Рецензии. Пепел и алмаз
Воспитание бойцовского характера – дело долгое, кропотливое, можно даже сказать, личное. Ненависть как инструмент воздействия обычно недолговечна. Выживший на поле брани солдат однажды спросит себя: «А куда же дальше?» Польша, как никакая другая восточноевропейская страна, пропитана пожарищем бесконечных вооруженных конфликтов. С трех разделов Речи Посполитой и до последних месяцев Второй Мировой здесь по-хозяйски обитал дух непокорности. Находясь в разное время под разным управлением, поляки привыкли вести войну, а для многих она становилась и главным смыслом в жизни, и местом, где немногочисленные таланты могут найти достойное применение. Завершение очередного сражения не приносит удовлетворения таким людям. Война оканчивается, а борьба – нет. И если не находится достойного противника, то велик риск, что человек начнет противостоять самому себе, своей душе, раздираемой трагическими образами прошлого, точно гвоздями. Когда нечего вспоминать – легче жить. Эту мысль бывший боец Армии Крайовой, а ныне исполнитель радикальной антикоммунистической оппозиции услышал не на службе и не от друга-командира. Мачек допустил ошибку, приговоренный остался жив, а сам он теперь – заблудшая душа, пытающаяся обрести временное успокоение в объятиях случайной знакомой. Удивительно, но простая барменша способна сформулировать трагедию профессионала своего дела лучше него самого. Мачеку не поздно свернуть с рокового пути, как подсказывает здравый смысл. Война окончена, Польша празднует, и в роскошном отеле вермут льется рекой. Однако истинная сила присяги становится ясной тогда, когда у солдата нет в руках оружия, а перед его глазами красивое лицо мирной жизни, где нужно найти место и для себя. В картине Анджея Вайды нет фатализма, но есть патриотические чувства, обретшие самостоятельность и способные диктовать каждый следующий шаг, как самый важный в новой послевоенной жизни. Фильму необязательно грохотать канонадой артиллерийских снарядов или показывать перемалывание танковыми гусеницами несчастных солдат, чтобы передать все ужасы войны. Подсчет тел погибших – дело статистики, а количество покалеченных душ никакому исчислению не подлежит. Видный парень приятной наружности, вынужденный часто носить темные очки – личность, существующая в своем особом измерении. Збигнев Цибульский воплотил еще одного представителя «потерянного поколения», для чего ему, в отличие от Хемингуэя или Фитцджеральда, не потребовалось писать романов. Книги открывают душу так, что читатель непременно почувствует трагедию автора, а Мачеку достаточно извлечь из армейского рюкзака помятую алюминиевую кружку и попросить официанта налить праздничной водки. Одна короткая сцена говорит о драме человека куда лучше долгой исповеди. Воспоминания, грудой булыжников давящие на психику «проклятого солдата», неотделимы от него самого, и в этом трагизм положения всей Польши. Страна еще со времен восстания Тадеуша Костюшко страстно жаждала свободы, независимости и значительного европейского влияния. По воеводствам регулярно разносились смелые декларации классового равноправия и всеобщего единства – но мало кто по-настоящему понимал, а что со всем этим новообретенным богатством делать? Военное мышление очень непросто перестроить на гражданское, как ни крути, оно гораздо шире и сложнее. Находящаяся в перманентном идеологическом и ментальном искании, полном хаотичности, теперешняя Польша не так уж сильно отличается от самой себя, экранизированной Вайдой, поэтому «Пепел и алмаз» можно с полным правом считать нестареющей лентой. Это тем более справедливо, что в основе ее лежит национальная боль, увязанная с мечтами о естественном человеческом счастье и покое. Хотя бы для тех, кто выиграл собственную войну. И пусть радость победы омрачается «пролетарскими» загулами, чему не помеха шикарные апартаменты или гордо лежащий флаг, а любовь к измученной оккупацией стране от этого не тускнеет. В заключительной части «военной трилогии» Вайда направляет тяжело сражающегося со своей сущностью солдата не по местам боевой славы, а туда, где к нему может прийти прозрение. Начертанное в мемориале костела стихотворение Циприана Норвида, давшее название фильму, шокирует похлеще неудачного покушения на коммунистическую «шишку». Можно только гадать, сколько десятков образов мелькнуло в этот момент перед больными глазами Мачека. Сложно не заподозрить режиссера в беспримерном гуманизме, без которого не было бы настоящего патриотизма. В тоже время, Вайда с армейской решительностью доносит мысль, что не все раны заживают, что каждый рубец способен вызвать омертвление тканей, и необязательно в физиологическом смысле. После такого открытия признает свое поражение любая романтика, а чувство долга поднимает голову. Не в пример каноничному образу Джеймса Дина, Цибульский не выглядит бунтарем по призванию, скорее его сделала таким война, заменив интеллигентное будущее. Существование (это вряд ли можно назвать жизнью) Мачека сравнимо с долгим лазанием по катакомбам, конца которым не видно. И если по окончании неприятного, дурно пахнущего путешествия глаза еще можно спрятать под стеклами, то с расходящейся трещинами душой сделать что-то почти невозможно. Полонез Огинского, задействованный Вайдой, без которого вся Польша воспринималась бы как-то иначе, звучит с особым смыслом. «Прощание с Родиной», но не прощание с мечтами о Родине, какой бы изувеченной она ни предстала после войны. Два любящих сына своей отчизны, Мачек и Збигнев Цибульский, закрыли все долги перед нею, но как мы помним, это конец только войны. Борьбе понадобятся свои солдаты – о настоящем мире по-прежнему остается только мечтать.
