» на экраны поставленные Мунком вопросы – те самые, что не нуждаются в поспешных ответах, – по-прежнему актуальны. О шансах совести и чести оказаться убедительнее зависти и властолюбия на чуткой чаше весов вечной дихотомии добра и зла. О том, чем верность Родине отличается от служения режиму, о нравственной дилемме между механическим выполнением приказов и проявлением искреннего сострадания. О том, что история – наука, в которой нельзя ограничиваться только черными и белыми красками, о том, как ветвисты, многогранны, а порой биполярны трактовки прошлого, о том, как зыбка, изменчива и податлива человеческая память. И, к гадалке не ходи, вопросы эти будут актуальны еще долгие и долгие лета, примерно до того момента, пока мы не наберемся достаточно мудрости, чтобы не повторять своих ошибок.
Удивительный, единственный в своем роде фильм. Восходящая звезда польского кино, 40-летний режиссер Анджей Мунк во время работы над картиной погиб в автокатастрофе: не вписался на своем авто в поворот. Работу, значительная часть которой существовала только в задумках, взялись закончить второй режиссер Витольд Лесневич, писатели Зофья Посмыш и Виктор Ворошильский. При этом, они не стали ничего доснимать! Действия фильма начинаются на трансатлантическом морском лайнере. Некая еще моложавая дама Лиза путешествует со своим мужем. Вдруг Лиза видит женщину, которая поднимается по трапу на корабль. На минуту их глаза встретились. Ах! Лиза вынуждена сознаться наивному супругу: ее история о пребывании в Освенциме не совсем такова, как подавалась невестой изначально. Да, она была в лагере смерти, но надзирательницей. И теперь ей не избежать встречи с одной из узниц – с Мартой. Вся эта завязка представлена в фотографиях и с закадровым текстом, написанным Ворошильским. Мунк не снял того, что происходило на корабле в современности. Зато он в тонкостях проработал происходившее в лагере. Эсесовка Лиза внутренне пытается оправдать себя. Мол, хотя она и работала надзирательницей, но, как могла, помогала заключенным. Например, полячке Марте. В какой-то момент она даже разрешила Марте увидеться с женихом, который также оказался среди заключенных. И что же Лиза получила взамен? Ничего кроме презрения. Лиза старается интриговать, вести психологическую борьбу с Мартой. Для нее происходящее – что-то вроде производственной истории. Для Марты – борьба за человеческое достоинство. Лиза играет, Марта – сражается. Мунк представил фашизм в масштабе одной, не самой сильной личности. Его истории – желание верховенства одного человека над другим. И не важно, где и за что идет борьба. И нет оснований быть уверенным, что будет сделан правильный вывод, и подобное не повторится. Очень сильная, атмосферная работа. И спасибо коллегам Мунка, которые ничего не стали добавлять к сказанному, разбавлять эту концентрированную драму о смерти и любви. 10 из 10
Мунк погиб в автокатастрофе не закончив фильма и его помощник постарался восстановить режиссерский замысел. Идея весьма интересна: на теплоходе встречаются две женщины. Одна с мужем, вторая - одна. Они так и не поздороваются друг с другом. Замужняя делится с мужем откровенным рассказом о концентрационном лагере, в котором как выясняется она была надзирателем. Рассказ откровенен, и муж разделяет муки и переживания своей жены. Но вскоре мы получаем второй рассказ - она уже делится с собою событиями минувших дней, в которых все не так уж и гладко... 10 из 10
Фильм - неоконченный из-за смерти режиссера рассказ от имени надзирательницы Освенцима, вернее два рассказа - тот, что был реален в то время, когда происходили описываемые события, и тот, что создался в послевоенную атмосферу, маскируя прежние чувства и превращая их в удобные нынешнему времени. Я считаю, мне очень повезло видеть его после того же самого 'Ночного портье', так как он развенчивает всю романтизацию образов, при этом не приходя к некоторой в своем роде трешовости 'Волчицы СС'. Вместе с естественным посылом о неприемлимости забвения преступлений 'простых солдат, исполняющих приказы', я бы видела в нем и стремление показать фатальное влияние окружающего мира на внутренний мир человека, потому что, как мне кажется, автор мог бы согласиться, что без встречи со своим 'прошлым' - ярким его лицом, воспоминания Лизы так и остались бы не тронутыми, так и сохранились бы в измененном виде приемлемых для образа благополучной дамы своего времени. Основным в этом смысле произведения я предложила бы считать комментарии к снимкам с парохода - о том, что на этом судне царит 'сейчас', в абсолютном отрыве от прошлого и будущего; если такой отрыв возможен - то обязательно ли возвращение? 10 из 10
Анджей Мунк, чья жизнь внезапно оборвалась на съёмках этого фильма, оставил нам(зрителям) не так много из своего наследия. Четыре короткометражки, пять полных метров и этот незаконченный шедевр, словно 'Реквием' Моцарта, законченный его товарищами-коллегами уже после смерти польского автора. Тем занятнее, что именно фрагментарной и неровной 'Пассажирке' суждено будет стать его визитной карточкой и получить максимальное признание во всём мире, став самой узнаваемой из его картин. Тема послевоенного синдрома, актуальная в польском кино 50-60-х, в стране которая большую часть Второй мировой была условным(и не только) концлагерем, даёт зачатки того, что значительно позже, уже в 70-80-е прорастёт в соцреалистические драмы морального беспокойства. Обличение и оправдание поступков человека в экстремальном состоянии 'мировой бойни 40-х', в ленте Мунка, носит черты экзистенциального начала. Выходя также на новый уровень прочтения противопоставления 'хозяин-раб'. А ведь это вовсе не звериное, а вполне себе человеческая особенность- властью обличённым подавлять простого или слабого. Нигде, во всём царстве фауны, ни одно животное другое не подчиняет. Красавица эсесовка, в экзальтированной форме, весь фильм мучается совестью- 'ну я же всячески оберегала её', свою 'подопечную'-заключённую. А противостояние характеров помимо прочего разделяет колючая проволока, но ведь каждый имеет право на человечность. В подтексте ленты маячит намёк лесбийского характера, но это так явно считывается, только с расстояния нашего 'извращённого времени'. Документ-эссе, смонтированный в лучших традициях континентальных 'новых волн', совершенно не тормозит 'динамика нарезки кадров', с чередованием фото-стопов и сцен которые режиссёр успел отснять. Скорее это ещё больше заставляет зрителя мыслить, включая образное восприятие. Спустя двадцать лет, японец Нагиса Осима, снимет эталонную драму о противостоянии тюремщика и заключённого, невольно повторив идею своего польского коллеги, но это уже совсем другая история... 8 из 10