Воодушевившись просмотром интересного греческого фильма 50-х годов, я решил посмотреть еще кое-что из того же десятилетия. Это был последний фильм в польской программе, который не внушал мне доверия уже одним только постером. Хотя была маленькая надежда на высокий рейтинг. Но интуиция меня не подвела. Абсолютно не мой жанр. Кое-как высидел злосчастные сто минут, борясь со скукой. Действие разворачивается в Польше в последние дни Второй мировой войны. Немцы капитулировали, а поляки начали делить власть между собой, убивая уже друг друга. Два агента из Сопротивления должны устранить коммуниста Щуку, но они перепутали машины, поэтому под обстрел попали обычные рабочие. А Щука отправился на банкет, где собравшиеся чиновники и интеллигенция празднуют окончание войны. У Мачека появляется шанс исправить свою оплошность. Он снимает соседний номер и в ожидании подходящего момента флиртует с девушкой из бара. Не помешают ли ему личные дела в выполнении задачи? Об этом вы узнаете, если не заснете, убаюканные однообразной музыкой. Фильм просто нереально скучный и монотонный. Почти все время томишься в ожидании хоть какого-нибудь будоражащего действия. Наверное, он нравится только тем, кто очень сильно любит историю. Лично у меня он вызвал апатию по отношению к обеим сторонам. Главный герой вообще жутко раздражал. Если я еще могу поверить с натяжкой, что из обычного студента он сделался чуть ли не первоклассным киллером, то в его прозрение от любви за несколько часов я отказываюсь верить. Его диалоги с Кристиной какие-то несуразные, кроме цитирования стихотворения, давшего фильму название. Сама любовная линия кажется притянутой за уши. В прочем, нелепых моментов и без того хватает. Например, разумное замечание уборщицы туалетов о том, что гости блевать не пойдут, ибо сначала речи будут толкать, старый алкоголик-редактор, 'стрельба' из огнетушителя и т.п. Все хвалят Збигнева Цибульского за актерскую игру, но она явно оставляет желать лучшего. Финальная сцена довела меня до истерического смеха. Разве это убедительная игра? Это кривлянье на камеру. Хорошему актеру недостаточно быть просто красивым. В общем, не знаю, как другие смогли разглядеть тут алмаз. По-моему, это пепел. Уж точно далеко не самый лучший польский фильм. Мне их современный кинематограф гораздо ближе по духу и восприятию. А подобные фильмы я не люблю. Не мое. 1 из 10
Удивительно, что в лучших фильмах о войне часто отсутствуют собственно кадры войны. Но это кажется удивительным лишь на первый взгляд, ведь настоящие драмы происходят не только в окопах и сменяющих друг друга атаках и отступлениях, но и в человеческих душах, искалеченных всеобщим безумием, и отчаянно пытающихся справится с потрясениями. Вот и в одном из самых главных своих фильмов еще молодой тогда режиссер Анджей Вайда обходится без обычных атрибутов военных фильмов, ограничиваясь лишь мирно шагающими по безымянному польскому городу колонами советских войск. За окном первая декада теплого мая 1945 года, а по радио уже вовсю гремят сводки об окончательном крушении империи Гитлера, но Польше, одной из основных жертв этой войны, только предстоит строить цивильную и мирную жизнь. Страна так и не может преодолеть собственные внутренние противоречия, и до сих пор расколота по линии Армии Людовой и Армии Крайовой. И хотя действующая власть пытается создать видимость благополучия и развития, к состоянию покоя и единства полякам еще далеко. Режиссер улавливает этот момент в своем фильме, который актуален и в наши дни, так как поднимает вечно животрепещущие темы национального единства и раздора. Главного героя в исполнении секс-символа польского кино Збигнева Цибульского можно считать предтечей Мишеля Пуаккара. Как и в программном фильме Годара, герой вынужден слоняться по чужому городу после совершенного преступления, влюбляться и осмысливать собственную жизнь. И если у Годара случайная жертва агрессии полицейский, то у Вайды это двое рабочих цементного завода, по ошибке принятые за партийных функционеров, на которых радикальная оппозиция выписала лицензии на убийство. При этом завершающие кадры обеих фильмов удивительно похожи по духу, но если француз на последнем дыхании вдохнул новую жизнь в европейский кинематограф, то поляк лишь дал знать о том, что поляки, в условиях социалистических реалий, все еще могут мыслить в ногу со временем. Фильм Вайды подкупает огромным человеколюбием, ведь режиссер не решается ни осуждать, ни проповедовать. Каждый из героев Вайды двойственен, и если их внешние маски вполне обыкновенны, то внутренние портреты отличаются особой глубиной, и каждый омрачен личной драмой. Характерно, что большинство событий крутится вокруг бара, в котором разные сословия польского поствоенного общества пытаются оторваться от реальности, флиртуя, дискутируя и запивая горестные думы вермутом и наливками. Основная мысль, проводимая Вайдой сквозь фильм, в том, что истинная трагедия войны не столько в понесенных жертвах и в экономических утратах, сколько в том, что она оставляет после себя множество одиночеств. И эти неприкаянные души, словно призраки в телесной оболочке, еще долго будут шататься по новой и непонятной теперь для них стране, не имея ни малейшей возможности хотя бы в последней раз поклониться канувшим в Лету местам довоенного счастья.
«Тут дьявол с богом борется, а поле битвы — сердца людей», - сказано у Достоевского. Если вам мало хрестоматийных пассажей, то вот химическая метафора: на излёте семнадцатого века было обнаружено, что при сильном нагревании алмаз сгорает, как уголь. То есть, от драгоценного камня до пепла – один шаг. Действие фильма Анджея Вайды «Пепел и алмаз» разворачивается в мае 1945 года. Если для нас, Советского Союза, ситуация в те дни была предельно ясна, то для Польши это время обернулось смутой и безвременьем, потерей всех и всяческих ориентиров. В этой каше и варятся главные герои – террористы. Ещё недавно они были героями Сопротивления и стреляли в фашистов, теперь пальба продолжается, только по коммунистам. То есть, по своим. Что поражает в фильме, так это неповторимая передача атмосферы того времени и – что важно – того места. После фильма Вайды трудно вообразить какую-то другую Польшу, без этих обшарпанных стен, закрытых костелов и тёмных улочек. Кроме воссоздания послевоенной реальности неприглядные детали быта несут в себе и смысловую нагрузку. Герои фильма мечтают о свободной Польше, о могуществе, о величии. Они закатывают роскошные банкеты, носят фраки, пляшут полонез, кивают на портреты в золочёных рамах. Но реальность выглядит жалко и отрезвляюще: фрачники из зала, где гремит пиршество, идут блевать в загаженный туалет, стены с портретами облезлы, а оркестр, выдувающий полонез, фальшивит. И в этом вся тщета гонора. То, что подаётся как алмаз, оказывается пеплом. Но это старая Польша. А что молодёжь? Вот главный герой, бывший студент Мацек. На первый взгляд, жизнь его лиха и насыщенна. Но что-то заставляет его прятать глаза за тёмными очками. Лишь только он их снимает (сцены с Кристиной), Мацек становится на путь постепенного прозрения. И становится понятно, что у этого человека очень непростое настоящее, захватывающее, но невозвратимое прошлое, а будущего нет совсем (его постоянные фразы типа «Кому сейчас можно доверять?» это подчёркивают). Всё, что он может делать теперь - постоянно скрываться и будить воспоминания. Да и те неверны: чтобы помянуть своих убитых товарищей, Мацек зажигает огни, но зажигает он их в стаканах со спиртом. Ну а что коммунисты? Они переживают за свою страну и хотят сделать её счастливой. Но пока есть Армия крайова, им приходится заниматься тем же, что делают члены банды Волка – открывать огонь по своим. И это опять трагедия: в плену оказывается родной сын секретаря парткома Щуки. Так кто же здесь пепел, а кто алмаз? Вайда не делит героев на хороших и плохих (на это работает музыкальное оформление картины, целиком состоящее из популярных мелодий тех лет – никаких лейтмотивов героев, никакого подыгрывания действию!) Но ближе всего к пеплу как раз оказываются террористы. Гибель коммуниста окрашивают огни салюта Победы, а печальный конец главного героя происходит под перестукивание вагонных колёс. Он обречён, и камера безжалостно фиксирует физическое умирание живого организма. Зачем ты в мир пришел? Что пепел скрыл от нас? А вдруг Из пепла нам блеснет алмаз, Блеснёт со дна своею чистой гранью… 10 из 10
Вторая мировая война, начало которой Анджей Вайда встретил подростком, на всю жизнь оставила в его памяти и трудах свой отпечаток. Разорванная на части, пылающая Польша, где все смешались в диком танце - армия Крайова, армия Людова – да каких там армий только не было, от украинских повстанцев до банд дезертиров. Извечная польская молодежь – от фильма к фильму одно бесконечное «потерянное поколение», что в девятнадцатом, что в двадцатом веке – всякий раз расплачивающиеся по счетам полузабытых прадедов, растративших независимость во взаимных дрязгах и усобицах, разменявшие ее на золото и титулы трех, разделивших прежнее большое государство, держав. Ирония судьбы – но именно военные воспоминания, искореженные детство и юность, дали миру режиссера, всю свою жизнь возвращающегося к воспоминаниям молодости, пытающегося допеть бесконечную песню, заполняющего ее пустые, пока, строфы с каждым десятилетием – в меру возможностей и конкретной политической ситуации. Чудо, что «Пепел и алмаз» вообще появился на свет. Что помогло этому – остатки кредита доверия от властей за свою первую, «идеологически выдержанную» ленту «Поколение» - тоже затрагивающую военную тему – только с позиций коммунистического подполья? Или внезапный каннский успех мрачно-символического «Канала»? Или может где-то в партийно-министерских коридорах приоткрылась форточка и ветер свободы на миг развеял затхлый идеологизированный воздух? Факт в том, что в конце пятидесятых в социалистической Польше вышел фильм о бойцах армии Крайовой, польского сопротивления, управлявшегося лондонскими эмигрантами. И пускай, для верности, в фильме присутствует коммунист, представитель новой, «народной Польши» - товарищ Щука, убить которого и должен главный герой Мачек, от этого не становятся менее заметными и ясными все многочисленные вторые, третьи планы, фиги в кармане по отношению к режиму, которые пан Анджей в изобилии разбросал по фильму. Сюжет прост и его можно свести к одному предложению. Два польских подпольщика должны убить коммунистического функционера. Остальное символы, воспоминания, образы, поражающие своей яркостью. Слезы сердца автора, излитые на пленке, плачь об ушедшей Польше, прощание со старой эпохой, отголоски и отрывки прошедшей войны. В этом и печальная, почти финальная сцена полонеза в полутемном ресторане в канун девятого мая сорок пятого года – когда персонажи-маски уходят в темноту под «Прощание с Родиной», освобождая место для игр нового мира, и опрокинутое распятие в разрушенном храме, где происходит одна из центральных сцен, и краткий, безнадежный роман на одну ночь и белые простыни на финальных кадрах, в крови убитого Мачека предстающие национальным флагом. И сам Мачек, яркий, быстрый, но потерянный, брошенный – умирающий в конце, как загнанный зверь, где-то на свалке – печальный мемориал идеалистам-подпольщикам и их судьбе. Тем, кто прошел катакомбы «Канала» и выжил там, но потом погиб от пули – немецкой, советской или своей, польской. Безумцам, идеалистам, рассчитывающим, что можно построить свободное государство в тисках сверхдержав. Впрочем, так же бесславно и бесследно уйдет и поколение современников фильма, затаившись по дальним углам и эмиграциям на пару десятков лет «подморозки», с тем, правда, чтобы выйти на улицы и смести-таки режим в «Человеке из железа». Черные солнцезащитные очки, джинсы, современная куртка Мачека, его поведение и жестикуляция, весь нетипичный для военной поры вид ясны для зрителя. Юноша, заброшенный из конца пятидесятых на вечность и дюжину лет назад, в безвременье весны сорок пятого. Да, Мачек - боец Сопротивления, но, одновременно, он и современник зрителя, сосед его, друг, Джеймс Дин с варшавской улицы. Такой же, как и зритель, запутавшийся в мирах и идеологиях, обычный парень. С помощью всего пары деталей режиссер осовременивает и делает ближе героя полузабытой уже, для молодежи, эпохи. Мачек, правда под другими именами, не раз еще предстанет перед зрителем в фильмах Вайды, от костюмированного исторического «Пепла», до мрачно-сюрреалистичной «Свадьбы» или печально-опустошенных «Барышень из Вилько». И пускай теперь его будет играть не рано ушедший из жизни Цибульский, а Даниэль Ольбрыхский – персонажи останутся те же. Генералы без армий, люди, родившиеся вне эпохи и надежд, доживающие без толку свое время. «Пепел и алмаз» - завершающий фильм в военной трилогии Вайды. По крайней мере задумывался таким. После сразу вышла «Летна», чуть позже «Пейзаж после битвы», «Корчак», «Страстная неделя». На деле закрыть все темы и смыслы, не обрывая героев на полуслове, удалось только в наши дни в фильмах «Перстенек с орлом в короне» и «Катыни» - только сейчас без идеологических приседаний и пауз режиссер смог высказаться ясно и четно о том, кто есть враг, кто предатель, а кто просто заплутавший в послевоенном мороке бедняга.
Станешь ли ты пеплом или будешь светиться ярко как алмаз? Главному герою этого фильма Мачеку суждено гореть как алмаз, даже если он и не хочет уже этого. Бороться с врагами в разной их интерпретации и оказаться на задворках мирной жизни - это не самая заветная мечта. Выполняя приказы, столкнуться с тем, что приказов больше нет. Нужно просто жить. А как? Если не знаешь мира, только войну. Война продолжается для героев, несмотря на День Победы, нужно бороться опять. Но сил уже нет. Бар в котором герои сталкиваются с Щукой - их провальным заданием, чем - то напоминает бар в «Касабланке», но без флера романтизма и надежды. Здесь как будто только отчаяние. И объятия любимой женщины, пусть такие не долгие, делают тебя воспарившем. Прогулки и чтение стихов, все что можно пережить в мирной жизни не раз, у Мачека будет только единожды. Он знает это как и она, как и его товарищ. Но товарищ - не друг. Сломленная жизнь и сколько таких жизней было и есть, когда двигаться нужно дальше, а дальше уже нет. Есть только задания, их слишком много, на место одного бойца придет другой, никто не уходит отдыхать, только на покой. Хочется обратить внимание на дизайн костюмов - главный герой одет не обычно для послевоенной эпохи, он как будто попал в нее из машины времени и в тоже самое время, этот образ вечен. Образ потерянного поколения. Одна из запоминающихся сюжетных линий - пир на костях. Новые главы правительства устраивают пир, хотя еще не успело все успокоиться, главное сейчас, а не потом. Без сожаления и сострадания к другим. Тогда как двое людей, стоя возле барной стойки, наливают и зажигают огонь в память уже ушедших. И ужасно фальшивит оркестр, как практически все в этом баре. Как фальшив салют на фоне тела убитого. Но танец продолжается как и жизнь. Кто-то уедет продолжить бороться, кто - то продолжит свою жизнь, а кто - то с ней распрощается, став не пеплом, а сияющим алмазом. Пусть который и не будет оценен, возможно, никогда. Актерская игра - изумительная, это что - то за пределами. Сочувствие и попытки понять героев, погружением в атмосферу - все актерская игра, операторская работа и режиссура. Вайде затронул так много тем, так всколыхнул эмоции, что выключить и забыть не получится. Хочется посмаковать, подумать, прочувствовать. Безумно красиво и страшно, ведь нам показали судьбы десятка людей, а на самом деле их было сотни тысяч. И невозможно сказать кто хороший, а кто плохой. Просто есть разные стороны, и многие не понимают почему они находятся на той или иной стороне.
Не буду скрывать фильм А. Вайды является одним из моих самых любимых. В основу этой картины лег роман Ежи Анджеевского, который рассказывает о последних днях второй мировой войны. Перед нами молодой человек Мацек в исполнении Збигнева Цыбульского. Вместе со своим командиром получивший задание ликвидировать прибывшего коммунистического лидера. Но их задание срывается из-за фатальной ошибки. Пережидая это событие, они останавливаются в одном местном отеле, где Мацек влюбляется в одну красивую девушку. Переживая с ней ночь духовного и эмоционального сближения. Говоря об этом фильме нельзя не сказать, что Збигнев Цыбульский особая планета, если можно так сказать. Особый шарм этому придают его черные очки, неловкие движения, да и просто эта подкупающая улыбка. За все эти качества Цыбульского прозвали „восточным Джеймсом Дином'.Как искусстно герой Цыбульского переходит от бессилия до отчаяния, и гнева остается еще раз восхитится великим поляком. Резкий черно-белый фильм обладает качеством фильма вне времени. По своей стилистике его называют схожим с ранними советскими фильмами режиссеров Пудовкина или Эйзенштейна. Как поговаривают-это один из самых любимых фильмов Мартина Скорсезе вдохновивший его на работу с картиной отступники. Такие фильмы вне времени и вне политической конъектуры.
После дебютного 'Поколения' и затем 'Канала', Анджей Вайда снимает 'Пепел и Алмаз', последнюю картину из так называемой 'Военной трилогии' режиссера. Это картина, которой в последствии было суждено стать не только отправной точкой начала существования такого феномена как Польская школа кинематографа, но и краеугольным камнем в появлении Новых волн в разных уголках Европы. В своей эссенции, Новая волна это прежде всего уход от коммерческой натуры в пользу именно исключительного авторского взгляда. Кино начинает иметь выразительно личный авторский почерк и, особенно в случае режиссеров из стран Восточного Блока, с глубокой социально-художественной натурой, вопрошающей как и о культурной и социально-политической ситуации, так и о самой идентичности страны, ее истории. В этом смысле, 'Пепел и Алмаз' - одна из первых глобально культурно значимых картин, появившихся в Европе после Второй Мировой Войны, в которой автор, вместо того, что бы слепо следовать догматическим художественным традициям социалистического реализма, рисует действительность исходя сугубо из субъективного ее восприятия. Вайда все больше задумывается над вечными вопросами бытия, только в контексте послевоенной Социалистической Польши. 8 мая, 1945-ого года, последний день войны. Фильм, имея структуру классической греческой трагедии, повествует об одном дне из жизни двух бывших бойцов Польской Отечественной Армии, которые однажды боролись с фашистскими оккупантами за освобождение Польши, теперь нашли себя в стране-сателлите под идеологическим и политическим давлением Советского Союза. Их цель - убить секретаря обкома. Вроде цель проста, но в тоже время и бессмысленна. Они - бунтари только С причиной. Причиной и целью, которым не суждено стать явью. Фильм не имеет определенного про- или анти- социалистического контекста, а больше показывает обе стороны как противоположные части чего-то одного, которые лишь все больше и больше погружают страну во все беды и страхи гражданской войны. Символизм и эстетика тут играют огромную роль, ведь Вайда был выпускником художественной академии. Польша выглядит убого и разрушено, а атмосфера пропитана анархией и нигилизмом. Все персонажи в картине есть архетипы, которые показывают польское послевоенное общество на срезе. Главную аллегорию в картине автор повествует через стихотворение польского поэта Ц. Норвида, а в одной из сцен Вайда изображает на экране картину Фердинанда Рушица 'Земля', тем самым символизируя положение обычных рабочих и крестьян, которые, хоть и не участвуя в политической жизни страны, поставлены между двух огней и часто падают жертвой конфронтации разных политических сил. Тем не менее, автор не пессимистичен по отношению к будущему своей страны. Символически, чаще всего игрой со светом, но так же используя символы как, например, появление белого коня (что скорее всего в последствии и перенял Тарковский) или имя главной героини, напоминающее центральную фигуру в христианской религии, показывает, что все-таки есть выход из сложившейся ситуации. Он заключается в уходе от политической борьбы к тому, что исторически связывает польское общество вместе, а это прежде всего религиозное и культурное объединение. 'Пепел и Алмаз', безусловно, оказал огромное влияние на развитие авторского кино в целом. Без этого фильма, не понятно снял бы Андрей Тарковский свою дебютную картину, открывшую ему путь в большой кинематограф, 'Иваново Детство', которая очень сильно именно синематографически напоминает фильм Вайды. Кроме того, такие именитые режиссеры как Мартин Скорсезе и Френсис Форд Коппола часто говорят о фильме, как одном из любимых. 'Пепел и Алмаз' - это пример работы искусства, которое как бы не основывалось на сугубо национально-культурной среде, переступает ее пределы и обнаруживает себя среди различных глубоких и экзистенциальных проблем, знакомых людям с разных уголков планеты. Фильм затрагивает проблему отцов и детей, национальной идентичности, человеческих отношений и религиозных изысканий. Это картина, которая как бы не была чрезвычайно польская по своей натуре, крайне релевантна вне определенных культурных, политических или национальных рамках.
«7-го мая 1945-го. Провинциальный городок в Польше переживает первые дни свободы. Через несколько часов величайшая война в истории человечества закончится, Германия уже капитулировала безоговорочно. Но в эту последнюю ночь войны многие не будут спать спокойно». Горький фильм о заблудившемся на полях военных сражений поколении, о том, как привычка умирать мешает желанию жить. А также, проблеме гражданского противостояния на фоне внешней агрессии. В общем, очень актуальное и сегодня кино. «— Мы не умеем жить, мы научились только умирать. — Разве этого мало? — Мало». Бывшие бойцы польского Сопротивления после победы над общим, иноземным врагом оказываются по разные стороны в переходный период от войны к миру. Боец армии Крайовой Мачек Хельмицкий (рок-н-рольный Збигнев Цыбульский) сначала сражался с фашистами, теперь – с коммунистами. Но вместо партийного лидера, товарища Щуки он по ошибке убивает двух работяг. Жертвы принесены, но цель не достигнута. Перевернутый Бог молчит. Жертвы требует и Любовь, которую на своем пути встречает Мачек. Но найдутся ли у него силы, чтобы на полном ходу перескочить с поезда Смерти в поезд Жизни? У поляков не случилось «одной на всех победы». Мачек подобен герою вестерна: забавляется у барной стойки, принимает картинные позы, полевую фляжку предпочитает рюмке. Глядя на марширующих советских солдат, он не понимает: освобождена Польша или снова оккупирована? Мачек готов остановиться и подумать, но ему не дают возможности перевести дыхание. Бывшие «братья по оружию» требуют продолжения кровопролития. А больше похожие на мародеров новые функционеры устраивают пьяный пир под фальшиво звучащий полонез. И где в этом настоящем место человеку, который хочет бежать из прошлого в будущее? 9 из 10
Мачек окончил лицей, и его сразу забрали на войну. Вернее, война его забрала – разве был у него выбор, когда отечество звало? Поблизости был старший товарищ Анджей, были близкие и единственные в жизни друзья. Это и была настоящая жизнь. Но вот Германия капитулировала, друзья погибли, остался один только Анджей. И он сам. И у них уже новая работа – убивать своих соотечественников, чьи политические цели и идеи по восстановлению родной Польши разнятся с целями и идеями организации Армии Крайовы, а, значит, - и с их собственными. Война кончилась, но для них ничего не изменилось – лишь по ту сторону автоматной очереди теперь стоят знакомые когда-то лица… Фильм Вайды начинается с разящей своим ужасающим контрастом сцены убиения невинных польских рабочих с цементного завода. Это случилось ранним цветущим утром, около старой церквушки, а рядом стояла маленькая девочка с букетом полевых цветов, и, наверное, всё видела. И как-то жить после этого в мире, увидев собственными глазами, как на пороге Христовой обители умер человек, жестоко и фанатично расстрелянный, искавший здесь спасения? Но едва ли во взгляде матёрых бойцов Мачека и Анджея блеснёт хоть искра угрызений совести. Солдаты не привыкли задаваться морально-нравственными вопросами, когда им отдают приказ. Так ведь и жить легче. Достаточно и того, что каждый перед кем-то отвечает – вот пусть старший и решает, что хорошо, а что плохо... Предысторию описываемых событий можно увидеть в предыдущей работе Анджея Вайды, где он в кошмарных, почти мистически ужасающих подробностях поведал о трагическом исходе Варшавского восстания и о тех нечеловеческих страданиях, что пришлось пережить полякам в зловонном сумраке канализационных каналов. Из него и вышел главный герой «Пепла и алмаза», и теперь вынужден прятать блеск горящих глаз за тёмными очками, не в силах выносить солнечного света. Весь багаж, вынесенный им за годы войны, - старый армейский рюкзак, жестяная кружка и оставшаяся крепкой по долгу службы дружба с поручиком Анджеем... Збигнев Цибульский со своей неординарной и вневременной внешностью стал одним из ярчайших образов послевоенного поколения 'потерянных душ'. А картина Вайды давно вышла за рамки внутриполитического конфликта в Польше, став для современного зрителя актуальной именно как трагедия о внутренней борьбе человеческой души, о поисках правды и своего места в жизни. Снятая в 1958 году, она тем самым сделала Мачека Хелмицкого своеобразной предтечей годаровского Мишеля Пуакара, сроднив их как прожигателей жизни на последнем дыхании. В году же 1945 поляки – все как один – праздновали победу. И вот – властями устроен пышный послевоенный банкет, призванный притупить боль и заглушить горечь утрат, утопив её в пафосных речах и реках спиртного. За окном же, над улицами Европы летят слова походной песни красноармейца, выкрикиваемой в такт маршу солдатских сапог. Так или иначе - сегодня празднуем, а завтра строим светлое коммунистическое будущее. И кто-то уже отчётливо различает в нём давно чаемый пост министра, а кто-то чувствует безнадёжную обречённость и не понимает, что делать дальше. Мачеку не повезло – волею судеб он оказался не на той стороне, не осознавая ещё, конечно, что никаким политическим и военным целям Армии Крайовы не суждено сбыться. Но для Вайды, как художника и человека, всё же куда большее значение имеет выбор моральный. Такой, каким он неожиданно встаёт перед Мачеком после встречи в баре с Кристиной. Они провели вместе несколько часов в упоительной и спасающей от реальности близости, но Мачек всё равно уже решил для себя: та совершённая ошибка, те убийства должны быть исправлены смертью действительного врага поляков – коммуниста Щуки. Надо выполнить приказ. Разве есть у него выбор? Возможность порвать с прошлым по-настоящему осознаётся им только после 'освежившей' голову ночной прогулки с Кристиной. Наброшенная на плечи девушки куртка, запах фиалки у неё в руках, сломанный каблук, разговоры посреди руин, полустёршееся стихотворение на стене… очищающий мотив дождя и бредущего по улицам белого коня с понурой головой, явившиеся, словно из кадров фильма Тарковского… Может быть, это – настоящая жизнь, а не те кровавые бесчинства, что они творили с Анджеем? Может быть, пора остановиться? А через полчаса – уже вновь горящие диким неистовым блеском глаза и выстрел за выстрелом…раздаётся в небе треск праздничных фейерверков. Только теперь пришло полное, потрясающее душу откровение, - за что же он на самом деле боролся, что выиграл в этой войне? Каждый, будь то солдат или любой другой человек, в ответе не только перед старшим, но, прежде всего, - перед Богом. И из пепла войны не блеснёт алмаз, если даже близкие люди будут продолжать сгорать в агонии убийства. Попытка Мачека убежать запоздала. Он мчится из последних сил, но прошлое за спиной всё равно настигает, не позволяя взять верх бунту одиночки. Впереди же развеваются на ветру белые простыни. В голове почему-то мелькает образ русской девушки, стоящей в саду у бельевых верёвок и ждущей возвращения своего любимого с войны... Но для Мачека режущая глаз белизна простыни – символика близкой смерти. Она пока ещё не забрала его, но это вопрос времени. Остаётся лишь отчаянно дёргаться в предсмертных конвульсиях, ожидая своего часа... Могло ли быть иначе? 9 из 10
Еще в то время не большой, еще в то время совсем миниатюрный польский режиссер Вайда, миксуя нуаровую параферналию с барочным символизмом, а барочный символизм с польским фрачным застольем, на выходе из операционной явил вселенной виртуозно сшитого Франкенштейна, о компилятивной природе которого свидетельствуют одни только нитки. Разглядыванием этих самых ниток и занимается уже больше полувека человечество – то пощупает анахроничную джинсовку героя, то попробует ощипать его лицо до состояния Джеймса Дина – и занимается, по большей части, от отчаяния: надо же что-то со всем этим делать; ведь, если это есть – значит – это кому-нибудь нужно? Но все вайдовские инструментальные детальки, обзывай их хоть нитками, хоть гайками, хорошо умещаются лишь в формат тривии; стремящиеся числом к бесконечности аллегории – в принципе, туда же. Помаленьку символизируют тут более-менее все – настолько все, что можно уже откровенно на это дело забить и признать пошлую истину: «Пепел и алмаз» нужно не разглядывать, а смотреть. Он чересчур хорош как просто кино, ясное, чистое, незамутненное кино, чтобы еще и полноценно быть иносказательной притчей. Идеальный зритель «Пепла и алмаза» находится, к тому же, и абсолютно вне контекста, ему до лампочки армия Крайова и красно-белая во всех смыслах история, и он не собирается тягостно размышлять, что же будет с родиной и с панами, – идеальный зритель не в курсе, что доблестная цензура довольно долго пинала фильм, потому что режиссер считал коммунизм кругом неправым. Итак, абстрактная страна, абстрактный год после абстрактной войны. Как и подобает в таких обстоятельствах, главные герои образцово, на зависть тетушке Эрих, генерически потеряны; в остальном характеристики потом своеобразно позаимствует МакДона: два трагически неосторожных киллера – у одного рефлексия вслух и витиевата, а душа исполнена диалектики и недобитых надежд на светлое будущее с чистого листа, другой гранитно незыблем, но где-то там, глубоко внутри, страдает еще сильнее; начальство не ругается категорическим матом, но все же ощутимо довлеет Рэйфом Файнсом. И кто такой здесь этот метафорический Файнс – вот это существенный вопрос. Эпизодический майор не тянет, а больше будто бы и некому. На самом деле, фигура эта бестелесна и этим самым куда страшнее. Знакомьтесь, Идея, бессмысленная и беспощадная. У мрачного ведущего дуэта своя, у оппозиции в лице грустного коммуниста Щуки своя. Бессмысленная и беспощадная. И фильм Вайды оказывается в конечном счете пронзительно прост: жизнь есть только до первого важного выбора хоть какой-то идеи; а дальше все, прощай, адьос, чао, до видзения – чистый лист можно начать только смертью. А параллельно с основными событиями ответственный молоденький чиновник, открытый коммунист и тайный, на всякий случай, повстанец, рушит свою официальную жизнь, нажираясь в хлам и буяня на правительственном банкете. Быть может, это ничего на деле не значит, но послушайте! ведь, если он оттягивает на себя пятнадцать минут хронометража – значит – это кому-нибудь нужно? В рюмке спирт давно погас, остыл венгерский «Беломор». А на душе от слов и рифм перебор, перебор. А за окошком месяц май – месяц май сорок пятого все-таки года. Ну а что же, в конце-то концов, будет с родиной и с нами? А ничего; мы умрем, она останется; у дамы ведь праздник, у нее танцы и фейерверки фоном наших смертей.
Пожалуй, самый известный фильм в истории польского кино и сегодня поражает своей актуальностью и злободневностью. История бойца Армии Крайовой Мачека, по ошибке вместо высокопоставленного коммуниста Щуки, убившего двух простых рабочих цементного завода, и ныне не кажется устаревшей. Во многом, конечно, это обусловлено образом Мачека, разработанным совместно Анджеем Вайдой (который, к слову, тоже в своё время присягнул «идеологически неправильной» Армии Крайовой) и Збигневом Цибульским. Ориентировавшийся на образ Джеймса Дина из фильма «Бунтарь без причины» и носивший на съёмках повседневную одежду и солнечные очки (в которых он похож на инфернальную версию гайдаевского Шурика), Цибульский выглядит даже не то чтобы современником того польского поколения, для которого был поставлен фильм, а, скорее, неким вневременным элементом – человеком на все времена. Так что ставка Вайды на анахронизм полностью себя оправдала. Также оправдала себя ставка на камерность повествования. То, что могло быть социально-политическим памфлетом, оборачивается экзистенциальной драмой, практически полностью разыгранной в отеле. Трагедия польской раздробленности происходит не на улицах и площадях, а в душах людей на фоне подписания акта о полной капитуляции Германии 8 мая 1945 года. Попавший в плен обстоятельств смутного времени Мачек, вынужден снова скрываться в мире теней. Раньше, во времена Сопротивления это были каналы и катакомбы (из-за долгого пребывания в которых Мачек как раз и вынужден носить тёмные очки), сейчас это полумрак бара и отельного номера, где он пытается найти упокоение в объятиях барменши Кристины. Действие разворачивается неспешно. Вайда мастерски скрещивает фильм-нуар с бергмановской камерной драмой. Тонко выстроенные мизансцены, игра теней и света, лирико-трагическое взаимодействие Мачека и Кристины – всё в конечном итоге работает на подготовку к единственно возможной в сложившихся условиях развязке. На протяжении всего фильма Збигнев Цибульски играл по-минималистски, бережно относясь к рисунку своей роли и внимательно следя за мимикой и жестом. Однако в трагическом финале он, словно бы предчувствуя свою ужасную гибель под колёсами поезда в реальной жизни, действует по принципу разжавшейся пружины и даёт ту степень экспрессии, которая зачастую воспринимается как неестественная (похожим образом он сыграет в вайдовской новелле из киноальманаха «Любовь в двадцать лет»). Однако он не выпендривается и не играет на публику, а всего лишь переводит свою игру из умственного уровня на телесный, а тело, что важно, во многом гораздо чище и честнее разума. Плотская экспрессия и зигзагообразный жест, словно бы выводят Цибульского в иную сферу, заставляют преломлять внутрикадровое пространство, попутно открывая некое четвёртое измерение актёрского мастерства. Финальный поединок Мачека с собственными демонами, воспринимается словно реквием по уходящей Польше. Стране, обращающейся в пепел, дабы, так и не приняв (особенно в культурном смысле) «социалистический рай», возродиться подобно фениксу и засиять новым алмазом в точном соответствии с пророческими строками Циприана Норвида. Збигнев Цибульский уйдёт преждевременно и не застанет рождение новой Польши из забастовок работников гданськой судоверфи и триумфального шествия общенационального движения «Солидарность». Но Анджей Вайда зафиксирует это рождение в своём «Человеке из железа» - фильме триумфаторе престижного киносмотра на набережной Круазет.
Пепел и Алмаз – фильм Анджея Вайды. Многое здесь говорит о том, что этот фильм отнюдь не однозначен. Цибульский именно романтик-убийца, в то время как председатель – обычный дяденька, не могущий разобраться с проблемами в своей семье, любящий банкеты. Герой умирает именно от выстрела русских солдат – именно они восстановили справедливость? И в фильме, и в послевоенной Польше? Фильм дает неоднозначные ответы. У председателя драма – но ни он, ни его сын не показаны выдающимися, в то время как Збигнев Цибульский выражает свое «Я». И есть всё же не так много хорошего в той ситуации, что мы видим сейчас… «Тогда хоть было понятно в кого стрелять». А теперь? «Польша взорвалась», закрытие шторы при виде русских солдат, разговоры на кухне о том, что не стоит больше пускать сюда этого подполковника и самое едкое – разговор с женщиной, сидящей у туалета, о том, что сегодня много человек прейдут блевать, но сейчас, пока ещё произносят приветственную речь, – блевать не пойдут. А блевать то после чего пойдут? – Да юбилей, или день рождения, чей проводится, черт его знает – 8 мая 1945 года. Когда все только умещается в один день. Словом никто не обмолвится, но мелкие детали не дадут зрителю пропустить замысел. -Что вы делали во время Варшавского восстания -Стрелял по немцам, как и все -А сейчас по полякам? -А вы – по воробьям? И воробьи – как ирония, или как, правда – из каких чувств стреляют по воробьям? Игривость нахлынула? Такая ерунда вокруг, такая мелочь, весь апофеоз заказанного на высшем уровне банкета запшикивается из огнетушителя! Здесь обретает свою неясность все - и жертва, которая могла или не могла бы быть убита, и пострадавший заместитель министра, актер замечательного фильма про Пищика, нашедший на свою голову какого-то редактора (к слову, умеющего приглашать людей к речи и говорить: в ответ на «Вечер уже испорчен. Я не люблю банкеты» - свои подбадривания. Хорошо сыграла и актриса, играющая официантку у барной стойки. Весьма необычно она сыграла покинутость женщины – родом из деревни, но понятной варшавянину, который испытывает, возможно, разные с ней, но также противоречивые чувства. Да, очень интересна девушка, работающая в баре, но умеющая читать древние надписи на памятниках архитектуры. Порой это напоминает фарс последующего Эмира Кустурицы, однако итальянцев это не напоминает (Феллини), а напоминает именно поляков – со своим полонезом и т.д, и т.п. Если взять середину фильма – то эта картина напоминает нам фильмы периода морального беспокойства. Но жестокость концовки сравнится с картиной «Навылет», находящегося несколько за рамками, - настолько концовка картины оказывается беспощадной.
Лучший фильм польского кинематографа всех времен! Главный герой один из самых любимых актеров польского зрителя! Вероятно, это самая ранняя картина в мировом кино о «хорошем» киллере. О предшественнике Леона и Данилы Багрова. У меня главный герой в каждой сцене вызывает только раздражение. Любой его поступок, жест, даже смех неприятен. При всем желании, сочувствия Мацек Хелмицкий не вызывает. И вовсе не потому, что он убийца. При всей симпатии режиссера к герою и его товарищам, он понимает, что их время еще не пришло. Борцам за свободу, или попросту террористам, к которым принадлежит главный герой, Вайда противопоставляет коммунистов. Последние лишь упиваются своей властью, которую поддерживают непобедимые советские войска. Вечеринка важных лиц в ресторане заканчивается фарсовым скандалом. У «главного коммуниста», Щуки, проблемы в семье. Весь фильм кажется мне фальшивым. Как-то не верится в искренность чувств Мацека и Кристины. Факелы в стаканах со спиртом – тоже не впечатляют. Юмор в картине такой, что вызывает лишь ехидно-жалостливую усмешку. «Полонез Огинского» в эпилоге – дешевый пафос. Вообще, фильм переполнен символами – одно название чего стоит. Они-то и возводят, видимо, эту картину в ранг признанного шедевра. Но, наверно, в лентах 50-х мы привыкли «болеть» за коммунистов, поэтому их убийц мне трудно принять за хороших парней.
«По новым данным разведки Мы воевали сами с собой». (Б. Г. «Поезд в огне».) Как вы думаете, сколько всего в мире таких идей, за которые не боролись бы люди? Сколько уже таких абстракций, за которые не лилась кровь – чья угодно? Да, много. Но, хочется вас спросить, а вы сами то в них верите? Впрочем, эти вопросы не имеют особого смысла. В конце концов, верить можно во что угодно, идти можно куда угодно. Мир потрясающе огромен. И вы можете выбрать себе любой путь, не забивая себе голову о смыслах, о том, что правильно или не правильно, что истинно, что ложно. В конце концов вы поймёте, что нет ничего, ничего правильного или не правильного. И все пути одинаковы. Мы все идём в одном направлении – в никуда. И так было всегда. Научно доказано, что для рождения Вселенной не было никаких особенных причин. Она возникла случайно, должно быть, как квантовая флуктуация и когда - ни будь растворится в пространстве, из которого была рождена. Понимаете, смыслы – это изобретение разума. Это защита ограниченного разума от ужасающей бесконечности. Я скажу до безобразия банальную вещь, но все эти высокие идеи, устремления, светлые идеалы, за которые люди на протяжении всей истории убивали друг друга – только дым, пелена, предназначенная только для того, чтобы скрыть истинные причины всей этой непрекращающейся бойни. Чужие идеалы, ложные обещания, постоянный страх. Под пёстрой оболочкой красивых слов и великих идей всегда почему-то оказывается обыкновенное дерьмо. Вы можете быть кем угодно и идти куда угодно. Но если вы не понимаете, что различия в путях иллюзорны, вы - глупец. И вы будете страдать из-за этого. Главный герой фильма, Мацек, этого не знал. Он был тем самым глупцом, который наивно полагал, что между пеплом и алмазом есть какая-то разница. В конце концов, он это поймёт, но будет поздно. Как и всегда, собственно. А пока он верит в истинность своих идеалов. Он думает, что его желания – его с самого начала, что за низ стоит убивать. Даже ошибка, стоившая жизни простых рабочих, которые здесь и вовсе не при чём, не такая уж и большая трагедия. Так, досадная оплошность по сравнению с тем, ради чего всё это имеет место быть. Цель, как всегда, оправдывает средства, разве нет? И эта вера заставляет его вновь и вновь отправляться солдатом на свою непрекращающуюся войну. С кем? С чем? За что? Ведь, он был студентом, подавал надежды. Но началась война, и чьи-то крикливые лозунги ввергли его в череду убийств. И с этих пор его жизнь – это смерть для других. Сначала для фашистов, потом – для коммунистов. Мацек словно разрывается между двумя взаимно противоречивыми стремлениями – между своей, как ему кажется, войной и желанием спокойной жизни, свободной от убийств, с той, которую он чуть было не назвал любимой. Но прошлое его не отпустит. Последнее убийство будет более чем символичным – как торжество абсурда и равенства между пеплом и алмазом, между геройством и злодейством. В конце концов вся эта борьба обнажит свою истинную сущность. Там, под кровавыми простынями, в грязных подворотнях истерзанного войной города, в кучах мусора он поймёт, что всё это время воевал с самим собой. Со своими истинными желаниями. И, как говорится – «всё суета и томление духа». Ведь, жизнь могла бы быть совсем другой, без этой лжи самому себе. Могла бы быть любовь, покой и простое человеческое счастье. И Война не стала бы пожизненным приговором, амнистией для которого может быть только смерть. 9 из 10
Есть в этом фильме какая-то глубокая и извечная тоска, которую не выразишь словами. Лента снята тонко, пронизана удивительными, грустными и нежными мотивами. Свою беззащитность Мацек (Збигнев Цибульский) прячет за большими стеклами темных очков. С грустной иронией говорит он своей случайной любовнице Кристине (Ева Кшижевска), что очки эти он носит в знак «неразделенной любви к Родине». Мацек очарователен, нежен, и как-то по особенному одинок и уязвим. В нем все еще много ребячества и мальчишеского безрассудства. Война кончилась, но её жестокие правила перетекли в мирную жизнь, с той только разницей что потеряли свой смысл и справедливость. Мацек чувствует это, и оттого похож на обманутого ребенка, которого вдруг отдали в чужой дом к фальшиво улыбающимся людям. Потому чувствуя на своей щеке обжигающее дыхание Кристины, он повторяет за ней беспомощно и бессознательно: «Страшно». И потом прижимается к её груди совсем по детски жалко, словно боится что призрачное счастье вдруг выскользнет из рук, окажется миражом. Мацек живет в невнятном мире старых призраков. Войны нет, но осталась неразбериха, старые принципы и правила, осыпающиеся пеплом, прежняя ясность, понимание своих желаний остались в прошлом, развеялись пороховым дымом. Осталась потребность в нормальной жизни, в человеческом тепле, хочется жить по-новому, перестать убивать, перестать делить людей на своих и врагов. По сравнению с вечным, человеческим жестокие амбиции людей кажутся нелепыми, странными. Главные герои чувствуют что есть в жизни что-то важное, настоящее. Сказать об этом невозможно, но это можно почувствовать. Любовь двоих показана у Вайды необыкновенно глубоко. Замечательны крупные планы беспомощных и прекрасных лиц Мацека и Кристины лежащих рядом в гостиничном номере. Беспомощно гладит Мацек щеки Кристины, заглядывает ей в глаза, хочет удержать рядом. Изысканно красивы, пронизаны умиротворенностью сцены где Мацек и Кристина оказываются в старом полуразрушенном костеле. Здесь все пропитано спокойствием, время наложило отпечаток на это святое место, оно кажется волшебным, последним пристанищем заблудившегося, обреченного героя. Именно обреченность видна во всей красивой фигуре Мацека. Даже когда он смеется обнажая белоснежные зубы, даже когда картинно улыбается, этот мутный отпечаток лежит на нем... В этой судьбе запутавшегося, сильного и одновременно слабого человека есть тот трагизм, который пронизывает судьбы всех людей попавших под так называемый жернова истории. Ослепительно красивый и молодой Мацек после войны не находит своего места в жизни. Известно, что большое влияние на роль Мацека оказала роль Джеймса Дина в фильме «Бунтовщик без причины». Это еще один бунтующий без смысла, бунтующий как ребенок, и оттого обреченный на поражение. На мой взгляд Вайда снял красивый и глубокий фильм, где показано что властолюбие, борьба за то чего не существует, амбиции и карьеризм, меркнут на фоне разворачивающейся истории любви.
По настоящему отличный польский фильм, он как раз из тех, которые называют шедеврами, которые интересно смотреть спустя уже больше 50 лет. Это очень драматичная и грустная история, происходящая в самом конце войны, о польском партизане, которому вдвоем с напарником нужно было убить одного высокопоставленного коммуниста, но по ошибке они расстреливают двух ни в чем неповинных трудяг и вынуждены теперь скрываться в своей стране. Этот фильм захватил меня в первую очередь очень яркой драматической линией, которая просто не может оставить равнодушной. Война закончилась, но война внутри людей до сих пор продолжается, а люди с упоением вспоминают военные годы, в которые было все предельно ясно, кто враг, кто свой, кого спасать и для чего. А в центре событий наш герой Мацек, которого потрясающе сыграл Збигнев Цибульский, очень обаятельный персонаж, восприятием и поведением напоминает больше ребенка или подростка, чем взрослого человека, он вынужден выбирать между своим долгом и своей жизнью, но вся драма в том, нужен ли он этому миру? Нужны ли сейчас такие герои? И кто он - герой или жертва обстоятельств? Финал картины предельно ясен, но все же остается открытым. Так же это один из таких фильмов, где наравне с драматургией, автор не забывает и о визуальной составляющей. Фильм очень красивый и эффектный, каждый кадр представляет собой маленькое произведение, сцены стрельбы производят впечатление, а последние минуты фильма настолько ярко передают эмоции, что невозможно остаться в стороне. Не смотря на солидный возраст, фильм не утратил своей актуальности из-за своей неоднозначности, а мастерская работа всей съемочной группы без ироничной маски позволяет наслаждаться картиной спустя полвека. 10 из 10